«Да» и «нет» Дмитрия Донцова

В свое время кто-то из всемирно известных классиков естественных наук (возможно, Лаплас) остроумно заметил: если бы законы математики, казалось бы, абсолютно неопровержимые, затрагивали реальные интересы людей — они непременно были бы обжалованы. Добавим при этом, что понятие «интересы» включает в себя не только жизненные отношения исключительно материального плана. Ведь, например, амбиции относительно защиты «своих», «неповторимых», «родных» идей воспринимаются человеком, который защищает соответствующее духовное верховенство так же, как интересы — и то личные, кровные, более чем весомые!

Публицист, идеолог, историософ, общественный и политический деятель, один из основателей доктрины «действующего» украинского национализма (или же «волевого», или же — более близкий для наших дней термин — «интегрального» национализма) Дмитрий Донцов (1883—1973) с самого начала своей литературной, научной и общественной деятельности очень мало, мягко говоря, считался со «священными» табу, негласно принятыми в украинском социуме того времени. Он, в сущности, непрерывно, из года в год, из месяца в месяц посягал на идеологические интересы ревнителей «вечных» догм, оспаривал то, что считалось в обществе аксиоматически истинным, был инициатором многих «высоковольтных» (причем содержательных) дискуссий и споров. Можно и нужно критиковать Донцова (Хотя есть люди, которые искренне и глубоко уверены в том, что именно «донцовский» круг идей и только он может стать духовным и политическим спасением для Украины, причем эти идеи надо обязательно брать такими, каковы они «в оригинале», без всякого «ревизионизма». И этих людей немало, особенно среди молодежи!). Но нельзя не признать тот факт, что именно этот мыслитель с точностью, достойной удивления, еще почти 100 лет назад увидел основные «болевые точки» украинской истории, нашего человека и нашего общества — и начал изучать их. Стал давать острые, иногда и ошибочные, жесткие, однако всегда искренние ответы на основополагающие вопросы национальной жизни.

Он будто бы предвидел, что и через сотню лет те же «проклятые», «гамлетовские» (здесь неуместна ирония — здесь трагедия!) вопросы буквально будут преследовать, «грызть» мыслящих украинцев. И не здесь ли кроется причина того, что и сегодня к наследию Донцова отношение остается каким угодно, только не холодно-безразличным — таким, которое соответствует «антикварному», «реликтовому», никому не интересному идеологическому продукту. Диапазон восприятия здесь предельно разнообразен — от «упорного украинского фашиста» до «основателя фундаментов нашей современной государственности». Между тем весьма необходимым является спокойный, взвешенный анализ наследия Дмитрия Донцова (интересно, что этот человек, находясь с официальным христианством в довольно сложных отношениях, наследовал завет Иисуса Христа, который, как известно, учил: «Пусть будут ответы ваши: «да — да», «нет — нет», а все остальное — от лукавого»). Именно такой анализ мы попробуем подать читателям «Дня». При этом акцент будет сделан на мировоззренческих, нациотворческих аспектах его публикаций.

ГЕОСТРАТЕГИЧЕСКИЕ, ПОЛИТИЧЕСКИЕ И КУЛЬТУРНО-ДУХОВНЫЕ ОТНОШЕНИЯ С РОССИЕЙ

По мере радикализации взглядов Донцова (а, как известно, «вектор» движения этих взглядов был, упрощенно говоря, таким: от украинского «национального» социал-демократизма до убежденного сторонника радикально правых взглядов, сознательного врага любых «прогрессистских», интернационалистских (в большей степени — имперских) доктрин, жесткого критика классических канонов парламентской либеральной демократии. Отсюда (от ненависти к имперским амбициям государства Романовых, включая, как дальше увидим, и амбиции российских либералов и демократов) — и отношение Донцова к России (начиная с 20-х годов, он в известной степени переносил уже это отношение с «власти» этой страны на ее народ, общество и культуру вообще). Это концептуальное отношение можно сжато передать такими словами Донцова (из статьи «Петербуржский переворот», 1917 г.): «Россия является нашим неумолимым и принципиальным врагом, который, попирая себя самого, никогда не может дать нам сколько-нибудь широких национальных уступств». Заметим: речь идет о России вообще, взятой в целом, не только властно-официозной, но и либеральной, и марксистской (о шовинистической, великодержавной сущности российского большевизма Донцов писал еще задолго до 1917 года, за что «удостоился» личных беспощадных атак со стороны «самого» Владимира Ильича Ульянова; о блестящей политико-психологической характеристике, которую Донцов дал Ленину позже мы еще поговорим!)

