Абрикосовое Дао

Черкассы. Год основания —1284. Статус города с 1795 года. Площадь 69 км2. 286452 жителя. Расположение — на правом берегу Кременчугского водохранилища, в среднем течении Днепра.

Сергей Проскурня — театральный продюсер и режиссер. Родился во Львове. 56 лет. Сейчас работает в Черкассах над постановкой драматической поэмы-тетралогии Богдана Стельмаха «Тарас».

ЖЕЛТЫЕ ТРОТУАРЫ

— Сергей, когда вы переехали в Черкассы?

— В 1968 году из Львова. Мне тогда было 11.

— Что вам сразу бросилось в глаза?

— Черкасские абрикосы. Львов — город каменный, старинный, город-ларец, город-декорация, насыщенная камнем. В Черкассах — маленькие домики и сады, а все тротуары в июле засыпаны абрикосами. Желтые тротуары. Это стойкое воспоминание: вкус абрикос, бархат абрикосовой шкурки и юношеское удивление, что никто не собирает и все топчут эти фрукты, которые во Львове мы себе могли позволить лишь изредка. Один социальный штрих, но он о многом говорит: на рынке ведро абрикос стоило 15 копеек, а во Львове за кило просили полтора рубля. Родители были в восторге от того, что в Черкассах всего очень много и все очень дешево. Представьте себе: четыре магазина «Дары лесов», где не только продавали ягоды и грибы в любом виде, но и медвежатину, лосятину, куропаток, тетеревов. Невероятный казацкий город с низкой архитектурой, очень много неба и Кременчугское водохранилище, которое недавно залили. В водохранилище была богатая рыбная жизнь: ведь под водой очутились жилища и кладбища. Сомы, чистившие воду, вырастали за два-три года до невероятных размеров. Я видел сома 4,5 метра в длину. Просто акула. Его топором рубили.

— Вы описываете это как потерянный Эдем.

— Да, потому что в СССР в начале 1970-х началась реформа, когда закрылись политические лагеря. И вся военная братия, охранявшая те лагеря, из Магадана, Норильска и Колымы двинулась туда, где тепло и богато — в Украину. В Черкассы их прибыло 17000, плюс семьи. Вокруг начали появляться колымские, магаданские дома. Они до сих пор так называются. Приехали с огромными деньгами, цены подскочили, и уже в 1972-ом ведро абрикос стоило 1.50.

— Хотя цены изменились, но город никуда не исчез. У вас там до сих пор должны быть свои любимые места, интимные маршруты, которые никакой девальвации не подвержены.

— Слово «интимный» здесь доминирующее. Это те места, где мы гуляли с моей женой. Мы познакомились, когда нам было 11, и с этой женщиной я до сих пор в браке. Я в Черкассах много хожу пешком — обычно мимо тех деревьев, под которыми мы целовались. Иногда звоню ей и говорю: «Помнишь ту яблоню? Она уже очень постарела и половина веток сухие, никто не обрезает и она выглядит такой несчастной, даже трагической». А она отвечает: «Да, а ты посмотри на себя в зеркало». Второй маршрут — лучший черкасский парк, который до сих пор называется 50-летия Октября. Это, по сути, старая сосновая роща, превращенная в парк. Его даже когда-то выдвигали за архитектуру на Шевченковскую премию. Фантастический ландшафт. Когда-то в нем стояла гостиница «Турист», где жили артисты и режиссеры, приезжавшие в Черкассы на съемки. В Черкассах любили снимать «Мосфильм», «Ленфильм», студия имени Горького. Так вот, парк — это история моего творческого становления. Я тогда готовился к поступлению в школу-студию МХАТ. Ты идешь по дорожкам парка и знаешь, что сейчас за этими буйными кустами жасмина откроются старые корабельные сосны, небольшая сцена, и там будет стоять Ия Савина, будет ждать, когда я подойду к ней с гигантским букетом белых тюльпанов. И она два часа в своем номере будет слушать, как я читаю Пушкина. Поскольку там сейчас все разрушено, пытаюсь вообще туда не ходить.

