Дмитрий Донцов и героические украинские женщины

В этом году исполняется 130 лет со дня рождения и 40 лет со дня смерти одного из самых ярких деятелей украинской истории и культуры — Дмитрия Донцова. О нем, его деятельности, жизни и творчестве написано немало, но не все грани его деятельности раскрыты в достаточной степени.

В творческой наработке Дмитрия Донцова, где так много внимания и места посвящено созданию героического типа личности украинского мужчины, гораздо меньше страниц посвящено женским образам, однако такие размышления автора есть и они тем более интересны, что по-своему проливают свет и на фигуру самой этой незаурядной личности.

Конечно, когда речь заходит о женщинах, да еще и героических, сразу возникает ассоциация с фигурой Олены Телиги — женщины действительно необычной, интересной личности, талантливой поэтессы, настоящей украинской патриотки и героини, человека трагической судьбы. Именно ей посвящена отдельная работа Д. Донцова «Поетка вогнених меж. Олена Теліга». При чтении этой работы возникает двойное ощущение. С одной стороны, восхищение действительно незаурядной личностью, подъем ее автором на наивысший пьедестал героизма, увлечение ею как талантливой поэтессой и преданной украинской патриоткой. С другой же стороны — отсутствие в произведении какого-либо личностного чувства к Олене как к реальной женщине, к тому же женщине любимой. Олена Телига Дмитрия Донцова — это, как и все у этого автора, символ и воспитательный идеал, в котором мало осталось от живой страдающей и эмоциональной личности, какой была поэтесса. Конечно, Олена Телига была и такой пламенной патриоткой, мужественной и решительной личностью, талантливой литераторшей, какой ее изобразил Д. Донцов, но, кажется, созданный мыслителем портрет страдает от однобокости и монументальности.

Д. Донцов писал с восхищением и неподдельным пиететом о благородности Олены Телиги. Его идея-фикс относительно формирования украинцев как аристократической нации, нации не плебеев, свинопасов и гречкосеев, а казаков, рыцарей, героев превращалась в линзу, через которую он воспринимал конкретную личность. «И одной из блестящих фигур этого типа была как раз она сама, поэтка! Полной противоположностью женщин-рабынь, — женщина-пани... Олена Телига — фигурой того же панства, которое только рождается в огне войны и революций на наших степях, тип женщины нового ведущего слоя», — пишет Донцов. И дальше: «Женщина того слоя, о которой только что вспоминал, выкована из той же бронзы, из которой ковались женские фигуры литовско-русьского Ренессанса или женщины казацкой старшины».

Что это, как не символизация национальной героики, женщина-миф, созданная и возвышенная автором? Возможно, в произведении «Поетка вогнених меж. Олена Теліга», как нигде больше, воплотилась мечта Донцова о так называемой «вечной женственности», присущая в той или иной степени всем мужчинам, обреченным, по высказыванию С. де Бовуар, на экзистенциальную тревогу и вечное беспокойство, а потому женщина означает для него воплощенную мечту, посредничество, которое дает утешение, покой в беспокойстве, миф, которым он заклинает свои тревоги. А тревоги у Д. Донцова были действительно глубокие и тяжелые: о судьбе украинской нации и культуры, о путях творения благородной личности украинца, о роли и задаче каждого сознательного украинского патриота в деле освобождения Родины.

Интересным моментом, на котором фиксирует внимание ряд исследователей жизни и творческой наработки Д. Донцова, является тот факт, что, несмотря на собственную относительную внешнюю непривлекательность, он был не только кумиром, но и любимцем женщин. И то, как правило, женщин незаурядных. Жена Д. Донцова, Мария Донцова-Бачинская (1891—1978), не принадлежала к сонму домашних куропаток. Она сама была поэтессой, журналисткой, общественной деятельницей, наконец, умной, интересной и привлекательной женщиной. Не говоря уже о Олене Телиге — настоящей красавице, интеллектуалке, активном общественном деятеле, литераторе, которой приписывают бурный роман с Дмитрием Донцовым, который был старше поэтессы на двадцать три года. Сам этот феномен, безусловно, заслуживает отдельного внимания.

