День, которого не было?..

Продолжение. Начало читайте на стр. «Украина Incognita» от 18.01. 2003 г.

II. НЕДОРАЗУМЕНИЯ И КУРЬЕЗЫ 8/18 ЯНВАРЯ 1654 ГОДА

Созванный по приказу царя Алексея Михайловича 1 октября 1653 г. Земский собор принял решение о принятии гетмана Богдана Хмельницкого и всего Войска Запорожского под «высокую царскую руку» и объявлении войны Польше. Официальная нота по этому поводу королю Яну Казимиру была направлена только 31 декабря. Полномочное посольство в Украину снарядили уже 9 октября, даже не подготовив необходимых инструкций и не вручив верительные грамоты боярину Василию Бутурлину. Все это было отправлено уже вдогонку посольству. Продемонстрированную спешку, следует заметить, вообще-то довольно необычную для Московии XVII в., очевидно, можно объяснить большим желанием уладить дело с украинским гетманом раньше, нежели дойдет до официального объявления войны Польше. Однако далеко не всегда желания совпадают с действительным положением вещей...

Довольно странные и абсолютно непредсказуемые задержки начались еще на землях, подвластных царю. Дело здесь заключалось не только в традиционных и вневременных московских бедах — бездорожье и расхлябанности. Так, уже на границе с Украиной Бутурлина догнала весть о том, что царское знамя и текст речи, которую он должен был произнести перед гетманом и старшиной, ему уже отправили. Однако... в дороге они были непоправимо повреждены и царь был вынужден отдать приказ об изготовлении новых. Довольно крупная неприятность произошла и с булавой, отправленной Алексеем Михайловичем Хмельницкому. Из нее исчезли несколько драгоценных камней! Восстанавливать царский клейнод послу пришлось немедленно и, причем, из собственного кармана (впрочем, после возвращения в Москву Бутурлину были возмещены эти убытки). Под вечер 31 декабря полномочное посольство царя прибыло в Переяслав, где его встретил местный полковник Павел Тетеря.

Почему Хмельницкий не спешил в Переяслав?

После прибытия в Переяслав боярину Бутурлину пришлось ждать начала переговоров с гетманом Хмельницким еще целую неделю. Причина была довольно уважительна. Вернувшись после Жванецкой кампании, Богдан наконец получил возможность с надлежащими христианскими почестями провести в последний путь тело старшего сына Тимоша, который погиб на молдавской земле еще несколько месяцев назад. После траурных церемоний в Чигирине гетман еще на некоторое время задержался на днепровском перевозе вблизи Домонтова — река покрылась льдом, но недостаточно крепким, чтобы удержать карету гетмана.

В Переяслав Хмельницкий прибыл только поздно вечером 6 января. На следующий день в город приехали генеральный писарь Иван Выговский и другие старшины. Только вечером 7 января и произошла первая неформальная встреча Хмельницкого, которого сопровождали Выговский и Тетеря, с боярином Бутурлиным, на которой была согласована процедура провозглашения перехода Украины под протекцию царя. Боярин предложил провести процедуру передачи гетману царской грамоты во дворе той усадьбы, где он остановился на постой. Уже в соборной церкви города политический акт принятия Украины под царское покровительство должен был получить закрепление присягой, а по ее завершению Хмельницкий будет пожалован булавой и знаменем.

Гетман против такого сценария развития событий не имел никаких возражений. Единственное, что Хмельницкий к нему добавил, так это предложение о созыве утром следующего дня старшинской рады, на которой он желал бы ознакомить полковников со своим намерением «учинитися під високою царською рукою». Остальные пункты программы — вручение грамоты царя, приведение старшины к присяге и передача царских инсигнаций — должны остаться в силе.

Сколько казацких рад состоялось в Переяславе 8 января 1654 года? И какую из них праздновать?

По такому сценарию и началось утро 8 января 1654 г. Правда, на старшинской раде, состоявшейся рано утром, у Хмельницкого неожиданно возникла идея о созыве еще одной рады — Генеральной, которая должна состояться уже... после полудня. Понятно, что процедура созыва подобного рода собрания требовала намного больше времени для его подготовки. Ведь после изнурительной осенней кампании 1653 г. казацкое войско было распущено гетманом по домам и находилось за сотни верст от Переяслава. В городе и его окрестностях находились только местные казаки и приглашенные Хмельницким на раду казацкие старшины.

Но вопросы возникают не только об уровне представительства будущей рады, но и, собственно, самой целесообразности ее созыва. Ведь в последний раз гетман собирал Генеральную раду аж в 1651 г.! После этого, окончательно убедившись в ее громоздкости и неэффективности, он советовался только с членами более мобильной старшинской рады. Кому из старшин пришла в голову идея созыва, якобы Генеральной рады, — неизвестно. Очевидно, гетманское правительство стремилось отбить охоту у поляков продолжать «воевать» Войско Запорожское, которое отныне имело сильного союзника, а также продемонстрировать всей Украине и ее соседям факт международного признания разрыва казачества с Яном Казимиром.

В два часа дня по приказу старшины начали бить в барабаны, призывая на раду. Переяславская рада, став культовым сюжетом советской исторической науки, настолько крепко вошла в официальную советскую идеологию, старую школьную образовательную литературу, изящную словесность, живопись, кинематограф и т.д., и т.п., что, кажется, нет необходимости о ней говорить — и так все понятно. Но оказывается, что не все...

