Уроки мельбурнских встреч

В конце марта в Мельбурне (Австралия) работали научный семинар и конференция, посвященные компаративному исследованию голодных лет в различных странах мира. Обсуждение массового голодания людей в новейшее время ведущими учеными Европы, Северной Америки и Азии впервые.

Мельбурнские встречи показали, что нам нужно убедить в своей правоте международную общественность, у которой есть сомнения в отношении геноцидной природы Голодомора. В общении с учеными стало более понятным, почему они сомневаются.

Мир должен признать принятый украинским парламентом Закон «О Голодоморе 1932—1933 годов в Украине» с выводом о геноциде. Но дипломатическая, научная и просветительская работа, направленная на международное признание украинского Голодомора геноцидом, должна быть существенно скорректирована.

1. НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ГОРОДЕ, УНИВЕРСИТЕТЕ И СОСТАВЕ УЧАСТНИКОВ

Население Мельбурна 3,5 млн., но по площади это один из крупнейших городов мира. На улицах, за исключением делового центра, мало пешеходов. Жители передвигаются главным образом на автомобилях или велосипедах. Небоскребы встречаются только в деловом центре. Господствуют коттеджи и длинные двухэтажные дома с квартирами в двух уровнях. В разбросанных местами многоэтажных домах живут преимущественно недавние иммигранты. Переплетение классического стиля викторианских домов с супермодерной архитектурой производит шокирующее впечатление. Общество мультикультурное, но традиции Великобритании чувствуются на каждом шагу (вплоть до левостороннего движения на дорогах).

В городе работают несколько университетов, старейший из них — Мельбурнский. Главный кампус расположен в самом центре. По планировке и архитектуре он напоминает кампусы Кембриджского (Великобритания) или Гарвардского (США) университетов. Университет находится в топ-списке 20 учебных заведений мира. Учатся в нем 45 тыс. студентов, в том числе более 10 тыс. граждан из 100 стран мира. Особенно много студентов из КНР, Южной Кореи, Индии, а так же Индокитая.

Советология как научное направление родилась в университете с прибытием представителя основанной Эдвардом Карром Бирмингемской школы экономической истории Стефена Уиткрофта. Его коллектив имеет творческие связи с североамериканскими, европейскими и российскими научными центрами. За последние несколько десятилетий Мельбурнский университет повернулся лицом к главным центрам азиатской науки. Все это позволило организовать представительную встречу ученых, которые специализируются на демографических катастрофах ХХ века.

На мельбурнских встречах рассматривались три группы тем: голод 1932—1933 гг. в СССР, голод в различных регионах мира во время Второй мировой войны и, наконец, голод 1959—1961 гг. в КНР.

Об украинском Голодоморе докладывали Валерий Васильев, Стефен Уиткрофт и Станислав Кульчицкий. Казахский голодомор анализировался в докладах Сары Камерон (Йельский университет, США), Роберта Киндлера (университет Гумбольдта в Берлине) и Никколо Пианчиоли (университет Тренто, Италия). В докладе Виктора Кондрашина (Пензенский университет) рассматривался голод в Нижнем Поволжье.

Бенгальскому голоду 1943—1944 гг. был посвящен доклад профессора Дублинского университета (Ирландия) Кормака О’Гради. О голоде в Индии рассказывали также Кристина Твомей (университет Монаш в Мельбурне) и Эндрю Браун (Мельбурнский университет). Сообщение о голоде 1944—1945 гг. во Вьетнаме сделал Вел Нун (Мельбурнский университет). Виолетта Гиониду (Ньюкасл, Великобритания) посвятила доклад голоду в Греции. Джон Барбер (Кембридж, Великобритания) показал последствия ленинградской блокады. Его доклад сопровождался демонстрацией страшной киноленты, которую создала для медиков Ленинградская студия в 1943 году. С. Уиткрофт остановился на голоде в неоккупированной части СССР.

