Жорж и Жоржетта

Такое киношное безвременье может привидеться разве что в миг нежного полусна, но истинное пиршество в том, что не в декорациях ты, и потому, стараясь, ничего не прозевать, не упустить, но что-то непременно, как назло ускользнет как бы через четвертушку зрения. Вновь и вновь, постоянно возвращаясь, кружа над обрывом неповторимой Щекавицы, начинаешь подбирать, с усердием скряги, все крохи первого впечатления и подробности далекой жизни не скупятся — невольно откровенничают. Подобный островок, если и встречается, на Щекавице все равно грустишь — ведь подобной оказии может больше и не случиться. Древняя гора давно изрезана, искусана, захватана загребущими ручонками денежных вельмож. К тому же хочется отвернуться от откровенной безвкусицы многих строений, но приехав к Жоржу и Жоржетте, решила беречь свой настрой, не гасить желание встречи со свежим впечатлением.

ТАК ВЫГЛЯДЕЛА ЩЕКАВИЦА С ЗАМКОВОЙ ГОРЫ В 1908 ГОДУ — ОБ ЭТОМ СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ ПОЧТОВЫЙ ШТЕМПЕЛЬ НА ОБОРОТЕ ОТКРЫТКИ

Этот двор облюбовали скульптуры и художники под свою мастерскую, а в окружении таких бесценных далей, наивно думается, что и вдохновение и открытость живут как бы сами по себе. «Я обнаружил этот дивный уголок еще лет так этак, сколько же прошло, ну годков 20-24», — пояснил скульптор, с которым накануне договорилась встретиться. Он начал весьма живо мне рассказывать, но я зачем-то включила совершенно не нужный мне диктофон, просто для своего удобства, и тем самым мгновенно насторожила собеседника, который вдруг начал отвечать односложно, чуть ли не отворачиваясь, между нами нарастало ощутимое «пуленепроницаемое стекло», а я еще не понимала, в чем причина перемены. «Где же птички?» — желая не затягивать хоть и учтивую, но весьма сухую паузу, и его голос сразу потеплел, отстраненность слегка отодвинулась и словесный холод, показалось, растаял. Мы побродили по двору, в котором еще тихо живут резной и деревянный дом, может, 150-летнего возраста, и подпорная высокая стенка из кирпича царских времен с клеймами, естественно, перед кромкой обрыва, где случаются живописные посиделки — старый диван, кресла возле самодельной барбекюшницы, а неподалеку гипсовый макет грозного, без лица, самурая. Возле него, конечно, сразу сфотографировалась, как бы попросив хоть его быть помягче, дать насладиться любовной историей Жоржа и Жоржетты.

