Донбасс: растревоженные раны прошлого

Восток Украины истекает кровью. На наших глазах подтверждается (страшным образом подтверждается!) древняя истина, вовсе не абстрактная: хаос в головах приводит к катастрофе — социальной, политической, экономической, и главное — мировоззренческой, ценностной, ментальной. Пренебрежение со стороны «украинской» власти этой истиной уже безгранично дорого нам обошлось — и кто знает, какой ценой мы еще будем расплачиваться за эту слепоту (если не преступление) в будущем. Какой ценой придется нам «склеивать», возобновлять (а если быть честным, то создавать заново) украинскую идентичность на Донбассе. Абсолютно понятно теперь одно: военная победа над сепаратистами является весьма необходимым, но совсем не достаточным условием для преодоления трагедии на востоке Украины, свидетелями которой мы являемся. Компромиссы? Мир? Это — высшие ценности, но только в том случае, если имеем дело с вменяемыми людьми, а не с параноиками, которые свято верят в то, что Россия — «спасение славянских народов» от «мирового капитала США», возрождая лексику 30-х годов (одинаково характерную тогда и для Сталина, и для Гитлера, между прочим!).

Поэтому масштабность трагедии неопровержима. Как свидетельствует опыт множества предыдущих поколений, такие трагедии могут быть преодолены только тогда, когда мы сможем в полной мере увидеть, проследить и исследовать их предпосылки, причины, истоки, их исторические корни. Без этого мы просто обречены действовать «вслепую», печально известным методам проб и ошибок, или же — методом «гнилых» сделок коррумпированных «элит» (я тебе даю должности, преференции, огромные ресурсы, но в обмен на это ты должен...). Эта «технология» (которая пережила два Майдана, потому что хребет Системы не поврежден) уже привела Украину на край пропасти. Поэтому ужасный опыт Донбасса требует осмысления. Прежде всего в историческом измерении. Это сложно, но «путь в тысячу ли начинается с первого шага» (древняя китайская мудрость).

♦ Можно утверждать, что одним из тех, кто осмелился предпринять этот первый шаг, был коллектив Института истории Украины НАН Украины. Еще летом 2014 года это уважаемое научное учреждение провело всеукраинскую конференцию «Исследования Востока и Юга Украины в исторической ретроспективе: итоги и проблемы» (совместно с рядом других учебных и гуманитарных исследовательских заведений). Основные итоги конференции обобщены в двухтомнике «Восток и юг Украины: время, пространство, социум», изданном Институтом (ответственный редактор — академик НАН Украины В.А. Смолий). Важнейшие выводы мы хотели бы сжато привести читателям «Дня».

Объем этих заметок не позволяет, к сожалению, обстоятельно сосредоточиться на всем разнообразии проблемы, которые рассматриваются авторами двухтомника. Так, бесспорно, содержательными и интересными являются статьи Ярославы Вирменич «Пространственное моделирование истории: смена парадигм», Владимира Головко «Украинский разлом «русского мира: донецкая и днепропетровская идентичность», «Внутренние фронтиры на юге Украины (конец ХІХ — начало ХХ ст.); автор — Татьяна Винарчук; Галины Турченко «Имперский проект «Новороссия»: история и настоящее»; Валентины Шандры «Формирования государственных институций на юге Украины в ХІХ в.: исторический инвариант». Перечень можно и нужно продолжать. Однако, по указанным выше причинам, мы просто должны остановиться только на трех статьях из коллективной монографии «Восток и юг Украины: время, пространство, социум». Это исследование Александра Голенко «Юг напоминает, что историю Украины пора переписать», исследование Алексея Яся «Термины «Новороссия» и «Южная Украина» в историческом времени и пространстве второй половины ХVIII — начал ХХІ в.: происхождение и интерпретации» и публикация Игоря Тодорова (между прочим, эксперта «Дня») «Особенности ментального восприятия Украины в Донецком регионе». Следовательно, изложим (ввиду необходимости — сжато) основные месседжи именно этих трех авторов.

♦ Как указывает Александр Голенко, «захват Крыма и военная агрессия России против Украины в этом году сопровождались российскими провокациями и инсценировками сепаратизма на всем юге и востоке Украины. Именно вспышка сепаратизма, отрицающая историческую связь этого региона с остальной страной, предельно остро продемонстрировала отсутствие представлений об этой связи и во взглядах всего украинского общества на историю страны. Это свидетельствует о несоответствии господствующей концепции истории Украины задачам государственной идеологии времен независимости, то есть воспитанию украинского сознания у каждого члена общества, а соответственно и задачам национальной, региональной, просветительской и культурной политики. Российская пропаганда даже не утруждала себя придумыванием аргументов в подтверждение якобы исторических прав России на юг и восток Украины, а ограничивалась только спекуляциями на распространении в регионе русского языка и одного из его исторических названий «Новороссия». Она пользовалась последствиями еще советской гуманитарной политики, среди которых первые места надо отдать русификации, реликтам советской идеологии, ксенофобии, а в Крыму — татарофобии, вызванной депортацией крымских татар».

♦ Одним из крайне негативных факторов, способствовавших искажению сознания украинцев востока, юга (и не только их), А. Голенко считает «второстепенность юга для украинской национальной историографии», которая, по его мнению, «проявилась еще и в невнимании даже к освоению этих территорий украинцами» И это несмотря на то, что украинцы доказали свой приоритет уже тем, что они преобладают в национальном составе населения юга Украины, за исключением разве что Крымского полуострова. Следовательно остаются без ответа все базовые аспекты этого процесса, а именно: военное овладение и оборона колонизированной территории, заселение новых земель и их хозяйственное освоение, общественное самоуправление на колонизированных территориях и отношения с господствующими государствами, культурное взаимодействие колонистов и колонизированных, наконец, ассимиляционные процессы, например украинизация местного населения колонизированных территорий, в основной массе тюркоязычного и мусульманского, и обрусение украинцев. Специальные исследования на эти темы почти отсутствуют. Как следствие, у украинцев нет осознания, что они в действительности являются колониальной нацией». Интересный и обязывающий вывод!

