Баварские акварели

Найти в центре Мюнхена свободное место на одной из летних площадок оказалось делом на редкость проблематичным. За его пределами — пожалуйста, выбирай свободные места на любой вкус и зрительный ракурс: можно умоститься под тенистым навесом поближе к дороге, чтобы наблюдать за деловито обеспокоенным движением volkswagen, mercedes, ford, jaguar, можно неподалеку от входа в кафе, чтобы сократить путь к диалогу-встрече с официантом, можно вообще присесть там, где, так сказать, присядется. Да и в самом центре прохладные помещения ресторанов и кофеен, украшенные неслышными кондиционерами, стоят почти пустые. Но в пору, когда солнце над Мюнхеном прижигает едва не по-таврически, есть, бесспорно, свой шарм в том, чтобы расположиться именно на летней площадке и продолжить вбирать в себя мюнхенский воздух.

Мне везет: из-за крайнего столика поднимаются двое и, пользуясь случаем, я не медлю и занимаю одно из освободившихся мест. Пока усаживаюсь и делаю заказ, незаметно озираюсь вокруг. Картинка очень похожа на те, которые я наблюдал, пока искал свое место под раскаленным мюнхенским солнышком. Основной, даже самый активный контингент летней площадки «моего» кафе составляют посетители, мягко говоря, достаточно зрелого возраста. Очевидно, среди них немало пенсионеров, однако это катастрофическое понятие «пенсионер», что в нашем лексиконе означает почти полную потерю любой надежды, к ним не так, как-то прилагается, — это скорее посетители, которые в настоящий момент целеустремленно занимаются своим профессиональным отдыхом. А отдых — это неторопливость, размеренность и, по крайней мере, внешняя беззаботность, и этим пожилым посетителям, понятное дело, в голову не приходит вообще куда-то и зачем-то спешить.

Неподалеку от меня эффектно одетая женщина, которой на вид около семидесяти, медленно подносит к губам пол-литровую кружку пива, взгляд у нее то ли расслабленный, то ли углубленный, смотрит она перед собой так, вроде бы вспоминает или рассуждает, она уже здесь с полчаса, может, и больше. Немного дальше семейная пара (это так мне подумалось об этих людях), и он и она выглядят старше на лет пять-семь элегантной женщины со светлым пивом, пара бойко обсуждает меню, процесс обсуждения, похоже, их обоих захватывает и свои усилия они сосредотачивают на оптимальном выборе между кушаньями и их ингредиентами. Другие посетители этого возрастного статуса — кто в обществе, кто сам — также заняты серьезными житейскими делами на «нашей» летней площадке. Они разговаривают, завтракают или обедают, читают газету или книгу, в конечном итоге просто подолгу сидят со своим незаменимым пивом. Видно, что атмосфера и интерьер кафе являются привычными для этих людей, и они приходят сюда не только для того, чтобы посмаковать любимые напитки, кушанья или отведать новые, а в первую очередь потому, что кафе является одним из мест их постоянного, если не повседневного существования.

Официант-турок вскоре приносит мой заказ — темное пиво, или Dunkelbier как оно звучит на немецком языке. Солидная кружка Dunkelbier манит своей янтарной глубиной и ожидаемой свежестью. Можно было бы, думаю про себя, взять и заказать Radler — пиво с лимонадом, которое здесь, в Мюнхене имеет достаточно большой спрос, однако в моих стандартизированных представлениях не укладывается, как это пиво может быть подслащенным или элементарно сладким, и я прагматично успокаиваю себя, что с пивными вкусами лучше спокойно экспериментировать дома, чем рисковать в путешествии. А то, например, закажешь не то, что нужно, — и безнадежно испортишь впечатление от всего путешествия.

Наблюдаю за окружающими. Сначала зрение выделяет двух молодых арабов в роскошно плавных дишдашах — длиннющих, до пят, белых балахонах. Они идут рядом, почти бок о бок, идут степенно и величественно, словно несут собой и своей надменной поступью наивысшее знание, которое открыто им и лишь им и которым они, возможно, при определенных обстоятельствах поделятся с другими. После этого глаз выделяет выразительную пару или супругов. Им лет по тридцать пять-сорок, он — высокий, склонный к полноте светловолосый европеец, она — классическая африканка или, возможно, афроевропейка с добрыми и широкими губами. Мягкая расслабленность и тихая гармония на их лицах, они прогуливаются, взявшись за руки и разглядывают пейзажи мюнхенского Zentrum.

