Уроки скептицизма

Однако недавно народный депутат, председатель подкомитета по вопросам судебно-правовой реформы Виктор Мусияка таки согласился на разговор с корреспондентом газеты «День». Его темой стали как события минувшей, так и последующей сессии.
— Виктор Лаврентьевич, незадолго до парламентских выборов возглавляемая вами партия «Вперед, Украина!» присоединилась к блоку «Наша Украина». Однако уже в конце первого сессионного месяца вы заявили о своем выходе из рядов фракции. Кое-кто склонен считать, что «Наша Украина» была для вас только «крышей» для прохождения в парламент...
— Подобные мысли — это результат поверхностного восприятия. Так могут считать только те, кто меня не знает, или же «новички» в политике, которые хотят задеть за живое, или, как говорится, «достать» меня. Однако это упрощенный подход, и я не хотел бы особенно его анализировать. Я еще раз повторюсь, так думают мои недоброжелатели. Но я все это пережил и думаю, что, по большому счету, серьезные политики понимают, что не этот мотив был определяющим в моем вступлении в «Нашу Украину». А относительно «крыши», то на этот счет у меня были разные предложения, из которых я мог выбирать. В конечном счете, можно было идти индивидуально. Но, как бы там ни было, все мои действия и до и после вступления в «Нашу Украину» направлялись на то, чтобы быть максимально полезным в этом объединении. Более того, могу сказать, что я не с первого раза согласился на предложение присоединиться со своей партией к блоку. И это также, по-видимому, является свидетельством того, что я не схватился за этот, как кое-кто считает, шанс.
— Но ведь вы все-таки вошли в блок. Что стало катализатором такого шага?
— Я сделал свой выбор исходя из того, что воспринимал нормальным, гармоничным и органическим то, что продуцировала в то время «Наша Украина». К тому же лозунги и цели, которые она ставила перед собой, были для меня приемлемыми. Но впоследствии оказалось, что есть и другие факторы, которые я просто не учел. Они проявились уже в процессе пребывания в составе фракции.
— Эти «другие» факторы проявились после того, как «пакет» от «четверки», в котором фигурировала ваша фамилия, оказался непроходимым. Не это ли стало той искрой, которая разожгла известный конфликт с Ющенко?
— Во-первых, никакого конфликта не было, — просто накопились различные вещи. И если кое-кто склонен искусственно раздувать какой-то факт, то это абсолютно примитивно. Это есть свидетельство того, что политиков, как правило, воспринимают как людей чрезвычайно корыстных и амбициозных, которые во что бы то ни стало стремятся получить «политические дивиденды». А по большому счету, когда речь идет о каких-то там должностях, то я рассматриваю эти вещи только как возможность быть полезным, а также, безусловно, более производительно и эффективно реализоваться самому. Хотя в контексте всего, что происходило, это также фактор, который сыграл соответствующую роль в том, что произошло.
— Как долго вы планируете быть одним из девяти внефракционных депутатов? Поступали ли вам предложения вступить в какую-то из фракций?
— Сейчас я действительно внефракционный. (Между прочим, по-видимому, разочаровал многих из тех, кто злобно пытался доказать, что в своих действиях я руководствовался желанием получить определенные должности). Однако думаю, что политику, который пытается быть эффективным и полезным, долго быть внефракционным нельзя. Необходимо все-таки сходиться с какой-то политической силой, ведь очень много процессов в парламенте определяются именно деятельностью фракций. Межфракционные переговоры, договоренности часто имеют огромное влияние на конкретные решения, которые принимает Верховная Рада. Собственно, прохождение тех или других решений является результатом договоренностей сначала внутри фракции, а потом — между фракциями. Когда же решение доходит до сессионного зала, создается впечатление, как будто оно принимается внезапно, в то время как все абсолютно четко определено до этого. А когда депутат внефракционный, он не берет участия во всех этих процессах. Поэтому, так как деятельность фракции является чрезвычайно важной, я буду определяться в своей дальнейшей фракционной судьбе уже на следующей сессии. Думаю, в начале нового политического сезона будет видно, какие конструкции или политические структуры могут появиться.
А относительно предложений от других фракций, то буквально на следующий день после моего выхода из «Нашей Украины» меня приглашали к себе практически все фракции. Кроме того, в процессе разделения «Единой Украины» поступали приглашения от новообразованных фракций и групп. Так что в этом смысле без предложений я не остался. Думаю, это свидетельствует о том, что на меня можно полагаться как на политика, как на специалиста и, в конечном счете, как на человека. Я в политике не первый день, и люди меня знают.
— Осенне-зимний период обещает быть не по сезону жарким, особенно для правительства, прогнозируют большинство политологов. А каковы ваши прогнозы?