В современном Китае о голоде 1959—1961 гг. желают не вспоминать. Исключением является Гонконг и, в определенной мере, Шанхай. Тем не менее, профессор Гао Ванмин (университет Ренмин в Пекине) прочитал доклад на эту тему. Анализ голодных лет был представлен также в выступлениях Джеймса Кунга и Чен Шу (Гонконгский университет), Стефена Моргана (университет Ноттингема, Великобритания), Феликса Вемауэра (Венский университет, Австрия), Вей Ха (ООН), Винни Фанг (Гарвардский университет).

Украинский Голодомор находился в центре внимания. Во-первых, его проблематика рассматривалась как на семинаре, так и на конференции. Во-вторых, после конференции был организован круглый стол, на котором дискутировался вопрос о том, можно ли считать этот Голодомор геноцидом. В дискуссии участвовали не только ученые (к которым присоединился профессор Монреальского университета в Канаде Роман Сербин), но и представители украинской и русской общин Австралии.

2. МОЯ ВЕРСИЯ ГОЛОДОМОРА

Соорганизатор круглого стола, председатель Союза украинских организаций Австралии Стефан Романив, был удовлетворен обсуждением. Хотя каждый остался при своем мнении, для него важным было уже то, что тему вынесли на суд международной научной общественности. Что касается содержания моего доклада и выступлений в дискуссии, Романив вежливо заметил: «Ваша версия является интересной». Чувствовалось, однако, что его удовлетворял только вывод: Голодомор признавался геноцидом.

Хорошо ли, если вывод о геноциде вытекает из версии, т.е. гипотезы? Подзаголовок одной из моих книг на тему Голодомора так и называется: интерпретация фактов. Кто-то может поставить существующие факты в другой последовательности. Но разработка гипотез является необходимостью. В вынесении суждения о геноциде невозможно ограничиваться констатацией масштабов демографической катастрофы. Нужно объяснить, как эта катастрофа происходила. После верификации гипотеза может превратиться в теорию.

Часто указывают на то, что мои исследования Голодомора — заказные. Стремясь доказать это, критики ищут противоречия в суждениях, опубликованных в разное время. Это обесценивает, как им кажется, выводы последнего времени. На такую критику могу дать два ответа. Во-первых, вывод о геноциде я сделал еще в советские времена, т.е. в качественно отличной политической ситуации. Во-вторых, научный поиск может завершиться результатами, которые противоречат предыдущим. За два десятка лет я пересмотрел немало собственных утверждений и вышел на новую версию геноцида. Раньше я ограничивался констатацией масштабов демографической катастрофы, и эта позиция была скорее эмоциональной, чем научной.

После распада Советского Союза появились солидные труды на тему голода 1932—1933 гг. Если тема Казахского голодомора остается непопулярной в своей стране, то на Западе находятся ученые, готовые изучать ее. Если в России исследования о голоде разворачиваются с целью противостоять стремлению украинской стороны добиться международного признания Голодомора геноцидом, то установленные в них факты имеют собственную ценность независимо от намерений авторов монографий или составителей документальных сборников. Постараюсь далее доказать это, используя опубликованную в прошлом году в издательстве «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН) фундаментальную монографию В. Кондрашина «Голод 1932—1933 годов: трагедия российской деревни».

Коротко остановлюсь на сути моей версии. Несложно установить, что осуществленный И. Сталиным коммунистический штурм 1929—1932 гг. привел к народнохозяйственному коллапсу. Это был такой же коллапс, который постиг советские республики во время штурма 1918—1920 гг. Руководители партии стремились силой воплотить в жизнь утопию — общество без частной собственности, товарно-денежных отношений и рынка. Встретившись с коллапсом, Сталин признал право собственности колхозников и единоличников на их продукцию и ограничился установлением продовольственного налога вместо безразмерной продразверстки. Вследствие этого ленинская государство-коммуна оказалась недостроенной, но удалось преодолеть коллапс, внешним проявлением которого стал неожиданный для власти голод во многих регионах СССР (в том числе и в Украине). В то же время в том же январе 1933 года Сталин провел конфискацию нехлебного продовольствия в крестьянских усадьбах УССР и Кубани. Эта чекистская операция создала условия, несовместимые с физическим выживанием людей. Историки должны доказать, что она действительно имела место, а правоведы должны подтвердить ее соответствие критериям Конвенции ООН о геноциде от 9 декабря 1948 года.