Дальше оптика взгляда будто бы приближает мусульманку, фигура которой надежно скрыта в черном хиджабе таким образом, что оставлены лишь большие пронзительные глаза. Об этой мусульманке не скажешь, кажется, ничего, кроме одного — woman in black или Frau in schwarz. Настойчивое зрение останавливается еще на одной паре, на этот раз уже точно семейной — мужчине среднего роста с безвариантно-европейским типом лица, его жене — невысокой полнолицей арабке и их маленькому сыну, который ехал впереди их в своей детской коляске, которая выглядела миниатюрной крепостью, в которой ему было уютно и беззаботно. Нужно было видеть, какими влюбленными глазами спокойной счастливой женщины она смотрела на своего мужа.

Философично рассуждаю над тем, что непровозглашенного соревнования между «навороченностью» и «крутизной» такого транспортного средства, как детские коляски, здесь я не заметил. Они у мюнхенцев, по нашим меркам, непритязательные, простенькие (чтобы не сказать аскетические) и главное — подчеркнуто экономичные. Да и авто, среди которых преобладают, понятная вещь, немецкие автобренды, каждый покупает, пользуясь обычно единственным критерием — своими реальными бытовыми или профессиональными потребностями. Хотя автомобилей — как для Мюнхена, о статусности которого говорят, что одни немцы живут в нем, все же другие мечтают в нем жить — здесь не так уж и много. По крайней мере, я ожидал увидеть Мюнхен, затопленный наводнением автомобильного транспорта. В то же время встретился с Мюнхеном, заполоненным велосипедами и велосипедистами.

Велосипедные парковки буквально преследуют тебя во время пешеходной городской прогулки. Это могут быть целые архипелаги стройно припаркованных велосипедов, или отдельные атоллы или островки старательно сплоченных велосипедов, или даже одиночные велосипеды, временно прислоненные к деревьям или ситуативно оставленные среди улицы. Правда, все они при парковке фиксируются замочками. На всякий случай, для надежности. Ну а наткнуться случайным взглядом, например, на здешнего обитателя в выутюженном элегантном черном костюме, белоснежной рубашке и в стильном галстуке, который гордо и, возможно, с едва заметным снобизмом крутит свои педали, — так это абсолютно привычный фрагмент мюнхенского транспортного пейзажа.

БАБУШКА НА САМОКАТЕ

Однако, если бы это все ограничивалось культом велосипедного образа жизни. Слайды Мюнхена в этом смысле значительно более разнообразны. В сознании засветилась такая картинка, замеченная мной в баварском мегаполисе: женщина полностью сформированного возраста, возможно, уже и опытная бабушка, к тому же с достаточно большим пакетом в руках, быстро едет по Мюнхену на самокате, очевидно, удачно скупилась в супермаркете и спешит по своим хозяйственным делам. И еще один зрительный файл: упитанный молодой человек лет тридцати перемещается по городу на скейте, именно так, не катается, не развлекается, не прикалывается, а добирается экологически выигрышным способом к нужному ей месту, одной ногой он скоординировано отталкивается, другой едва заметно руководит скейтбордом, вот он доехал до пункта назначения, ловко соскочил со своего транспортного средства, подхватил его и направился к дому.

Все это подталкивает, побуждает и даже провоцирует меня к философствованию о том, в какой степени в выделенных сюжетах и эпизодах воплощается life-art — искусство жизни, основанное на умении жить в координатах своего личного и социумного удовольствия, жить на стыке сугубо игровых и исключительно прагматичных начал. Мюнхенский life-art, подкрепленный очередным глотком янтарного оазиса, начинает звучать в мелосе и колористике этого урбанистического фрагмента, в пределах которого я нахожусь, — от Karlsplatz до Marienplatz, поскольку он (фрагмент этот) очень похож на живой и почти сплошной концерт-холл.