Очевидно, женщин привлекала в «железном» националисте Донцове способность видеть в «противоположном поле» (С. де Бовуар) личность, ценить женщину именно за умение и интеллект, а не за способность лепить вареники и готовить борщи. Наконец, считать ее ровней себе, другом. Ведь именно высокоинтеллектуальная личность формирует специфические — «высокие», «ответственные» типы и коды феминности и маскулинности. Ведь в культуре, как справедливо подметила О. Забужко, вырабатываются образы женской и мужской личностной зрелости, а не просто определенные стереотипы маскулинного и феминного поведения. И хотя сам Дмитрий Донцов принадлежал к консерваторам в вопросах относительно женской и мужской роли в жизни (женщина для него прежде всего, как и для Шевченко, — это преданная мать, которая растит сына для Украины и украинского дела), однако он осознавал, что воспитать рыцаря духа и воли способна только благородная женщина. Поэтому неслучайным является, например, постоянное акцентирование внимания на отсутствии плебейства в характере Олены Телиги. «Ничего из плебейского не было в ней, ничего из причитания поэзии начала ХХ века с ее упадочническим сентиментализмом», — утверждал мыслитель.

Д. Донцов с презрением и предостережением относился к поколениям украинской людности, склонным к повседневному мирному труду, покою и размеренной жизни. Он осуждал тех, кто ставил «на место абсолютной морали — этику, которой предписания, как математические формулы, доказывались доказательствами рассудка. На место больших страстей — умеренность, на место неуверенности отношений, которая вышивала волю и точила мысль, социальную упорядоченность, а с ней общее нивелирование и тошноту. На место римского miraculum — понятия нерушимости законов природы и человеческого сосуществования. На место веры, которая идет по горам, — слепое усмирение перед так называемым бегом событий».

Такие же взгляды и убеждения Донцов приписывает и Лесе Украинке, видя в ней героическую личность, женщину с рыцарской отвагой и (что было особенно важно для мыслителя) мистическим даром предсказания. Только самым гениальным личностям, к которым он относит прежде всего Тараса Шевченко, Донцов приписывает эту способность быть пророком, наделенным мистической силой и умением предвидеть будущее своей нации. К таким национальным пророкам он относит и Лесю Украинку. Именно ее Донцов называет украинской Сивиллой в посвященной поэтессе работе «Поетка українського Рісорджіменто (Леся Українка)». «Как та кошка, которая задолго перед людьми чувствует близкую катастрофу землетрясения, бросалась она, крича о спасении там, где ее окружение спокойно предавалось ежедневному труду. Там, где они видели только золотую рожь и синее небо, — виделась ей смерть и труппы, а медленные степные реки истекали кровью. Перед ней вставали гнетущие призраки «страшной и неусыпной войны», «страшной и неумолимой» битвы. Хлеба урожайного края шли с дымом в ее глазах, беспечальное поколение ступало, прогибаясь под тяжелым крестом, на Голгофу. Или еще хуже, на коленях перед ликующим наездником видела она его, с терновым венцом на согнутом челе и со слезами раскаяния на помутневших глазах». И дальше: «Кровь, кровь и кровь! — вот что видела в своей сверхчеловеческой имагинации на родных степях украинская Сивилла. Вот что убирало из ее взгляда кротость, ее языка нежность, чувствительность и мягкость из ее стихотворений!»

Высокая духом, мятежная Леся Украинка осталась непонятной для своих земляков, заспанных и миролюбивых. «Ее жизнь была целой проблемой, — пишет Д. Донцов. — Она на целую голову перерастала в умении почти всех современных писателей, а осталась удивительно непонятной, хотя и респектовaнной. Поэтесса непривычного у нас темперамента привлекала читателей меньше, чем многочисленные dii minores литературы. Она имела едва ли не самое глубокое образование в кругу товарищей по перу, а осталась личностью, которой меньше всего занималась образованная критика. Человек интенсивного искания и упрямой мысли не приковывал почему-то к себе особого внимания тех, кто интересовался тайнами поэтического творчества. Писательница, которую назвал Франко одиноким мужчиной среди поэтов соборной Украины, осталась каким-то сфинксом для поколения, для которого отвага, упорство, воля — все мужские добродетели должны были бы стать конечными, если бы оно хотело устоять в той страшной пурге, которая неожиданно упала на него».

Таким образом, рядом с мужественным рыцарским «первнем», который только и может, по мнению Д. Донцова, добыть в борьбе свободу и будущее для Украины, должен быть сформирован и определенный тип женщины — «женщина-рыцарь» — как неотъемлемый фактор победных национально-освободительных соревнований и украинского нациотворения.