Двухсот летию ПУШКИНА — один год!

Пушкин родился… Как, опять? Да — но первый раз после своего 200-летнего юбилея! Первое ПРОСТОЕ послеюбилейное рождение Пушкина — начало новой эпохи, первый шаг в новый Пушкинлениум, и здесь нет повода, чтобы не вспомнить добрым словом и гения, и прошлогоднее беспредельное и безудержное его чествование.

...Девять утра. Мирно спят люди с московской пропиской, и по Москве неприкаянно бродят лишь заезжие пушкиноманы — а этот курский соловей уже выводит: «Долго ль мне гулять по свету»!.. Два десятка зевак подтянулись к эстраде, затейливо сделанной в виде томиков собрания сочинений Пушкина. Спев «Кибитку» и «Буря мглою» и сорвав благодарные аплодисменты, бас явно вошел во вкус и на полном скаку спел «Клен ты мой опавший», потом — «Очаровательные глазки». Публика оживилась. Игнорируя появление в районе седьмого тома ведущего с радостным лицом, бас грянул «Очи черные». А, Бог с ним, с Пушкиным — попеть бы! Хотя Пушкин тоже любил цыган…

Постепенно жизнь проснулась на всех концертных эстрадах, которых в центре оказалось так много, что звуковые поля их пересекались. К вечеру народ из пассивного потребителя зрелищ превратился в активного соучастника. Пели, плясали, на худой конец — маршировали или дирижировали. Классическое «на фоне Пушкина» казалось детским лепетом — город был погружен в густой рассол Пушкина. Удивительным, наконец, стало казаться не то, что Пушкин — везде, а то, что НЕ ВЕЗДЕ! Пушкин на футболках и конфетных коробках — дело привычное; на витрине пивной и магазина женского белья — самое ему место; в конце концов смотришь на памятник Долгорукому и только слегка удивляешься — ишь ты, и на коня посадили… а, не Пушкин? Как — не Пушкин?! Почему не Пушкин?

А вот нечто в самом деле новенькое — Пушкин с супругой. Супругу-то его прежние власти недолюбливали. Не иначе, г-жа Гончарова была чересчур хороша для официального лица, каковым не может не быть жена Первого Поэта (ведь красота — это всегда подозрительно. Ср.: «Ваша красота — не лучшее общество для вашей добродетели»). И вот — свершилось: семейные отношения поэта реабилитированы! Портреты четы Пушкиных будто вырвались на свет Божий из подполья. Одна парочка теперь прохлаждается в фонтане у Никитских ворот, другая — прогуливается по Арбату. Очень душевные образы. Вполне достойные молодоженских цветов. Но что особенно отрадно — современная многовекторность мышления, заново подарив Пушкину жену, не отняла у него право бронзоветь на пару с другими достойными дамами. С Музой, например. А музы у Пушкина — традиционно симпатичные и не вполне одетые. Да и Пушкин, не сглазить бы, хорош, хорош… Такой не замироточит.

Пушкинские строки на многочисленных транспарантах в отрыве от хрестоматий смотрелись свежо и порой интригующе. Вот, например: «Бочка по морю плывет» (конец цитаты). Невольно и призадумаешься: что имел в виду поэт? «Я лиру посвятил народу своему». Молодец, конечно, но будто уж до своего юбилея потерпеть не мог товарищ Некрасов. А встретившись на Тверской с многообещающим «Семейственной любви и нежной дружбы ради...» (конец цитаты) — как удержаться и не продекламировать продолжение: «Хвалю тебя, мой друг, и спереди и сзади»! Но самый популярный слоган все равно — «Я вас любил…» До Пушкина Москву украшал другой популярный плакат: ласковая красивая девушка и — без комментариев, без рекламы — «Я вас люблю». Тоже трогательно. А Пушкин, ему 200 лет, он хоть и ЛЮБИЛ (т.е. дело прошлое), а все равно приятнее, чем какая-то девушка. Это ведь Пушкин. И, к тому же, намного чаще. «Я вас любил…», «…любил…», опять «…любил…». И так — на каждом углу. Ничего-ничего, немножко профанации хорошему юбилею не повредит.

Во всех театрах и концертных залах — тоже Пушкин. Кто и сомневался? В оперном, однако, случилось экстраординарное:

— Что за спектакль? — поинтересовался молодой человек. — «Евгений Онегин»? Онегин, Онегин... А, да-да, я знаю! Еще фильм есть такой!

(Он имел в виду американский фильм «Онегин», оккупировавший московские кинотеатры). Все посмотрели на молодого человека с завистью. Захотелось спросить, откуда взялся этот счастливец. Наверное, из какой-нибудь Малой Ольшанки?

(Был такой анекдот в советские времена — извиняюсь за неточное, может быть, цитирование — «Как, вы не знаете, что такое КПСС?! Да откуда же вы?» — «Из Малой Ольшанки». — «Эх, бросить бы все и уехать в Малую Ольшанку!»)

О, как в конце дня тянуло в Малую Ольшанку! Уже тошнило от:

— Свиридова;

— телевизионщиков;

— бакенбардов;

— москвичей (которых поголовно тошнило от всего);

— мобильных телефонов… И т. д. (не считая, собственно, Пушкина).

Не тошнило от?.. Пушкина, что ли? Впрочем, кажется, Пушкин в самом деле так и остался единственным, кто — несмотря на общее усердие, перебор и 200 лет — почти не надоел. …Полночный кишиневский поезд был битком набит усталыми молдавскими женщинами с поклажей от 40 кг на душу, и не было денег на постель, зато был набоковский «Комментарий к «Евгению Онегину». Подложив увесистый томик под голову, можно было думать сквозь дремоту: Пушкин родился… Здорово… Даст Бог, не в последний раз.