ВОПРОС «Дня»
Где грань между патриотизмом и экстремизмом?Сергей КРЫМСКИЙ, доктор философских наук, профессор:
— Существует четкая, качественная граница между этими понятиями. Патриотизм — это любовь к своей родине во всех ее проявлениях (к культуре, образу, традициям, ее будущему). А национализм начинается там, где мы видим противопоставление одной нации другой; где формула так называемой любви строится на исключительности своей нации. Как только начинается противопоставление одной нации другой — с точки зрения того, что моя нация исключительная и самая лучшая, — здесь и начинается национализм. Дело в том, что в Украине в силу достаточно трагической ее истории, особенно в советские времена, получилось так — государство и его идеологические службы отождествляли национализм и патриотизм. Это четко просматривается на той кампании, которая началась против очень маленького и красивого стихотворения В. Сосюры «Любiть Україну». А что плохого в любви к Украине? Он говорил только о любви к своему народу. Там никакого национализма нет, но стихотворение было объявлено формулой национализма. В идеологической атмосфере Советского Союза происходило отождествление этих форм. На самом деле это разные вещи, поскольку любовь к своей родине и к малой родине, в том числе — является атрибутивной для человека, обязательной для человека, но она не должна сопровождаться идеологией исключительности. Чем это можно мотивировать? Кроме соображений гуманности, соображений общечеловеческой морали, дело в том, что в каждую нацию входит общечеловеческий сектор; в каждой нации, ее культуре он присутствует — это, скажем, общая культура, связанная с латынью, для всей Европы (и в той же Украине 300 лет барочной поэзии на латинском языке), или с арабским и персидским языком на Востоке. Иначе говоря, нация отличается от этноса тем, что нация — это этнос, вступивший на арену мировой истории. Этнос может существовать и в изоляции где-нибудь в горах. Но как только этнос выходит на международную арену, начинает перерабатывать мировой опыт — он превращается в нацию. Скажем, в Украине (XVII век), когда формируется не этнос, а украинская нация. Казаки «блуждают», но это символически, в образной форме, по Средиземноморью — общеевропейскому культурному региону; возникает программа перевода на общеевропейские программы обучения Петра Могилы. Почти в это же время создается Киево-Могилянская академия, отстаивающая идею синтеза славянской и западной культур. У каждого этноса превращение в нацию является процессом переработки мирового опыта. И сама нация в некотором смысле — это автопортрет человечества, но взятый со специфической региональной стороны. Поэтому игнорирование общечеловеческого начала в нации ведет к ущемлению собственного народа, собственного этноса. Как только я начинаю противопоставлять свой народ другим, то я же и исключаю общечеловеческий аспект национального опыта.
Дело в том, что нация — это не только то, что мы делали в прошлом, хотя исторический опыт входит в это понятие. Нация — это то, что мы делаем сейчас, и то, что мы намерены делать в будущем. А в условиях все более тесно и органически связанного мира, всякая национальная пропаганда «выпадения» из этого мирового целого — повторяю, противопоставление одного другому — имеет обратную сторону деформации судьбы своего собственного народа.
Выпуск газеты №:
№43, (2002)Section
Подробности