Что касается российских социал-демократов, то Донцов не имел никаких иллюзий относительно их позиции еще до начала Первой мировой войны. Так в статье «Маркс, Энгельс и Лассаль о «неисторических нациях» (написана весной 1914 года) он утверждал: «Энгельс и Маркс считали национальные движения «неисторических» наций (за небольшими исключениями) в половине ХІХ века движениями выразительно реакционными, а всех этих хорватов, украинцев, чехов — колодой в ногах великих исторических народов (немцев, мадьяр, поляков) на их пути к политической свободе. Аналогичных взглядов в России придерживаются российские марксисты в ХХ в., пятная национальные движения украинцев, белорусинов и др. как такие, что лишь тормозят достижение великороссийских политических постулатов. Само слово «национальный» почти идентифицируется у русских учеников Маркса со словом «националистический», а это последнее — со словом «реакционный». Когда большевики пришли к власти, они на протяжении семи десятилетий неопровержимо подтвердили правоту этих слов Дмитрия Донцова!

Не менее ясно, чем сущность марксистов в России, видел Донцов и шовинизм российских либералов (или тех, кто себя позиционировал таковыми). Ведь он указывает, «та же демократизация, хотя бы часть, царизма, что выдвинула на сцену украинский вопрос, призвала к действенной политике и российский либерализм. А здесь с ним произошло то, что происходит с каждым либерализмом в таких случаях. Чем больше российский либерализм переходил от роли молчаливого обсерватора политической жизни к роли активного в ней участника, тем быстрее один за другим, как во время осенней бури, улетали листочки из того окна, которыми украшали его во время его весны наивные и легковерные люди. Гг. Милюковы, Струве и как там они все еще называются, показали, в конечном итоге, и нам свое «национальное лицо», срывая ту красивую маску, которую они носили в «юные дни» своей политической невинности. Впечатление было такое же сильное, как и неожиданное. Оказалось, что российские либералы не только не имеют никакой программы относительно украинского дела, но и не хотят ее иметь. Еще в «Освобождении» — органе российских конституционалистов, который издавался в Штутгарте в 1902 г., — так сформулирована национальная программа: «равенство всех перед законом и, как следствие этого, снесение всяких национальных, сословных и религиозных ограничений». Так же в «Проекте русской Конституции», который разработал «Союз освобождения», целый вопрос втиснут в такой пассус: «Разница происхождения и веры не может повлечь за собой неравенство политических прав и обязанностей». И это все. Как видим, программа чисто негативного характера. Очевидно, российские либералы понимали «освобождение» России только как «освобождение» московского народа. Для него они прокламировали право суверенитета в государстве, другим нациям отказывали даже в суррогате государственности — автономии» (из доклада «Современное политическое положение нации и наши задачи»).

Поэтому «картина» с российскими либералами для Донцова является совершенно понятной. Как же относились к этому идейно-политическому течению украинские интеллигенты, особенно те, которые относили себя к национал-демократическому лагерю? К сожалению, Донцов констатирует здесь, мягко говоря, нехватку твердости, последовательности и определенной позиции. Вспоминая (в статье «По поводу одной ереси») немногим сегодня известное письмо к катковскому «Русскому вестнику» (1862 год) под названием «Отзыв из Киева», подписанный, в частности, Павлом Чубинским, Владимиром Антоновичем, Тадеем Рыльским и другими известными деятелями украинского движения, Донцов приводит такую красноречивую цитату из настоящего документа: «Не менее вредным для нашего народа считаем проповедуемые «Молодой Россией» революционные средства, как препятствующие всякому положительному спокойному труду общества, тратящие силы, вместо того, чтобы применять их к честному и плодотворному труду. Никто ведь из нас и не помышляет о политике, но всякое политическое стремление при настоящем состоянии общества до того смешно и ребячески наивно в наших глазах, что серьезно даже считаем лишним возражать на этот упрек».

И дальше Донцов, обобщая, приводит язвительные упреки в адрес украинских интеллигентов-демократов (не всегда уместные, когда речь идет о Сергее Ефремове, Евгене Чикаленко, других руководителях газеты «Рада», которых наш публицист остро критиковал за «приспособленчество», — ведь они делами, а не словами доказали свою преданность Украине): «За кем только не ходила украинская демократия! Вы видели, что она «ходила» и с Катковым, и с «Киевлянином», и с князем Святополк-Мирским (выдающиеся деятели и органы российского импер-либерализма. — И.С.). Быть носителем традиций сей демократии мне совсем не улыбается. Но я верю в другую демократию. Современную российскую действительность она будет ценить не глазами «Рады», только глазами Гоголя. Она не будет пропитана гуманно-плаксивым сентиментализмом нынешней «демократии», и язык, на котором она заговорит, выступая на арену общественной жизни, будет отличаться так же от косноязычия современных «демократов», как язык Шевченко от сервилистического языка авторов «Отзыва из Киева». Она поможет понять требования своего времени и соединить свое будущее с будущим своей нации. В сию демократию я верю, потому что я уже слышу ее тяжелые шаги (вот уже мостик к взглядам «позднего» Донцова 20-х — 30-х годов. — И. С.). Она прийти должна, потому что разочароваться в ней, значит, разочароваться в будущем целой нации. За какими лозунгами она пойдет — бесполезный вопрос. Ответ на него даст история».