— Этот период, думаю, будет жарким не только для правительства. Осуществление всего первоочередного, что должно состояться в Верховной Раде, я не представляю себе иначе, чем экстраполирование деятельности парламента на деятельность всех других органов власти, в том числе и на правительство. Конечно, принимая во внимание подводку под недоверие правительства (что тянется еще с летней сессии), а также на требования представить доработанную программу, у меня нет никаких иллюзий относительно того, что ожидает правительство. При этом его судьба вряд ли будет зависеть от тех или иных результатов в экономике. Думаю, — исходя хотя бы из того, что мы из одних выборов перманентно вошли в другой избирательный процесс — зреет чисто политическое решение. Поскольку подготовка к президентским выборам фактически началась, то обязательно появятся факторы, которые и станут определяющими в судьбе правительства. Возможно также появление абсолютно новых людей на политическом небосклоне, что и будет обусловлено идеями, связанными со следующими президентскими выборами. При таких условиях максимально, что может сделать правительство, — это не делать ничего резко. Я не к тому, чтобы правительство вообще не занималось экономикой. Наоборот, у нас избыточно либерализована деятельность в сфере экономики, и это отдельная чрезвычайно глубокая статья. И как раз правительство могло бы предложить не просто программу своей деятельности в виде каких-то пунктов, а чрезвычайно обстоятельный и глубокий анализ всех сфер социально-экономического бытия. А когда каждый приносит план мероприятий на несколько страниц и хочет получить «индульгенцию» на год, то это просто не серьезно и даже, я думаю, оскорбительно для государства. Поэтому сейчас, когда стоит «правительственный» вопрос, учитывая осенне-зимний период, а также перманентную напряженность в топливно-энергетическом комплексе, правительство должно заниматься теми вещами, которые бы позволили хотя бы поддержать в рабочем состоянии все эти сферы. Все другое будет в формате принятия чисто политических решений.
— Какими, по вашему мнению, должны быть первоочередные задачи 2-й сессии, в частности для подкомитета судебно-правовой реформы, который вы возглавляете?
— Думаю, следует внести на рассмотрение в комитет по правовой политике предложения от подкомитета, связанные с продолжением и интенсификацией судебно-правовой реформы. Кроме того, стоит подготовить специальные слушания о ходе этой реформы. Можно считать, что принятием в 2001 году целого ряда законов относительно судебной системы, что-то все-таки сделано. Однако некоторые проблемы все еще остались, и их нужно решать системно. Необходимо приложить все усилия для того, чтобы в бюджете на следующий год судебная система получила должное для ее развития финансирование. В то же время чрезвычайно тревожными и абсолютно неприемлемыми есть тенденции, скажем, со стороны правительства, которое предлагает внести изменения в закон о том же судоустройстве. В результате по некоторым параметрам аж на год может отодвинуться решение такой проблемы, как, например, создание административного суда. Кстати, задачей последнего должно быть разрешение проблем, связанных с деятельностью той же исполнительной власти, от многих действий представителей которой человек должен быть защищен. Это только один штрих. Но вряд ли нам удастся решить все (нужно быть реалистами), однако необходимо действовать так, чтобы процесс создания реально действующей эффективной судебной системы был необратимым.
Спрашиваете, а как относительно наиболее важных задач парламента? Я считаю, что следующую сессию необходимо начать из того, что мы не сделали в течение прошлого семестра — принятием закона о регламенте (ведь это основа деятельности парламента). Действующий регламент, который принимался еще в 1994 году, был подкорректирован во время так называемой «бархатной революции», но эти коррективы не во всем, мягко говоря, эффективны. Поэтому нужно отработать проект закона о регламенте и принять его в первую очередь. И уже тогда на основании закона о регламенте можно будет заниматься всей иной законодательной работой. После можно будет приступать к Налоговому и Гражданскому кодексам, а также целому ряду других кодификационных актов.
Думаю, в связи с приближением президентской кампании мы сможем наблюдать за распределением полномочий, а также за тем, какие политические силы и в каком контексте будут решать проблему противоречий между ветвями власти. — Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду предложения относительно внесения изменений в Конституцию. Думаю, они все-таки появятся и их содержание будет свидетельствовать, во-первых, о том, насколько радикальны будут подходы к этому вопросу. Во-вторых, будет ли это попыткой внести изменения до выборов и определить статус нового президента, или будут делаться «косметические» вещи, а процесс радикального перераспределения полномочий вообще будет блокироваться. В то же время сегодня различные политические силы разделяют мнение о том, что мы должны двигаться к парламентско-президентской форме правления. Поэтому срочно нужно собирать специалистов и представителей различных политических группировок и, взвесив все, создавать проект, который бы позволил безболезненно начать процесс. Я считаю, что нет смысла вносить изменения в Конституцию после президентских выборов, потому что тогда придется ждать 5 или 10 лет, пока они начнут действовать. А мы не можем позволить себе это. Возможно, если четко будет определен новый статус президента до выборов, то кто-то и пересмотрит свои претензии на президентскую должность. В то же время, (даже если это не будет кого-то устраивать), мы должны исходить из интересов не отдельных лиц, которые хотят видеть себя на этой должности, а с точки зрения интересов общества и государства. Поэтому я склонен динамизировать этот процесс и сделать все, чтобы эти изменения были внесены до выборов. Только в этом случае кандидаты будут знать, что они будут иметь, когда получат желанную должность. Думаю, в ближайшие месяцы этот вопрос должен решиться.