♦ Анализируя суть терминов «Новороссия» и «Южная Украина» в историческом времени и пространстве второй половины ХVIII — начал ХХІ ст., историк Алексей Ясь отмечает, что «термин «Новоросия» появился как следствие ряда военно-политических управленческих и административных практик середины ХVIII в., которые увенчались созданием в 1764 г. Новороссийской губернии, известной в научной литературе как первая Новороссийская губерния (1764—1783 гг.). Сначала эта административно-территориальная единица занимала Украинскую линию (система укреплений от Днепра по течению р. Орели и ее притока Берестовой и дальше по реке Береке до ее впадения в Северский Донец), Славяносербию (бассейн среднего течения Северского Донца) и Бахмутскую провинцию (поселения, расположенные вдоль Украинской линии, в частности г. Бахмут, ныне — Артемовск). В сентябре 1764 г. к Новороссийской губернии присоединили города Кременчуг и Власовка и значительную часть Полтавского полка, а в 1775 г. — земли ликвидированной Новой Сечи. Однако после присоединения в 1783 г. Крыма к Российской империи Новороссийская губерния потеряла военно-политическое значение и была ликвидирована».

♦ Вспомнив о второй Новороссийской губернии, которая просуществовала с декабря 1796 г. по 1802 г. с центром в Екатеринославе, А. Ясь анализирует, как изменялось смысловое наполнение имперского конструкта «Новороссия» на протяжении ХІХ ст., и приходит к выводу, что «проправительственные культурные и образовательные практики должны были способствовать  формированию более-менее однотипных образов южных и юго-восточных земель как неотъемлемой части империи Романовых, несмотря на существенные этнокультурные отличия этого региона и его древнюю историю. Таким образом, Новороссия становится непременной составляющей известного виденья «русского мира» и одним из краеугольных элементов, связанных с конструированием т. н. великороссийской идентичности». Как указывает Алексей Ясь, «реальные попытки демонтажа конструкта «Новороссия» предпринял М. Грушевский, который предложил употреблять термин «Полуднева Україна». В частности, дефиниции «Полуднева» (южная) и «Східно-Полуднева» (восточно-южная) циркулируют уже на страницах монументальной «Історії України-Руси». Более того, М. Грушевский пытался представить «Полудневу Україну» как поприще соревнования и взаимодействия разных мировых культур в течение разных исторических эпох. Такой подход был сориентирован на создание украинского дискурса и одновременную реконструкцию имперского дискурса в представлении прошлого этого региона». Важность того, о чем пишет А. Ясь, и сегодня трудно переоценить!

♦ Исследуя особенности ментального восприятия Украины в Донецком регионе, Игорь Тодоров обращает внимание на то, что в «преимущественно украинском этническом регионе, начиная с 1860-х гг., появилось много россиян из ближайших российских губерний и еще больше — в период социалистической индустриализации. Много было среди них и асоциальных элементов из всего СССР, потому что на шахты брали работать без документов. В середине прошлого века во время промышленного бума на Донбасс съезжались все, кому нужен был заработок, поэтому полинациональный регион невозможно было сплотить на этнической основе. В 1959 году этнический состав Донецкой области был такой: украинцы: 55,6 %, россияне — 37,6 %, остальные — национальные меньшинства. Из-за этой этнической неоднородности акцент сместился в сторону социальной структуры, поэтому самым удобным признаком объединения считалась идеология. В ее фундаменты закладывались постулаты пролетарской солидарности, интернационализма и русского языка (как языка интернационального общения). И еще идеи классовой ненависти и, как следствие, — презрение к культуре и высшему образованию». И еще одно интересное замечание И. Тодорова: «Российские телеканалы привлекали зрителей Донбасса потому, что они находили приятную для себя социальную реальность. Там очень четко определено, кто враг, кто друг, и алгоритм действий, чтобы быть счастливым. Российская информационная картинка всегда более привлекательна, она черно-белая и тебе четко указывают, как быть на белой стороне и кто находится на черной. Но реальная жизнь — область с огромным количеством полутонов и оттенков». Кроме того, по мнению Игоря Тодорова, важным является и то, что «Донбасс — регион, который однозначно унаследовал ту патерналистскую в своей основе ценностную систему, которая существовала в Советском Союзе. Местные жители в подавляющем большинстве считают, что именно власть отвечает за образование, здравоохранение, стабильную работу и выплату зарплат, пенсий и социальной помощи. Отсюда доминирование коллективистских ценностей, историческая память, преимущественно ориентированная на советское наследие». В этом — тоже корни донбассовской трагедии.

***

Ответственный редактор двухтомной коллективной монографии, академик Валерий Смолий в предисловии к изданию подчеркнул: «Современная история Украины — это преимущественно история социокультурная, то есть история освоения жизненного пространства. И здесь мы сталкиваемся в первую очередь с дилеммой несовпадения календарного и исторического времени, что проявилось в асимметриях в развитии основного ареала расселения украинского этноса и территорий «нового освоения». И вообще, «восток и юг Украины — по мнению ученого, — регионы, к которым сегодня в наибольшей степени приковано общественное внимание, по уникальности своей исторической судьбы могут претендовать на пример диалектического преодоления архаики и ее неожиданного возвращения». Это — только один из интеллектуальных «посылов», указателей на тернистом пути осмысления трагедии на Востоке. Надеемся, что первый шаг на этом пути уже сделан.

Фото Анатолия СТЕПАНОВА