Рубцы и ветры Тернополя

КАФЕ И РЕЛЬСЫ
Дождь
Тернополь в моей памяти достаточно фрагментарен. Если попробовать выстроить какую-то хронологию, то первое визуальное воспоминание приходится приблизительно на 1969 год: железнодорожный вокзал, дождь, кажется, автобусы тогда отправлялись как раз с площади перед вокзалом (это уже потом построили новую автостанцию и вынесли ее почти за город). Потом, живя несколько лет в Кривом Роге, я каждый год с родителями ездил на Тернопольщину и, очевидно, в Тернополе мы садились на поезд. Следовательно, самая большая визуальная интервенция города — это перестроенный вокзал, запах железнодорожный путей, звуки поездов, многолюдье, преимущественно лето или осень.
Громче
Когда мы окончательно переехали в Тернополь в 1979-м, город для меня был разделен на центр и разные окраины. Я жил на Баме, так назывался тогда новый микрорайон, очевидно потому, что он наиболее удален от центра, застроен пяти- и девятиэтажками, в нем подрастало мое поколение. Тернополю я посвятил немало стихотворений и большое эссе «Вруби свою музыку громче, если можешь».
«Муза»
Я люблю центр, вернее то, что осталось от довоенного города: здания ХІХ века, частично мощеные улицы. Я могу часами бродить по этому Тернополю, разглядывать и отгадывать его. Поэтому теперь, когда прилетаю из Нью-Йорка (а это всегда каких-то несколько дней), почти все время приходится на центр. В центре мне очень уютно, и я кайфую от ощущения небольшого сегмента европейскости, который удивительным образом уцелел. Еще несколько акцентов европейскости разбросано по Новому миру. Но он бездумно застраивается. Года два назад я прошелся по этому району со своим приятелем, который держит там художественную мастерскую, и поймал себя на мысли, что агрессия застройки уничтожает этот особенный цветок Нового мира на лацкане Тернополя. Моих любимых мест в центре становится все меньше. Когда-то это было кафе «Муза», где появлялись идеи и проходила наша молодость. Сегодня она, в сущности, исчезла. Люблю теперь посидеть в «Козе», которая чем-то мне напоминает «Музу». Вообще мое время в Тернополе всегда было связано с кофейнями, там я жил и выживал, там встречал друзей, там с ними прощался, там состоялись все главные слова, которые я потом когда-либо сказал или написал.
ПОРТРЕТ
Окна
Мой пейзаж города — из окна кафе, поэтому он или с дождем, или со снегом. В 1990-х именно из таких окон я переживал весь абсурд тогдашней жизни. Кофейня служила и рабочим кабинетом, и домом. По-видимому, герметичность тогдашних стихотворений можно объяснить именно таким относительным отгораживанием и отстаиванием собственной свободы. Я нанизывал внутренние пейзажи, которыми Тернополь делился со мной, как с братом. А затем из кофеен, в которых становилось душно от перенасыщенного сигаретным дымом воздуха, я перебрался в мастерскую моих приятелей-художников, поэтому тернопольские пейзажи — это детали психологических состояний и поэтические строфы, которыми я хотел наполнить этот город, чтобы он был воздушным, чтобы им можно было дышать на полную грудь.
Диссонансы
Изменения происходят непрерывно. Другое дело, нравятся ли они мне? Когда-то серые сецессионные здания теперь разрисованы в яркие цвета. В каких-то местах — новая мостовая. Центр ночью по крайней мере освещен, какие-то фонтаны, какие-то новые кофейни. Хотя даже в центре во дворах — мусор, кирпичные пристройки к первым этажам, в парках — нескошенная трава. Но это только один визуальный пласт. Второй, для меня более существенный, — осознание города как интеллектуального ландшафта, в котором взаимодействуют разные культурные эпохи. К сожалению, с этим труднее. Мне кажется, Тернополь, который за мытарским битьем себя в грудь относительно дешевого, а иногда и агрессивного патриотизма, так и не перешел линию осознания подлинности культуры с ее удельным наполнением национальным, но одновременно и универсальным содержанием. Фольклорный подход к культуре заполонил город, и он никак не может вырваться за эту линию, хотя попытки, особенно в молодежной, более раскованной среде заметны. Это меня очень радует. Между культурой и социумом в Тернополе — весьма сложные отношения, ведь социум и те, кто его представляют, — это разные поколения, разные эпохи. Сложность в том, что и во всем украинском социуме — широкое полотно от посткоммунизма до европейскости, поэтому эти разные социокультурные группы никогда не найдут общий язык, то есть ощущение общего воздуха. В Тернополе это особенно заметно. Я бы никогда так придирчиво не относился к культурному пейзажу Тернополя, если бы в свое время мне не пришлось быть частью этого пейзажа. Я хорошо знаю, о чем говорю.