Вот так. Донцов, как видим, поднимает проблему весьма актуальную и в наши дни: интеллектуальную (а то и политическую) зависимость украинской либерально-демократической «элиты» от внешних влияний (в его случае — московских, но вопрос, несомненно, гораздо шире), ее вторичность. Болезнь, к сожалению, полностью не побеждена и сегодня.

«ПОКОЙ КАК ЛОЗУНГ ПОЛИТИЧЕСКИХ КРЕТИНОВ»

Именно так беспощадно характеризует Донцов в статье «Национальные святощи» (1916 год) клич, который был брошен в Германии в 1806 году после страшного разгрома от армии Наполеона под Иеной и Ауэрштедтом. Клич этот звучал так: «Покой является наивысшей обязанностью гражданина!» Оценка же Донцовым этого лозунга вынесена в название этой главы.

Вообще же эта донцовская статья содержат много интересных моментов. Автор решительно отбрасывает (в частности, и учитывая катастрофическое время: разгар Первой мировой войны) «священную аксиому»: «наша украинская нация бессмертна, она будет жить вечно, является неистребимой и преодолеет, как и раньше, любых врагов!». Донцов буквально восстает против этой мысли, считая ее губительной и успокоительной для украинства во время сверхтяжелых испытаний. Он пишет: «Осмелюсь утверждать, что та аксиома является самой вредной, может, изо всех, что кружат по головам нашего раскромсанного и разбитого идейно сообщества, и самой реакционной, потому что усыпляет так теперь необходимую энергию народа, мешает сориентироваться в водовороте событий. На чем, следовательно, зиждется та вера, та нация? По-моему, ни на чем другом, как только на нашей традиционной вере в «украинскую печь», в ту, как ее называл Самийленко, «крепость мощную», которая является последней защитой для несчастного патриота, где его никакой черт не достанет и где нация, ободранная из всего, хотя бы только мысленно будет жить — неистребимая и бессмертная! (Заметим, что такой взгляд был просто отвратительным для нашего автора, человека, который еще в 1913 году выдвинул лозунг, горячо поддержанный галицким студенчеством: «Больше всего угнетают того, кто меньше всего требует!» (этот лозунг хорошо помнили в 1929 году при создании ОУН. — И.С.)». И дальше Дмитрий Донцов пишет: «Это та же вера, что, пока мы будем быть способными ходить на так же бессмертную «Наталку Полтавку» или пить горилку и «вольнодумствовать в шинке» на родном языке, пока крестьянин не денационализируется, до тех пор мы еще как нация не пропали. Если же еще вспомнить к этому всему сакраментальную цифру 30 миллионов (количество украинцев. — И. С.), то тогда даже самый яростный пессимист должен стыдиться и верить...» — с убийственным сарказмом пишет Донцов.

И дальше: «Это не сатира, потому что так думали тысячи украинцев и думают еще и сегодня. Забывают они, однако, о том, что не голое число творит нацию, потому что, как сказал известный английский государственник ХVIII в. Эдмунд Берк, «сама по головам перечисленная масса после подсчета так же мало является нацией, как и перед подсчетом». Забывают, что для того, чтобы народ перестал существовать как нация, вовсе не нужна денационализация его крестьянских масс. Нацию составляет не язык, только чувство принадлежности к той же культурной и политической целости, а это чувство может быть общее даже у племен, которые говорят на других языках, главное, когда одно из них почти лишено своей интеллигенции. Натурально, держание народа при своем языке является той основой, той национальной энергией, из которой когда-то может появиться правдивое движение. Но где уверенность, что и энергия вечно будет лежать, как залежи золота в земле, в сборной душе народа, чтобы засиять благородным лучом в удобное время? Где уверенность, что, сдвинутые в течение столетий с одной позиции на другую, не оставим потомкам такой тяжелой задачи, что они упадут под ее тяжестью?»

Вопросы, вопросы... И нам сегодня совсем нелишне задать их себе.

«КАТОВА ВЕЧЕРЯ»

Так называется одна из самых пламенных, беспощадно правдивых и острых, словно лезвие бритвы, статей Донцова (1916 г., журнал «Шляхи»). О чем в ней говорится?

Начало. Продолжение читайте в следующем выпуске страницы «Україна Incognita».