— А как же долгожданный Налоговый кодекс? Насколько реальным кажется вам его принятие в следующем рабочем семестре?
— У нас процесс работы над Налоговым кодексом всегда интенсифицируется в период подготовки бюджета, и затихает, когда бюджет уже принят. Очевидно, что этот бюджет еще будет приниматься на старой налоговой базе. Однако необходимо так готовить Налоговый кодекс, чтобы уже в 2003 году бюджет готовился на новой базе. Думаю, не следует возлагать вину за непринятие этого закона на новый состав Верховной Рады. Если предыдущий парламент четыре года «сидел» над ним и не принял, то за месяц-полтора сделать это было просто нереально. Несмотря на это, уже в следующем году мы должны получить новую базу и механизмы налоговой системы, и это требует тщательной системной работой. Думаю, нужно создать соответствующую комиссию и сделать все, чтобы кодекс был принят уже на летней сессии.
— Каковы перспективы создания большинства осенью?
— Я отношусь довольно скептически ко всем намерениям, направленным на создание большинства. По моему мнению, это не объективный, а искусственный процесс. Результат выборов остается таким, каким он является. Можно, конечно, говорить сейчас, как он был достигнут, какие силы как действовали, однако результат, повторяю, остается неизменным, — и это при наличии смешанной системы выборов. Говорить же о реальном большинстве или меньшинстве можно будет тогда, когда будет стопроцентно пропорциональная система. Только при этом условии политические силы, которые получили большинство на выборах, сформируют большинство и в парламенте. Но без механизма реального влияния на формирование большинством того же правительства — а этот фактор как раз и оговаривает его создание — потребность в большинстве как таковой исчезает. (Кстати, если коалиционное правительство формируется большинством, то его можно назвать политической коалицией. Думаю, к президентским выборам мы будем иметь еще как минимум одно правительство, и у меня нет никаких сомнений в том, что оно будет коалиционным).
А когда у нас создавалось фактическое большинство под голосование по выборам руководства парламента, то разве можно говорить о постоянстве такого большинства? Это все «плавающее», одноразовое голосование. То есть, большинство сейчас нужно чисто гипотетически для того, чтобы решить, например, вопрос о предоставлении согласия на назначение будущего нового премьера, или скажем, на принятие возможных решений относительно политических или важных законодательных актов. Как минимум на протяжении следующей сессии все эти «переливания» будут продолжаться, а уже перед президентскими выборами, возможно, определенные политические силы, которые будут ориентироваться в парламенте на какого-то конкретного фигуранта, сплотятся в какое-то большинство. Сейчас подобное развитие событий принесет в парламент только раздражение, нагнетание политической нестабильности, демарши и акции протеста.
— Об акциях протеста. Как вы расцениваете призывы оппозиции относительно проведения «сентябрьской революции», направленной на проведение досрочных президентских выборов? Стоит ли их воспринимать всерьез?
— С точки зрения Конституции, любая политическая сила имеет право на проведение подобных акций в рамках закона. Даже если речь идет о политических силах, которые есть хотя и не монолитной оппозицией, но солидарны в своей оппозиционности к власти (не принимая во внимание то, что у каждого какие-то свои мотивы). Учитывая это оппозиция, которая по своей природе должна демонстрировать свое желание изменить власть, имеет право заявлять свой протест во всех допустимых формах. Тем более осенью, когда опять начинается политический сезон, который можно назвать началом президентской кампании. Однако, если оппозиция не разработает четкий план своих действий и конкретную эффективную и приемлемую форму их реализации, то это может привести к тому, что осенние акции будут незначительными по масштабам и политическим резонансам. А это не только «сыграет» против оппозиции, но и продемонстрирует отсутствие силы и монолитности в ее рядах. На такие вещи нужно идти, когда есть настрой на достижение не определенного политического, а целостного результата.
Однако, исходя из ряда признаков, мне лично мало верится в то, что оппозиция способна выступить единой монолитной силой. Кроме того, я еще себе не представляю, в каких формах может быть заявлена эта оппозиционность: уличные манифестации, демонстрации, демарши или что-то еще. По-моему, оппозиция, по большому счету, не достаточно эффективно использует парламентские методы движения к изменению власти (это продемонстрировала первая сессия), что было, скажем, задекларировано, в частности, «Нашей Украиной». Я не исключаю, что мы можем стать свидетелями просто еще одной попытки оппозиции продемонстрировать если не свою силу, то во всяком случае свое присутствие в политическом спектре государства.
Выпуск газеты №:
№154, (2002)Section
Подробности