В 2005 году я стал работать над второй монографией о Голодоморе (первая увидела свет в 1991 году). Во время разработки темы начали появляться статьи в газете «День», напечатанные в 2007 году отдельной книгой. Монография с научным обоснованием новой версии событий также была опубликована. В этих книгах рассказывалось о том, что чекистская операция была замаскирована под хлебозаготовку. Результатом ее стала гибель миллионов украинских крестьян. Она осталась незамеченной в условиях общесоюзного голода (с сотнями тысяч жертв) и примененной против Украины информационной блокады, которая сочеталась с физическим блокированием крестьян в местах проживания. Сталин позднее уничтожил трех из пяти непосредственных руководителей операции — В. Балицкого, Е. Евдокимова и П. Постышева. Остались двое — Л. Каганович и В. Молотов.

Реконструкция событий, связанных с украинским Голодомором, похожа на то, как составляют обломки вдребезги разбитой вазы с нарисованным портретом. Можно, конечно, обвинять исследователя в том, что он фиксирует только факты, которые подходят для подтверждения теории геноцида. Но найденные обломки складываются по линиям разлома, а на вазе, как не комбинируй обломки, постоянно проступают черты сталинского лица.

К сожалению, на открытую дискуссию мои оппоненты не идут. «Строительный материал» этой версии игнорируется или интерпретируется по-другому. Это показали как встречи в Мельбурне, так и упомянутая выше книга В. Кондрашина. Поэтому смысл этой статьи вижу в том, чтобы защитить свою версию.

3. ДВА ЛИЦА ТЕРРОРА

Во время мельбурнских встреч пришлось убедиться в том, насколько важно вкладывать одинаковый смысл в понятия, вокруг которых происходит дискуссия. Речь идет о согласовании двух понятий — геноцида и террора голодом. Второе из них (terror-famine) ввел в обращение Р. Конквест в 1986 году. Ученый считал, что террор голодом оказался орудием геноцида.

Термин «террор голодом», как кажется многим, не имеет ничего общего с понятием геноцида. Цель государственного террора, либо индивидуального или группового терроризма известна: заставить выбрать желаемое поведение путем запугивания. Однако наши коллеги на Западе должны понять качественную разницу между «красным террором» в советской России, который уже в декабре 1917 года стал институционно оформленным (тогда возникла ВЧК), и террором в других странах. «Красный террор» приобрел сверхъестественные масштабы, потому что в стране, население которой состояло, главным образом, из мелких владельцев, строилась лишенная частной собственности квазимарксистская утопия — рожденное в голове В. Ленина государство-коммуна. Большевики не только истребляли своих противников или тех, кого называли «бывшими людьми». Они не колебались срезать под корень или принудительно перемещать в отдаленные регионы целые социальные слои и национальные сообщества. Вследствие этого Красный террор, оставаясь средством запугивания, иногда приобретал второе лицо, превращаясь в геноцид.

Смотря на украинский Голодомор глазами западных исследователей, я понимаю их осторожное отношение к его отождествлению с геноцидом. В Мельбурне изучались случаи голода, вызванные природными катаклизмами, военными действиями или действиями определенных правительств. Все соглашались с тем, что массовый голод 1932—1933 гг. в СССР и 1959—1961 гг. в КНР были вызваны действиями правительств, осуществлявших социально-экономические преобразования методом проб и ошибок. Политика «большого перелома» в СССР и «большого скачка» в КНР имела одинаковый результат: глубокий экономический кризис. При этих условиях правительства усиливали давление на крестьянство и прибегали к конфискации урожая, чтобы удовлетворить потребности, которые провозглашались первоочередными. Конфискация урожая создавала ситуацию искусственного голода, сопровождаемого массовой смертностью. В частности, советское правительство жертвовало жизнью крестьян, чтобы получить хлеб для централизованной поставки городского населения и рабочих на новостройках, а также для экспорта. Обмен хлеба на заграничную технику для новостроек выглядел особенно цинично в условиях голода. Но такую политику не стоит отождествлять с геноцидом — у нее была другая конечная цель.

