И все-таки они женятся!

По крайней мере, так было раньше. В городе увидеть свадебный кортеж гораздо проще, чем беременную женщину, в селе редкость и то, и другое.

Деревенскую свадьбу мы искали долго и мучительно. Знакомый сельский батюшка качал головой и говорил: «Э, брат, нынче селяне-то почти и не венчаются. И не потому, что все в грехе живут, невенчанными. Просто молодежи в селах почти не осталось — кому жениться-то? У меня статистика простая — отпеваю покойников каждую неделю, крещу младенцев — раз в месяц, а венчаю раз в полгода. Такие дела.»

Существует и другая статистика. По данным Минстата Украины на 1.01.1997 года в 2673 селах не было новорожденных, а в 4503 нет детей в возрасте до 15 лет...

СВАДЬБУ МЫ ВСЕ-ТАКИ НАШЛИ

Хватит о грустном. Недалеко от Киева, но уже в Полесье. В 120 километрах от Киева и в 50 от Чернобыля. Час езды от столицы, а уже все другое — земля, красновато-коричневая от торфа, пружинистая зелень болот, другая растительность, другой климат и даже говор другой. Мягкий, слегка шипящий, явно испытавший влияние белорусского и польского. И лица другие. Полищуков во многом спасает от вырождения то, что в здешней земле плохо растет сахарная свекла, это богатство и проклятие Украины. Нет свеклы — нет сахарных заводов, нет сахарных заводов — нет дешевого самогона. Соответственно и пьют полищуки меньше. Потому и лица у них тоньше и человечнее, чем у вырождающихся аборигенов «сахарных провинций». Но что я все о грустном да о грустном.

Невесту, а ныне уже молодую жену зовут Ирой, годков ей 19 и живет она в селе Розважив. Лицом красива, фигурой тоже Бог не обидел, как, впрочем, и характером. Когда мы с фотокорром объявились на свадьбе, Ира уперлась кулачками в бока и наотрез отказалась и от съемки, и от газетной «славы». В общем, еле уговорили. Жениха, а ныне молодого мужа зовут Сергеем, ему двадцать два, работает он помощником лесничего и жил до свадьбы в селе Жеревпилля. От села до села — четыре километра. И два кладбища между селами — новое и старое, которое называется «Ляцьки могилки». Вросшие в густой мох позеленевшие кресты без имен и дат. «Ляцьки могилки» — польское кладбище. Половина местных жителей зовутся Юзями, Стасями или Евами. Но языка уже не знают, а о польских корнях напоминают разве что «Ляцьки могилки». Среди ушедших в мох крестов — несколько ухоженных могил с фамилиями и датами на крестах и со свечными огарками. Рождались в разные годы, а умерли все в 1931, в голодомор или по-местному «в голодовку».

Мы приехали в Розважив воскресным утром, на второй день свадьбы. В субботу молодые расписались в ЗАГСе, вечером «погуляли», а в воскресенье должны были венчаться. Во дворе дома невесты стояла огромная армейская палатка в которой были накрыты столы с угощением. Такая же палатка стояла и в доме жениха в соседнем селе. В субботу родственники жениха шли пешком из Жеревпилля в Розважив и там после некоторых странных обычаев, о которых мы расскажем позже, «гуляли» до утра. В воскресенье, наоборот, родственники невесты пешком шли из Розважива в Жеревпилля, где, опять-таки, после определенного ритуала «гуляли» в жениховской палатке.

Приехали в Розважив мы рано. Молодые еще спали, однако в палатке уже сидели несколько то ли самых стойких, то ли самых нетерпеливых старичков. Нас они встретили радушно и тут же предложили «ловко поснидать». Поснидали, при этом старички тосковали по порядку и весьма информированно обсуждали российский финансовый кризис. Потом старички стали рассказывать о нынешней жизни в селе, об украинских президентах и парламентариях. Самая мягкая оценка кончалась словом «мать», а машущие руки старичков то и дело показывали, как бы они «ловко» нажали на спусковой крючок.

ЖИЗНЬ КАК РИТУАЛ

А тем временем невеста наряжалась. Жених готов был уже давно и прогуливался перед домом, сверкая словно начищенный пятак. У ворот дома стоял огромный допотопный грузовик — ЗИЛ. Грузовик колхозный, но как объяснил нам отец невесты, колхозную технику сейчас держат поближе к дому, «а то на винтики разнесут». Как выяснилось, допотопный ЗИЛ используют в селе в основном в качестве катафалка — везут гроб с умершим на кладбище. К счастью, во время свадьбы грузовик в качестве транспорта не использовался, нашлись другие машины. Наконец невеста нарядилась, свадебный «поезд» расселся по «Волгам» и «Жигулям» и мы поехали в церковь.