— Но руины могут быть по-своему привлекательны.

— Сейчас меня, например, интересует заброшенная промзона в центре города — табачная фабрика, закрытая уже восемь лет. Вывезли все железо, нет освещения, территория разрушается, потому что помещения не отапливаются и в августе еще держат зимний холод. Но там — до 8000 квадратных метров площади. Есть склады, гаражи, в цехах можно устроить галереи и театральные сцены. Мы уже нашли помещение для малой сцены — кубический ангар 16 на 16 на 16 метров, куда заезжали машины для загрузки. Пытаюсь убедить руководство города в том, что это пространство нужно отдать молодежи, превратить в художественный центр.

ГЕОМЕТРИЯ

— Если посмотреть на город издали, в верхнем и в горизонтальном ракурсах, то какая картина откроется?

— Черкассы строили казаки и итальянцы. Это один из первых городов, построенных по квартальной системе. Одесса и Манхэттен были потом. Улицы и кварталы — вдоль и поперек Днепра. Иногда люди договариваются как в Одессе — на углу определенных улиц. Правда, итальянцы, которые сделали центр вдоль реки на высоком берегу, не предусматривали, что будет такое развитие: абсолютно четкий хребет прирастет хаотическими спальными районами на западе. А на юге — химзавод. И вертикаль города — это не дома, а трубы «Азота». Из них время от времени идет ярко-розовый, оранжевый или сизый дым. Поэтому если подъезжать к Черкассам со стороны дамбы, то это сначала громадное зеркало воды, в котором отражаются облака и солнце, и потом, когда мы приближаемся к правому берегу, видим, что из этого моря зелени возвышаются белоснежные дома. Белый город в зеленом море. И сразу на юге выныривают эти страшные трубы. Они настолько высокие, что видны с любой точки.

— Такой внутренний диссонанс...

— Но, по крайней мере, серые спальные районы можно разрисовать, украсить этномотивами, которые людям будут давать ощущение радости. Город нужно декорировать.

КЛАССОВАЯ СТРУКТУРА

— Какие люди живут здесь?

— «Сибиряки», о которых я говорил, стареют, ходят по улицам, едва передвигая ноги, а на лицах у них такое выражение, будто перед ними весь мир провинился. Есть — и это тоже старые лица — коренные местные черкасцы. Как там у Позаяка: «східняк — теплий, товстий, західняк — худий і слизький, а всі ми — народ український». Это теплые люди, с крученными артритом руками, с худыми шеями, даже если тело упитанное, это казацкие осанки. Их можно представить, скажем, мужчин — в кунтушах, а женщин — в очипках. Перекупщицы на рынке — яркая иллюстрация местного архетипа.

Счастливые бабушки — те, которые просят подаяние и те, которые продают цветы в центре. Они всегда улыбаются. Первые всех крестят, в спину тебе за 50 копеек еще долго будут кричать: «Пусть Бог тебя бережет! Здоровья, детка! И всем твоим здоровья!» Целая симфония! А у вторых можно купить роскошный букет полевых цветов за 5 гривен — в Киеве он стоил бы минимум 50. И снова ощущение, что этот черкасский демократизм цен имеет отношение больше к эстетическому, чем к материальному. Это ментальность, которую уничтожить невозможно.

— Что с младшими поколениями?

— Сначала — определенный пробел, потому что новые черкасские буржуа на улицах не появляются. Они ездят на машинах. Они незаметны, но их много. Наш средний класс иногда можно встретить на открытии нового супермаркета (приходят туда ради корпоративной поддержки бизнеса), а также на джазовом фестивале. Они не верят, что в театре может быть интересно, потому посещают только джазовые вечера, которые, к счастью, проходят в театре.