Имеют ли смысл количественные показатели смертности для вывода о геноцидной природе голода? Китайский голод 1959—1961 гг., во время которого погибло до 30 млн. крестьян, никто из присутствующих на мельбурнских встречах не назвал геноцидом. Так же никто из докладчиков и участников дискуссии не назвал геноцидом казахский голодомор.

Что вытекает из сказанного выше? Человек умирал от созданного правительством голода в двух случаях: а) когда государство отбирало хлеб, а в хозяйстве другого продовольствия не находилось; б) когда отбиралось все съестное с одновременной физической и информационной блокадой ограбленной таким образом местности. Однако в первом случае действия правительства приводили к смерти от голода, а в другом — это было убийство голодом. Мы никогда и никого не убедим в том, что Голодомор был геноцидом, если будем объяснять его причины хлебозаготовкой.

Смерть от голода, вызванного хлебозаготовкой, постигла сотни тысяч людей в сельской местности различных регионов СССР, в том числе, в Украине. Десятки, если не сотни тысяч людей погибли в городах вследствие снятия определенных категорий населения с централизованной поставки хлеба. Вызванная голоданием смертность в УССР в 1932 году, или в Республике немцев Поволжья в 1933 году, имела своей первопричиной очень завышенные хлебозаготовительные планы. Но невозможно выявить мотивы, по которым происходила раскладка планов по регионам. Каждый может отрицать наличие особого «внимания» Кремля к украинцам и немцам и объяснить повышенные планы экспортной специализацией этих регионов.

В отличие от хлебозаготовки, конфискация всего съестного обозначала только одно — убийство голодом. Другую интерпретацию этому действияю найти невозможно. Поэтому вслед за Р. Конквестом необходимо сделать вывод о наличии в действиях Кремля относительно УССР и Кубанского округа РСФСР террора голодом.

Российская сторона считает, что украинцы желают отделить свой голод от общесоюзного только для того, чтобы отяготить виной за геноцид современную Россию. Действительно, такие обвинения раздаются со стороны маргинальных политиков и безответственных публицистов. Но ученые ограничиваются рамками Украины из-за того, что работать в архивах РФ по этой теме тяжело. На семинаре В. Кондрашин утверждал, что голодная смертность в Нижнем Поволжье (куда входила Республика немцев Поволжья) сопоставима со смертностью в Украине. Если это так, то остается установить, была ли у повышенной смертности террористическая составляющая, после чего сделать вывод — можно ли считать геноцидом то, что творилось в этом регионе. У нас другая задача: доказать геноцидную природу террора голодом, направленного против украинского народа.

Начну с того, что замена продразверстки продналогом была осуществлена одновременно с террористической акцией, направленной против УССР и Кубани. Это доказывает, что Сталин отделял оба украиноязычных региона от остальных. Экономические меры, доказавшие свою эффективность еще в 1921 году, он сочетал в этих регионах с террористическими.

Важно подчеркнуть, что полная информационная блокада акции по изъятию нехлебного продовольствия была совмещена с настойчивой эксплуатацией сформулированного В. Лениным лозунга: «Кто не работает, тот не ест». Это доказывает, что убийство голодом сочеталось с традиционной функцией террора — запугивающей.

В моей монографии, которая вышла из печати в 2007 году, есть подраздел «Воспитание убийством», в котором рассмотрена запугивающая функция террора голодом. Приведу оттуда один показательный вывод наркома земледелия УССР Александра Одинцова, который посетил с инспекцией самые пораженные районы Киевской области: «Растет сознательность людей, в частности голодающих, и злоба против тунеядцев и воров. Добросовестные колхозники — за смерть от голода лентяев и воров». Вывод поражает, но мы должны понимать, что этот нарком (позже все-таки репрессированный) вынужден руководствоваться сталинской установкой. Выступая на Всесоюзном съезде колхозников-ударников 19 февраля 1933 года, Сталин заявил, что сформулированный Лениным лозунг :«Кто не работает, тот не ест» ,как никогда, актуален и направлен «против тех, кто сам лодырничает и хочет за счет других поживиться».

Как видим, запугивающее лицо советского террора проступает в Голодоморе чрезвычайно выразительно. Рассмотрим теперь его второе лицо — механизм убийства голодом огромной массы людей.