В первую очередь, оценивая историческую достоверность более или менее известных картин, посвященных переяславским сюжетам 1654 г., стоит помнить известную установку Козьмы Пруткова о том, можно ли доверять надписи на клетке слона, если там сидит какое-то другое существо... Так и здесь, известные монументальные образы всеобщего торжества украинского народа, обращенного к Хмельницкому и Бутурлину, не соответствуют действительности уже хотя бы потому, что на Генеральной раде царский боярин не присутствовал, потому что оставался на постоялом дворе.

Так же нельзя верить и утверждению известного казацкого летописца Самийла Величко, что на раде гетман зачитывал статьи договора с царем. Этот сюжет позже вошел в труды не менее известного историка Николая Костомарова и создал целую историографическую традицию. Богдан не мог этого сделать уже хотя бы потому, что до того момента не только не был заключен украинско-русский договор, но и даже не начаты переговоры о его содержании. Единственное, что на раде действительно произошло, так это формальное провозглашение целесообразности заключения союза именно с московским царем, а не какими-то другими властителями.

Не вписываются в идеальную картину общенародного «ликования» и события, которые произошли немного позже, в соборной церкви Переяслава, куда гетман и посол прибыли после того, как Бутурлин после окончания Генеральной рады, также на постоялом дворе, передал Богдану царскую грамоту. А когда украинское и русское духовенство, прибывшее вместе с Бутурлиным в Украину, было готово начать торжественное богослужение, оказалось, что накануне стороны... забыли договориться о самой процедуре скрепления соглашения присягой. Хмельницкий и старшина, опираясь на знание практики заключения межгосударственных соглашений и даже практики приведения шляхты Речи Посполитой к «послушенству» королю, где монарх и подданные каждый со своей стороны давали обет не нарушать взятых обязательств, были убеждены в том, что следом за произношением украинской стороной текста присяги аналогичным образом поступит и российская сторона. Но воспитанный в совсем иной политической культуре Бутурлин заявил, что в Московском государстве никогда такого и не было, чтобы царь присягал перед своими подданными.

Собор был не самым лучшим местом для проведения дискуссий по этому поводу, и Хмельницкий, оставив там царскую делегацию, вместе с высшей старшиной пошел к дому полковника Тетери, чтобы созвать там уже третью (!) за день казацкую раду, на этот раз старшинскую. Как записал в своем официальном отчете Бутурлин, гетман и полковники о том, как поступить дальше, советовались «многое время», а посольство нервно ожидало в соборе. Наконец со старшинской рады к нему прибыли посланцы гетмана — полковники Павел Тетеря и Григорий Лесницкий, которые повторили требование о принесении Бутурлиным присяги царю. И поскольку посол заявил, что сделать этого не может, ведь нигде такого нет, чтобы монарх присягал своим подданным, здесь же в стенах собора все-таки возникла короткая политологическая дискуссия. Тетеря и Лесницкий, шляхтичи по происхождению, указали на практику польских королей. Однако, по мнению царского посла, такой пример не был убедительным, поскольку польские короли, во-первых — являются «неверными», во-вторых — «не самодержцами», а в-третьих — «на чем присягнут, все равно того не сдержат».

Нельзя утверждать, что высказанные аргументы полностью удовлетворили украинскую сторону. Но, безусловно, убедили ее в том, что складывающаяся ситуация угрожала вылиться в дипломатический конфуз. Дело заключения союза с царем, над реализацией которого Хмельницкий долгое время работал, о котором уже было объявлено на раде как свершившемся, могло расстроиться. Понятно, что подобное развитие событий не устраивало ни Чигирин, ни Москву; правительство Алексея Михайловича уже успело объявить войну Польше. Выход из затруднительной ситуации был найден в том, что гетман и старшина все-таки согласились принести присягу царю. А боярин Бутурлин, со своей стороны, очевидно полагаясь на слово Алексея Михайловича, заверил их в том, что царь непременно подтвердит все те права и вольности Войска Запорожского.

Вечер трудного дня...

Этими обещаниями и пришлось довольствоваться Хмельницкому и его советникам. А сколько в них было искренней правды, а сколько лукавства, могло показать только время. Пока же только подходил к концу короткий зимний день 8 января 1654 г. Итак, разговор союзников после возвращения из собора и вручения гетману царского знамени, булавы и символической одежды — ферезеи, был непродолжительным. Слишком много эмоций было потрачено за этот трудный день, а впереди просматривались не менее сложные переговоры о наполнении обещаний, данных царским боярином, реальным содержанием и их реализации на практике.

Впереди было и создание Переяславского мифа об исторической закономерности и всенародном волеизъявлении, о бесконфликтности согласования позиций сторон и о безоговорочной и безусловной преданности Богдана курсу на «воссоединение Украины и России». Впрочем, это уже сделали чересчур усердные потомки. Тогда же, как справедливо подметил Михаил Грушевский, ни Хмельницкий, ни его соратники не ощутили той судьбоносной значимости момента, которую впоследствии выдумают историки. В этот день гетману наконец удалось привлечь к войне с Польшей сильного союзника. И в этом он усматривал значительный успех. Переговоры о характере этого союза должны были начаться уже завтра, 9 января 1654 г.

Продолжение читайте на стр. «Украина Incognita» от 28.02. 2003 г.