Люди
Я бы меньше всего хотел говорить о среднем тернополянине, ведь это какой-то статистический термин, который меня меньше всего волнует. Очевидно, каждый город, в результате своих исторических и социальных обстоятельств, формирует какой-то тип урбанистического жителя. Многое уже выветрилось. В 1970-е годы прослеживался четкий водораздел между уцелевшими жителями довоенного Тернополя и приехавшими после 1944 года. Это были типы из разных культурных эпох, их разделял даже язык, не говоря о вкусах, привычках, политических или общественных. Для меня во многих аспектах Тернополь — город рубцов. Зарубцевавшаяся память поколений, зарубцевавшиеся улицы и дома. Город сплошных разрывосвязей. На первый взгляд это не так заметно, то есть, если не углубляться в эту урбанистическую материю, то внешне городское население — достаточно однородная масса. А в действительности она состоит из слишком разных наслоений; культурная урбанистика Тернополя противоречива и до сих пор находится в затяжном процессе формирования. Преобладает, конечно, галицкий типаж: в 1970-х крестьянский дискурс с развитием местной промышленности (заводы, комбинаты) заполонил рабочие общежития и обжил новые районы. Это изменение до остатка вымыло в Тернополе урбанистическую культуру и до сих пор, правда, видоизменившись в культуру местного рынка и сплошного «захвата» ближайшей Европы — от Польши до Италии, — все больше отодвигает город от подлинности к суррогату.
ВРЕМЯ, ДЖАЗ, РОК-Н-РОЛЛ
«Файне місто Тернопіль»
Все намного сложнее. Это начинаешь понимать уже с возрастом, который добавляет больше деталей для размышлений и все меньше они из плоскости беззаботности.
Самый прикольный миф о городе услышал в этом году, когда среди поэтической молодежи шел разговор о «доисторических» временах, когда была «Муза» и можно было выпивать с «Западным ветром» (литературная группа при участии В. Махно, существовала в Тернополе в 1990-е. — Д. Д.). Они говорили об этом как об истории, для них уже недосягаемой, а я это слышал, смотрел на них глазами того времени и понимал, что не буду разрушать им эту мифологию даже своим присутствием.
Джаз и рок-н-ролл
Я часто его сравниваю с музыкой, с джазом и рок-н-роллом. Даже мой последний поэтический сборник, в котором собраны стихотворения о Тернополе и Нью-Йорке, так и называется «Я хочу быть джазом и рок-н-роллом». А еще здесь была бы уместна метафора памяти, но не в таком абстрактном виде, а в конкретике — улочка, строфа, «Западный ветер», что-то приблизительно такое, как в новом эссе «Так устроил Бог», в которой уживаются под одной крышей тернопольская урбанистика, тернопольское время и любовь.
ВОЗДУХ
Чем в Тернополе заниматься лучше всего
Для меня — сидеть за столиком кофейни, наблюдать за течением жизни и красивыми женщинами и вспоминать, вспоминать...
Письмо
Не могу объяснить, почему, но мне лучше теперь пишется в Нью-Йорке, чем когда-то в Тернополе. Это если принять на веру, что воздух и урбанистика как-то могут помочь в процессе писания. Город, как правило, вызывает разные чувства — от его принятия до борьбы с ним, от осознания его как текста до оркестрирования им своих эмоциональных состояний. В Тернополе я пережил несколько эпох — советскую, перестроечную и независимость. И Тернополь тогда для меня не стал текстом, я не считал, что именно этот город может им быть. Очевидно, я ошибался, ведь уже в Нью-Йорке я почувствовал, как городская топонимика Тернополя все чаще цепляет мое воображение какой-то улицей или даже воспоминанием, и это втордение становилось то стихотворением, то прозаическим текстом. Мне захотелось упорядочить мои личные счета с пространством, которое называется Тернополь, поэтому о нем мне пишется.
Вдох
Легко ли здесь дышится? Все зависит от размера легких, то есть от твоего желания вдохнуть все воздушные потоки, летящие над городом. Город — не только открытая система для воздушных потоков, он под собой, как наседка, удерживает и высиживает другие пласты своего существования, не менее важные. Поэтому, возможно, дышать его воздухом легко, но помнить этот воздух непросто, носить его с собой и в себе — сложно.
Нож
Однажды осенней ночью, когда я приплелся откуда-то и был почти рядом со своим домом, из сумрака вынырнул кто-то, — тот, кто приставил мне к шее нож. Я вспоминаю холодную остроту лезвия возле сонной артерии и непонятное молчание этого безумца. Мы с ним простояли, может, минут пять. Что его остановило не черкнуть по моей шее лезвием ножа? Чья рука схватила его руку, чтобы он не смог сделать того резкого движения, которое отделяет жизнь от смерти?
Василий Махно — поэт, эссеист, переводчик. Автор девяти поэтических сборников, двух книг эссе, пьес; его стихотворения, эссе и драмы переведены на польский, немецкий, сербский, английский, литовский, чешский, испанский языки.
Лауреат премий им. С. Будного (1994), журнала «Курьер Кривбасса» (2008, 2009), Фонда Леси и Петра Ковалевых (2009). Участник международных поэтических фестивалей.
Вырос, учился и преподавал литературу в Тернополе. Сейчас живет в Нью-Йорке.
Выпуск газеты №:
№164, (2013)Section
Путешествия