ТАКОЙ ЩЕКАВИЦУ МОЖНО БЫЛО УВИДЕТЬ И БОЛЕЕ 100 ЛЕТ НАЗАД, НО СЕГОДНЯ ВСЕ ЭТО БЕЗЖАЛОСТНО УНИЧТОЖАЕТСЯ

«Сначала я выкупил у рабочих, — объяснял собеседник (не знаю можно ли называть его имя, может, это тоже тайна) маленькую гусочку, которую они хотели подрастить для обеда и назвали мы ее Жоржеттой. Месяца два она жила одна и заметно скучала, тогда мы заказали гусака для пары. Так появился Жорж. Они росли вместе, а затем мы заметили — в усадьбе поселилась любовь: Жорж стал защищать свою любимую, она от него не отходила, стало понятно — вместе им не скучно ни днем ни ночью. Появились уже и яйца, вот посмотрите, какие правильные да красивые. Хозяйка из них готовит отменную яичницу». В тот день, когда бродили мы по щекавицкому дворику, было достаточно холодно и вода у колонки замерзла, но Жорж, зная, что в это время Жоржетта любит принимать утренний душ, быстро клювом разбил лед, взбодрил, расширя лунку, и позвал подружку. Они вместе начали пить, плескаться, полоща горлышки и весело подбадривая друг дружку. Узнала, что став домашними любимцами, Жорж не успокоился — от Жоржетты не отходит, а уж когда пришли посторонние, а один из них с фотоаппаратом, другая — с диктофоном, такой крик поднял Жорж. Пятерикова, шипя, хватал за штанину, на меня подозрительно смотрел, ожидая какого-то подвоха (это, кажется, у них семейное), показалось, даже клюв у Жоржа раскалился от ответственности, а Жоржетта из-за его спины только поглядывала на нас без всяких опасений. Счастливая птичка. К тому же как нынче модно — она старше своего избранника, но только по возрасту, если можно так сказать, ментально, конечно, радостно ведомая. Мы бегали по двору в гусином хороводе всего из двух птиц, а я все пыталась вытянуть чуть ли не клещами у художника хоть что-нибудь о нем: каким замыслом сейчас болеет, кто его заказчики, с каким материалом работает, и можно хоть что-нибудь увидеть из готовых работ. В ответ — почти ноль: материалом владеет любым, показать нечего — все работы уже у заказчиков, замысел новый — тайна, не хочет сглазить. Эта скороговорка напомнила — граница по-прежнему на замке. О Ж. Ж. — пожалуйста, а дальше — не расположен и как говорится — любопытной Варваре нос оторвали. Потом, видимо, слегка устав, он проговорился, что как-то несколько лет назад у него купил работы известный итальянский дизайнер Пако Рабан, в клиентах — многие звезды, известные личности заказывают ему скульптуры и оформление домашних интерьеров. И вдруг снова оборвал случайную свою откровенность, даже Жорж, который уже не кидался и не шипел, сочувственно посмотрел не меня — замерзшую, слегка ошеломленную, что день похоже, не урожайный и писать-то особо нечего. Мысли хозяина, конечно, уловила — сейчас не время раскрываться незнакомке с диктофоном, а вдруг наводка от соперников, а вдруг какая-нибудь фискалка-самоучка и, вообще, когда это кончится — в мастерскую пора, чтоб и время и почва под ногами не ускользнули.

ЗАДВОРКИ ЩЕКАВИЦЫ, ЧТО ИСЧЕЗАЕТ

Во дворе на возвышении, будто памятник стояла древняя «копейка». «Чья?» — просто так спросила и услышала: «Моя, ей уже лет 40». «Она что ваша ровесница», — снова удивилась и услышала, что он еще в 16 лет учился вождению на 21 «Волге» и однажды, пока отец был в отъезде, доставил на ней полкласса на ставки. Было дело. И снова — щелк, закрылся. Вдали Жоржетта с Жоржем (уверена, инициатива самочки) выискивали первые витамины на еще полусонном, но уже и полувесеннем лужке, и их семейное здоровье как и положено в любящей семье, было каждому одинаково дорого. Еще раз прикоснулась взглядом к их любви и стала прощаться. Уже за воротами услышала хоть что-то человеческое: «Когда я только начинал, был молодым художником, выполнил заказ одной дамы. Ей очень понравилась моя работа, и я от неопытности попросил — вы меня порекомендуете своим друзьям. Она посмотрела на меня странно и только сказала: Щас. Разбежалась. Понял все — выполняя заказы несерийные, продуманные для конкретного гнезда, имея дело с людьми состоятельными, воплотить задуманное — полдела. Не болтать о доме, где ты творил — обязательное продолжение».

СПАСТИ ЩЕКАВИЦУ ОТ ГРУБОГО НАШЕСТВИЯ ВАРВАРСКОЙ ЗАСТРОЙКИ ГУСИ УЖЕ НЕ СМОГУТ

Похоже, почувствовала, что у мужчин этой усадьбы есть нечто общее: и скульптор, и самурай и Жорж рьяно охраняют свое пространство как бы впрок, но я-то шла по следам гусиных лапок. Меня интересовала только любовь.

Зачем я взяла диктофон, зачем задавала вопросы... Как зачем, сама ответила себе. Работа такая, это уже мое любимое пространство, в котором нашлось место и Жоржу с Жоржеттой, и недоверчивому художнику. Он мне, кстати, понравился.

И это вовсе не тайна.