По дороге наш водитель, бывший местный житель, рассказывал об окрестностях: «Вот здесь стоял льнозавод, там овцеферма, там птицеферма». Мы послушно вертели головами и видели остовы каких-то зданий с молодыми деревцами на крышах. Хорошо хоть не обгоревшие, а то и впрямь подумаешь, что по селу прокатилась война. Чуть позже местный житель рассказывал нам, что раньше по трассам на Киев и на Иванков сплошным потоком шли машины с продовольствием, со льном, еще с чем-то. Что такое деньги, в селе давно забыли, живут натуральным обменом. «Сейчас даже молоко не вывозим, — говорил усатый дядька, разглядывая свои выпуклые твердые ногти. — Из Херсона вот арбузы привезли, меняют у нас на картошку. Так вот, картошкой, лесом да мясом и платим за все.» Недавно в селе остановился даже хлебзавод. Что ж, будут печь сами. «Мы-то на земле как-то выживем. А вот что в городе будут делать?» — спросил меня дядька, и не дождавшись ответа, закурил.

Православный храм Рождества Пресвятой Богородицы расположен неподалеку, в селе Старовищи, в пяти километрах от Розважева. Село небольшое и церкви там раньше не было, но собрались бабушки да дедушки, взяли у председателя сельсовета здание старой школы, поставили на нем купол с крестом и пригласили священника. И теперь каждую субботу-воскресенье и в праздники идет в селе служба, а на перезвон трех маленьких колоколов сходятся в утреннем тумане бабульки из других сел. Бредут из разных сел и перекликаются: «Ты жива еще, Марковна?» — «Жива, Петровна! Слава Богу за все!»

Молодых у храма тоже встречали колокольным звоном, встречал и батюшка с крестом в руках — отец Александр Ворона, в прошлом врач-реаниматолог, а ныне простой сельский священник. И вот уже молодые стоят в церкви, над их головами держат свидетели-дружки венцы, а отец Александр возглашает: «Миром Господу помолимся о рабах Божиих Сергии и Ирине, ныне сочетающихся друг другу в браке общение, и о спасении их, Господу помолимся!» А бабульки хором поют-отвечают: «Го-о-споди, по-ми-луй!» И смотрят старушки на молодых, улыбаются, вспоминают свою молодость и думают: «И мы когда-то также стояли под венцом». А рядом девчонка лет 13 смотрит на восхитительно красивую в своем белом платье невесту и мечтает: «Скоро и я буду такая же красивая и буду стоять в церкви в фате и белом платье». А священник продолжает: «О даровании им целомудрия и плода чрева на пользу, Господу помолимся! О даровании им веселия от видения сынов и дочерей, Господу помолимся!» И отвечают старушки, и девочка подпевает: «Го-о-споди, по-ми-луй!»

БОГАТАЯ СТРАНА... ТОЛЬКО НА СВАДЬБЫ ДА НА ПОХОРОНЫ

Ну вот и кончилось венчание и законные супруги едут в дом мужа, слегка закусывают и выпивают, а потом едут в дом невесты, там опять закусывают, а потом уже с родственниками и друзьями пешком идут обратно к жениху. Идут и поют, вспоминают как вчера, когда к ним в село приходила родня жениха, они их здорово водой облили у ворот и выкуп хороший за невесту взяли — гуся жареного. А сегодня будет уже их встречать родня жениха и поэтому отец невесты несет выкуп — целиком зажаренного поросенка. А у ворот дома невесты уже поставили сноп соломы и приготовили воду. Лишь только подошли гости — солому подожгли, дым, огонь, крики! Выкуп требуют. Отец невесты стал поросенка нахваливать, прибаутки рассказывать — но все равно, заставили его с поросенком через огонь прыгать. Только перепрыгнул, а тут его из-за забора водой облили! И началась давка! Одни ворота держат, другие их штурмуют. Смех, крики! Наконец, ворота раскрылись, обе группы родственников слились вместе и устремились в палатку. А там! Самогона море, закуски всяческой видов пятьдесят, а еще буженина, а еще налистники, а еще вареники с мясом, творогом, картошкой и еще чем-то, а еще рыба, уже и поросенка зарезали и другого несут. Кто сказал, что Украина — страна бедная? А за столом тосты, шутки-прибаутки с острым словцом, от которого невеста краснеет и морщит нос. И вдруг, что-то вспомнив, поднимается из-за стола и убегает во двор, где девчонки помоложе уже затеяли танцы. Подходит к ним, что-то шепчет, а они выстраиваются в ряд, а она, молодая жена, поворачивается к ним спиной и бросает назад свой свадебный букет. К нему кидаются все, но ловит лишь одна и верещит от радости! Поверье такое — значит именно ей следующей идти под венец. А во дворе и перед двором, и даже на дороге уже начались танцы. Самодеятельный ансамбль наяривает на электрогитаре и «Ионике». Наяривает, конечно, не старые свадебные песни, а песенку про «цыгана Яна», потом какие-то частушки, потом «Ламбаду». И так до утра. С перерывами на заход в палатку, чтобы «ловко поснидаты» и так же ловко выпить за здоровье молодых. Это будет продолжаться еще несколько дней. Потому что наготовили много и все нужно съесть и потому, что хочется продлить праздник. Редки нынче на селе свадьбы, все больше похороны. А между этими событиями нужно посадить и выкопать картошку, подоить корову и вывести ее на луг, покормить поросенка, кур и гусей, съездить в соседнее село за хлебом, вернуться и убрать в хлеву, и наколоть дров, чтобы пережить зиму. А еще нужно родить детей и вырастить, а там, глядишь, пора и к свадьбе готовиться.