Ступив буквально несколько шагов по Neuhauserstrasse, которая территориально «крепится» к арке-воротам Karlsplatz (эта площадь, по одной из западных традиций, имеет двойное название — и Karlsplatz и Stachus, вот так неконфликтно и гибко, скажем, по-европейски дипломатично решается проблема обозначения отдельных микротопосов), начинаешь слышать двух аккордеонистов. Двое высоких молодых людей растягивают и свертывают мехи легко, словно играя, сейчас они живут только ритмикой музыкального настроения, тонуса, азарта, они чувствуют экспрессивные движения, импульсы, состояния друг друга, каждый из них исполняет свою партию, и делает это профессионально. Но исключительно для того, чтобы было понятно, — действительно они вместе, они в одном музыкальном тексте. А быть вместе как раз и значит вести свою и только свою партию, однако так, чтобы в итоге текст (например, музыкальный) выходил единым.

В СЕРДЦЕ МЮНХЕНА

В районе Kaufingerstrabe, который продолжает предыдущую Neuhauserstrabe, художник в желтоватой шляпе и клетчатой рубашке расположил на декоративно-тротуарных плитах свои живописные тексты. Их два, оба скотчем аккуратно прикреплены к плитам, один завершен, работа над вторым продолжается. Сейчас живописец полусидит-полулежит на достаточно большом белом листе, чтобы не запятнать его, под ноги он подстелил платок, тоже клетчатый. Работает кистью, держа ее в левой руке, а около правой находится рисунок, который он воспроизводит. На зрителей, обступивших его, он не смотрит, возможно, привык к этому, возможно, полностью втянулся в работу, а возможно, это один из секретных приемов life-art — подчеркнуто не демонстрировать, что тебе приятны проявления социумного внимания. Точность и сочность воссоздания рисунка поражают.

Разнообразно-магазинна Kaufingerstra     e вскоре выводит на пространственный Marienplatz. Если удалось побывать на этой площади, значит, удалось услышать сердце Мюнхена. Бьется оно многолюдно и по-праздничному звонко расслабленно. Около готикообразной Новой Ратуши, кажется, шумно в любое время года и при любой погоде. Здесь физически начинаешь чувствовать, как материализуется один из постулатов Европы, — будь не только тем, кем ты являешься, но и тем, кем хочешь себя чувствовать.

Молодые мужчины и женщины в нарядных этнических костюмах прогуливаются по Marienplatz и при случае общаются с гостями. Две стройные девушки уютно уселись просто на тротуарных плитах, динамически жестикулируя, ведут свою задушевную беседу. Подросток лет тринадцати с таким же подростковым рюкзачком за плечами, вероятно, последовал их примеру и также уселся на площади, по-восточному скрестив ноги. Если уж отдыхать на главной площади Мюнхена, то уже по-взрослому, очевидно, решил он. Велорикши компактно концентрируются и перекидываются словами в ожидании очередных клиентов. Но ведущим номером рекреационно-развлекательной программы сегодня выступает музыкант, исполняющий на небольшом помосте национальные песни. Голос у него несильный, мягкий и приятный. Около него время от времени собирается немало слушателей. Они начинают подплясывать и подпевать. Музыкант чувствует свою аудиторию и быстро устанавливает с ней контакт. Когда к нему подходят, чтобы оставить деньги или сфотографироваться, он то приглашает подняться к себе на своеобразную авансцену, то спускается к благодарным слушателям, оценившим его роботу. Ощущение диалога у него вполне артистическое и лишенное намека на любую театральность, а вид — фото-, теле- и видеогеничный. Этот естественный folk-музыкант выступает для меня едва ли не эталонным образом life-art поведенческой культуры.

Допиваю свой янтарный Dunkelbier. Состояние мое опять стало собранным, намерения более четкими, более осознанными. Жестом приглашаю официанта-турка и заказываю повторную кружку: перед продолжением мюнхенской прогулки вовсе нелишне еще добавить себе свежести. С этим концептуальным желанием я и приступаю к новой кружке янтарного эдема.