Перейти к основному содержанию
На сайті проводяться технічні роботи. Вибачте за незручності.

Данайский дар Константина и Мефодия

24 марта, 00:00

Крещение Руси привело к резкому расширению общественных горизонтов и к вхождению наших предков в социум более высокого порядка — Христианского мира. Поскольку выбор именно византийской модели был продиктован явной склонностью князя Владимира к тоталитарным методам правления, то следующим закономерно должен бы быть шаг по пути обеспечения стабильности своего государства, т.е., надлежало надежно защитить общественный дух и общественный ум от пагубного чужеземного влияния — при помощи какого-либо прообраза «железной завесы».

И здесь лучше всего пригодилось наследие солунских братьев- проповедников Константина-Кирилла и Мефодия: славянский перевод Библии и славянская литургия. Традиционно — как безусловная аксиома — они считаются предметом национальной гордости, залогом органичности и народности нашей культуры: у нас, видите ли, весь народ мог понимать Божьи истины, потому что изрекались они на родном языке. Но если бы общая масса так сразу усваивала высокие истины!

Все зависит от того, что при рассмотрении этого вопроса мы стремимся получить: обосновать причины этой гордости или попробовать честно проанализировать, как и насколько существенно повлияло ославянивание христианства на коллективный менталитет наших далеких предков и к закреплению каких черт оно привело. И в самом ли деле Константин и Мефодий, а точнее — те, кто их послал в Моравию, пеклись прежде всего о том, чтобы Слово Божье стало доступным для самых широких масс славянского населения и ради этого преступили даже через догму триязычия, согласно которой новое учение должно было проповедоваться только на трех священных языках: еврейском, греческом и латыни. Не надо забывать, что в решении вопросов, связанных с официальным признанием новой веры, формами распространения и проч., миссионеры имели дело, в первую очередь, с верхушкой общества, а у нее довольно своеобразное понимание функций языка. Поэтому стоит внимательнее проследить события в тогдашней Восточной и Центральной Европе.

ПОЛИТИЧЕСКИЙ ЗАКАЗ

После разгрома Карлом Великим могущественной империи аваров славяне получили свободу; стали даже возникать независимые славянские княжества-протогосударства. Чтобы втянуть их в орбиту «цивилизованного мира» и предотвратить агрессию со стороны варваров, в Риме и Константинополе принялись крестить Славянский Мир. Перевод Библии и славянская литургия должны были, по мнению и патриарха Фотия, и папы Николая I, ускорить этот процесс.

Идея переводов Библии на «варварские» языки и проповеди на них, впрочем, не была оригинальной. Еще в начале IV в. готский священник Ульфила перевел Священное Письмо на родной язык, в IХ в. традицию проповедей на народных языках в Европе развивали миссионеры из Ирландии, или, как тогда ее называли, со Священного острова. Конечно, ирландские монахи несли Благую Весть и славянам; кажется, они даже приходили в Киев. Замысел же патриарха Фотия и папы Николая I состоял в том, чтобы славянскому языку дать статус священного — наряду с тремя существующими священными языками.

Дело было поручено преподавателю тогдашнего Константинопольского университета, талантливому ученому и знатоку старинных языков Константину. В помощь себе тот пригласил брата Мефодия, бывшего военного, опытного администратора. И в 863 году, по просьбе моравского князя Ростислава, греческая миссия, возглавляемая братьями, отправилась в славянские земли, которые, кстати, находились в подчинении папы римского.

Принимая христианство по славянскому обряду, получившем благословение папы, моравские князья надеялись, что их немецкие соседи — графы и епископы — будут почитать их за равных. Но вскоре оказалось, что христианский обряд — «ниже», потому как в то время весь Запад придерживался латыни, т.е. — мирового уровня. Кроме того, немецкие священники начали говорить, что архиепископ Паннонии Мефодий проповедует арианскую ересь, мол, Христос — подобосущий (как, между прочим подает и наша «Повесть временных лет»), а не единосущий с Богом-Отцом. Почувствовав себя обманутыми, моравские князья изгнали славянских миссионеров и заменили предложенный Константинополем варварской вариант христианства на общепринятый — латинский.

Но дело братьев-подвижников не пропало. Болгарские правители, почти два века боровшиеся с Византией за Балканы, решили слиться со своими славянскими подчиненными в единый народ. Этой цели, конечно, лучше всего служит общая вера. К тому же, болгары хотели принять христианство — как мировую религию, чтобы таким образом получить признание среди европейских государств.

Хан Борис в 863 году принял греческий вариант христианства, но впоследствии его сын, князь Симеон, разорвал отношения с греками и принял славянской обряд. Он пригласил изгнанных с моравских земель учеников Мефодия и начал закладывать основы независимой славянско-болгарской культуры. В отличие от моравских князей, у князя Симеона не было комплекса неполноценности; как болгарин он считался потомком династии знаменитого Аттилы, и потому считал византийских царей Македонской династии, которая вела родословную от бывшего конюха Василия I, выскочками.

Получив прекрасное образование в Константинополе, князь Симеон поставил себе целью создать новую христианскую цивилизацию — славянскую, которая могла бы конкурировать с греческой. Но после его неожиданной смерти, оценив угрозу, византийские императоры прибегли к решительным репрессиям. После почти века войн Василий II наконец разгромил Болгарию, и с 1018 года она перестала существовать как политическое образование.