А с молодежью интересная история. Первая категория — это те, кого можно условно назвать ботаниками. Они ездят на роверах, иногда очень симпатичные, невзирая на очки и смешные стриженые затылки. Вторая группа — сельская молодежь, которая воспринимает Черкассы как транзитный пункт перед Киевом. Все они мечтают быть там. А в Черкассах они поступают в вузы, ищут квартиры или общежития, живут своим сельским укладом — собраться возле клуба, ждать, когда начнется дискотека или когда она закончится, долго никуда не расходятся. Удивительное сообщество. Парни в спортивных штанах и кроссовках, а летом — во вьетнамках. На роверы у них нет средств, лишь бы на бутылку пива хватило. Девушки ходят на очень высоких каблуках, украшают себя невероятно — вешают на себя все, что можно повесить, разрисовывают ногти, макияж почти африканский. Но это всего лишь одна социальная группа. В местные колледжи и университеты — Национальный и бывший Политехнический — поступает множество детей, толпы. Вообще молодежь в Черкассах фантастическая.

ДАО

— Вы поездили по миру, поэтому можете сравнить. Чем именно уникальны Черкассы?

— Это город с очень сильным Дао (в переводе с китайского — «путь» — философско-этическая доктрина, в основе которой лежит принцип недеяния как отрицание целенаправленной деятельности, противоречащей естественному порядку вещей — ДД). Я объездил всю Украину, но не знаю ни одного другого города, где бы люди были такими спокойными и индифферентными. Здесь минимум сообщений уголовной хроники. Я настолько не попадаю в этот ритм, что чувствую себя инопланетянином. В Черкассах толпа только на рынке. Есть одинокие прохожие, которые идут под абрикосами и по абрикосам. Черкасчане никуда и никогда не спешат. Женщины могут встретиться и забыть на полтора часа, что они на улице: посреди тротуара стоят и просто беседуют, рассказывают друг дружке обо всем в мире и ни о чем. Я знаком с Борисом Юхно. Он очень интересный краевед, носитель такой информации о театральной жизни города, которая никому не известна. Но он улитка. Очень много знает и не хочет об этом говорить. Пишет и издает книги, но тиражами 300-500 экземпляров. Опять-таки, это его Дао. Он человек в себе — просто хранит знание. Мне его нужно элементарно за гонорар пригласить поработать над исторической справкой о театре Черкасс для нашего сайта. А он этот исторический контекст не отдает, мы просто не можем встретиться. Договариваемся, передоговариваемся, извиняемся... Это тоже такая черкасская черта. А еще сидеть на лавочках бесконечно, вот, видишь, этот пошел, а у него там... а помнишь, у его бабушки... И это полдня. Нигде такого не встречал.

— Насколько этот город свободный? И в чем его свобода проявляется?

— В этой демонстрации абсолютной непринужденности и независимости. Той женщине никто не может сказать, чтобы она отошла и не стояла посреди тротуара. Здесь другая проблема: они в этом собственном Дао не замечают, что могут быть неудобными для кого-то, что они таким образом могут ущемлять чью-то свободу. Их это абсолютно не касается. Этот покой, внутреннее равновесие и независимость иногда оборачиваются тем, что это абсолютно социально неактивные люди. Неизвестно, что должно произойти, чтобы они поднялись и проявили свою позицию. Общественный сектор в Черкассах мизерный. Там должно быть больше Львова, больше общественной активности.

РУШНИК

— Есть ли у этого, как я понимаю из ваших слов, достаточно прямолинейного города, собственная мифология?

— У меня свои мифы о Черкассах. Здесь в 1859 году Шевченко сидел в каталажке за богохульство, пока его не выкупили, пока взятку не дали начальству. Этот дом сохранился. Тарас Григорьевич тогда реально испугался, понял, что за ним не просто следят, но и могут лишить свободы в любой момент. Друзья ему сказали — беги, потому что тебе в Украине места не будет никогда. И как убедить государственных мужей в том, что Черкассы должны развивать бренд Шевченко? На нем одном можно создать образ города. Ну а мистики здесь никакой нет: для этого Черкассы слишком прямолинейны.

— Итак, какая же метафора лучше всего подходит Черкассам?

— Только эстетика: благодаря абрикосам весной это город-сад, город-цветок с белыми домами и одним очень маленьким магазинчиком украинских сувениров. Да, для меня Черкассы — райский белый рушник, с тонким, едва заметным узором.