А преемником славянского варианта христианства стала Киевская Русь.

УРОВЕНЬ ДУХОВНОЙ ЭЛИТЫ НА РУСИ

После крещения Руси Владимиром болгарские проповедники направились в Киев. Они и принесли на Русь славянской перевод Библии и славянскую литургию. Греки в Царьграде не отрицали; наоборот, содействовали этому процессу, тем самым, считая нас варварами, не способными овладеть мировыми языками.

Еще иезуит Петр Скарга в знаменитом трактате: «О единстве Церкви Божьей...» писал: «Греки обманули тебя, о русский народ, потому что, дав тебе святую веру, они не дали греческого языка, заставив тебя пользоваться славянским, чтобы ты никогда не смог прийти к правильному пониманию и знанию...» Тем самим опытный полемист попал в самое яблочко: в вопросе о славянском переводе и славянской литургии речь шла, в первую очередь, об уровне нашей духовной элиты. Здесь — в исходном пункте и заложена самая существенная специфика нашей древнерусской интеллигенции и специфика истоков нашей духовности.

Впервые веские сомнения относительно ценности славянских переводов высказал и подробно обосновал русский философ Г.П.Федотов. Он писал, что, на первый взгляд, кажется, будто славянский язык церкви, облегчая задачу християнизации народа, не дает возникнуть отчуждаемой от него интеллигенции, поддавшейся греческому или латинскому влиянию. Но какой ценой заплачено за это? Слишком дорогой: отрывом от классической традиции.

Католическая церковь упрямо придерживалась латыни. Нам это может показаться даже странным: ведь латынь ничуть не способствовала распространению новой веры. Видно, было что-то более важное! Что же именно?..

На Западе монах, чтобы читать Священное Письмо и писать собственные трактаты, овладевал латынью, которая была волшебным ключом к сокровищнице мировой классической культуры. Западная духовная элита естественным образом вливалась в Мировой Духовный Поток. Г.П.Федотов с сожалением отмечал: «И мы могли бы читать Гомера, философствовать с Платоном, вернуться вместе с греческой христианской мыслью к самым истокам эллинского духа и получить, как дар («а прочее приложится») научную традицию древности. Провидение судило иначе».

В бедном и грязном Париже, на дикость которого сетовала Анна Ярославна, в XI и XII в. уже звучали дискуссии схоластов, оттачивался высоком научный стиль, зарождался университет, а у нас, в «Золотом Киеве» — что?..

Наша, русская элита получает все в переводах. А перевод — не оригинал, каким бы совершенным он не был. Но хуже всего даже не то, что этим уже закладывается право отбора по чьему-то вкусу или симпатии, а в формировании психологической установки на ощущение собственной неполноценности — комплекса второсортности, который сопровождается творческой растерянностью и невосприятием.

Вот так, от киевских духовных предков, воевавших с греческим засильем, у нашей элиты на долгие века осталась ненависть к старинным языкам и неуравновешенное восприятие всего чужого: или же радикальное отрицание, или же безоглядное — до пародии — наследование, чтобы лишь спрятать комплекс неполноценности.

Могут возразить: зато у нас, в отличие от Запада, интеллигенция и народ — близки. Действительно: «Монах и книжник древней Руси, — писал Г.П.Федотов, — были очень близки к народу, — но, пожалуй, чересчур близки. Между ними не образовалось того напряжения, которое дается расстоянием и которое одно только способно вызывать движение культуры. Снисхождению учителя должна отвечать энергия восхождения ученика. Идеал культуры должен быть высок, труден, чтобы разбудить и напрячь все духовные силы».

У нас же произошла, откровенно говоря, профанация высоких истин. Наша элита того времени не сумела приобщиться к традициям мировой культуры. Хоть в дальнейшем, спустя несколько веков, история все же дала ей еще один шанс: Унию. Это была отчаянная попытка нашей духовной элиты объединиться в единый Христианский Мир.

Ярослав Мудрый, унаследовав — после рек крови — княжий стол в Киеве, попробовал установить, как когда-то князь Симеон в Болгарии, свою версию Римской империи. Собственно, это был прообраз Третьего Рима. Священным языком Ярослав выбрал искусственно созданный церковно- славянский язык, скомпонованный Константином, который после разгрома Болгарии опять потерял государственную поддержку, и, таким образом, Русь могла сразу присвоить себе новую культурную сферу, не теряя собственной независимости. Вот так и возник русский обряд — со своим священным языком и кирилловским письмом.

Славянский русский обряд стал основой для слияния поляно-славянских и неславянских (в том числе и варяго-русских) элементов в одно целое — единую Русскую землю, что, к тому же, означало укоренение чужеземной варяжской руси на поднепровской территории. Ведь до того времени русь была фактически только чужеземным правящим слоем, периодически собиравшим дань (в форме полюдья или оброков) и подчинявшимся только своему князю, она не была связана с территорией. И только теперь Русь выходит равноправно на мировую арену, но со своей специфической формой христианства и отгородившись от Европы локальным языком.

Какие отдаленные последствия дал такой вариант вхождения в Социум более высокого порядка — с жестким и немедленным приспособлением нового Социума к национальной специфике — наглядно видно даже при поверхностном сравнении со странами, избравшими иную форму: сперва усердное ученичество, и только после этого, возмужав, — равноправное участие в развитии Мировой культуры.

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать