Интеллектуал- христианин в «постъязыческом» обществе

Утверждение христианства в Киевской Руси было далеко не таким простым процессом, как это нам часто представляется. Несмотря на то, что эта религия приобрела статус государственной, все-таки в обществе сохранялись дохристианские (т.н. языческие) взгляды. Христианство часто рассматривалось как что- то формальное, в то время «вера отцов» была чем-то существенным. Такое общество стоит рассматривать как постъязыческое. Существовало оно в Киевской Руси в XI веке, частично в XII.

В таком обществе человек, который пытался последовательно следовать христианским нормам, хотя и не осуждался, однако воспринимался как «белая ворона». Он в определенном смысле выступал новатором и вынужден быть подвижником.

К таким подвижникам относился Нестор, который создал едва ли не первые образцы христианской «житийной» литературы («Жития Бориса и Глеба», а также Феодосия Печерского). Ему даже приписывают написание «Повести временных лет», хотя это сомнительно. О нем, как и, в конце концов, о других средневековых авторах знаем мы немного. Родился он ориентировочно в 50-х годах XI в., очевидно, не раньше 1057 г. О его происхождении можно только догадываться.

На мысль, что Нестор был родом из какого-то полянского местечка, нас наводят такие рассуждения. В середине XI века в Киеве уже существовали многочисленные монастыри. Но, судя по всему, это были элитарные обители, куда принимали далеко не всех, а, как правило, богатых киевлян. На этом, кстати, акцентирует внимание Несторово «Житие Феодосия Печерского». В нем рассказывается, что, когда Феодосий пришел в Киев и начал ходить по монастырям, то его не хотели принять, видя его простоту и бедную одежду. Тогда он пришел к Антонию, основателю Киево-Печерского монастыря, который жил уединено в пещере, а его обитель очень сильно выделялась на фоне других киевских монастырей своим аскетизмом и «провинциализмом», т.е. сюда могли приходить не только киевляне, но и жители других городов. Как известно, и Антоний, и Феодосий были провинциалами. Первый — из Любеча, второй — из Василева (нынешний Васильков), хотя перед приходом в Киев жил в Курске. Очевидно, Киево-Печерский монастырь, по крайней мере на первых порах, стал пристанищем для провинциалов из христианизированных полянских окрестностей.

Нестор, как известно, стал монахом этой обители. А поскольку этот монастырь (первоначально) служил для провинциалов, то мы допускаем, что он, так же как Антоний и Феодосий, пришел сюда из какого-то полянского городка.

Родился Нестор, по всей вероятности, в семье, которая относилась к элите тогдашнего древнерусского общества. Именно такое происхождение давало ему возможность отойти от старых языческих традиций, которые еще имели довольно значительную силу на Руси, и приобщиться к новому для русичей христианству, а, соответственно, и получить христианское образование, ознакомиться с библейскими текстами и произведениями христианских авторов. В то же время такое элитарное происхождение давало ему возможность выработать своеобразное видение общественно-политических процессов и исторического прошлого его края.

По каким причинам Нестор выбрал монашескую жизнь — сказать трудно. Можно только утверждать: выбор был непростым. Монахи стали «новыми людьми», нетрадиционной интеллектуально-духовной элитой, которая несла для русичей христианские ценности. Понятно, эта нетрадиционность вызвала негативную реакцию у населения. Недоразумения между русичами-традиционалистами и носителями христианской культуры с большой драматичностью изображены Нестором в написанной им жизни Феодосия Печерского. Так попытка святого ввести христианский образ жизни вызвала непонимание со стороны окружения. Особенно драматическими были недоразумения между ним и его родной матерью. Это был конфликт между носителями двух мировоззрений, а драматизм конфликта предопределялся тем, что сторонами в нем были родные люди. Изображение этого конфликта настолько сильное, настолько живое, что нет сомнения: описать такое не мог человек со стороны, тем более по рассказам других людей. Как известно, Нестор не был непосредственно знаком с Феодосием. Очевидно, он сам должен был пережить что-то подобное...

Итак, как бы там ни было, Нестор оказался в Киево-Печерском монастыре. Его пребывание в этой обители пришлось на время ее подъема. Так в 1091 г. состоялось торжественное открытие мощей Феодосия. Именно тогда начинается интенсивное создание и литературное оформление легенд о подвижниках Киево-Печерского монастыря, которые составили основу «Киево-Печерского патерика».

Можно сказать, что Нестору повезло со временем и культурным окружением. Жил он во времена политического и культурного подъема Киевской Руси. Жил в самом большом столичном монастыре, где мог не только наблюдать за бурными событиями, но и имел возможность хотя бы частично уединяться, что является очень важным и необходимым для писателя. Время написания Нестором агиографических произведений остается спорным. Некоторые исследователи относили их появление к 80 годам XI в., сейчас же большинство датируют эти произведения началом XII в.

Первое «житийное» произведение о Борисе и Глебе возникло не на пустом месте. Очевидно, уже во времена Ярослава Мудрого появились фольклорные, а, возможно, и письменные произведения об убийстве этих двух князей. Вполне вероятно, что Нестор их использовал. Так, например, встречаем подобные места в Несторовом житии и «Рассказе о страдании Бориса и Глеба», которое приписывают старцу Якову.

Однако Несторово житие все же качественно иное произведение, если сравнивать его с произведением Якова. Нестор повестью о Борисе и Глебе создал первое в Киевской Руси житие, которое отвечало классическим византийским образцам. В начале автор со смирением просит Бога дать ему ум. Далее в сокращенном варианте излагает человеческую историю со времен «создания мира». Заканчивает Нестор свой исторический экскурс крещением Руси, тем самым пытаясь ввести русичей в круг исторических народов. А уже после этого начинает описание жизни Бориса и Глеба.

Об их рождении речь не идет (в данном случае автор отходит от византийских образцов). Можно допустить, что после рождения Бориса и Глеба не крестили. Нестор начинает изложение жизни своих героев с детства и пытается утвердить мнение, что они были очень набожными и благочестивыми.

Обращает на себя внимание и выбор темы. Создание «Жития Бориса и Глеба», очевидно, нужно осмысливать с точки зрения утверждения христианских ценностей в древнерусском обществе. Для язычника-русича смерть Бориса и Глеба отнюдь не была героическим актом. Убийство этих князей может быть разве что предметом скорби, но отнюдь не прославления. В языческие времена известными лицами становились, как правило, те князья, которые отличились своими завоеваниями, большими кровопролитиями и тому подобное. Мученическая же смерть ( а не смерть героическая на поле брани) — это уже сугубо христианская ценность. К тому же ценность, которая является едва ли не наибольшим вызовом языческому миру. Ведь значительная часть христианских святых — это страстотерпцы, люди, которые погибают мученической смертью (часто смертью за веру). Именно Борис и Глеб могли послужить образами таких страстотерпцев (другое дело — насколько удачны эти образы).

Фактических данных в «Житии» немного. Сказание об убийстве князей, своеобразная кульминация произведения, излагается схематически, в соответствии с византийскими образцами, в результате чего она теряет свой исторический смысл.

Значительную, по существу, вторую часть произведения составляет рассказ о чудесах, которые творились Борисом и Глебом. Агиографическое произведение о Борисе и Глебе показало, что в древнерусскую литературу пришла неординарная фигура — писатель, который не боялся «литературного эксперимента», который был новатором, внося элементы инородной культуры, в данном случае византийской, в древнерусскую культуру и пытался адаптировать их.

Вторым, более известным агиографическим произведением Нестора было «Житие Феодосия Печерского». Создавая житие святого, Нестор, очевидно, использовал свой личный жизненный опыт. Конечно, довольно сложно выделить в таком произведении, где личные моменты из жизни Нестора, представленные под видом жития Феодосия; где просто «нейтральные моменты» в описании монастырской жизни, которые все-таки основывались преимущественно на личном опыте Нестора; где реальные моменты биографии Феодосия, представленные без «житийной» идеализации; где идеализированные и мифологизированные моменты биографии Феодосия, созданные монастырской братией; и наконец — где есть моменты искусственные, которые внесены под влиянием византийской литературы.

То, что Нестор при написании жития Феодосия находился под значительным влиянием византийских образцов, вещь вполне понятная. Он, в частности, довольно широко использовал здесь жития Саввы Освященного, одного из организаторов палестинского монашества, и Эвтимия Великого, которые были написаны Кириллом Скитопольским. Кроме того, Нестор пользовался житием Антония Великого пера Афанасия Александрийского, а также агиографическими произведениями Палладия, Василия Амосийского, Иоанна Мосха и других. Причем в этих произведениях он находил для себя не только общую манеру изложения или общие мотивы, а даже в отдельных подробностях, в некоторых высказываниях следовал византийским образцам. Не исключено, что Нестор знал греческий язык и знакомился с этими произведениями в оригинале. Для того времени он был довольно образованным человеком.

Авторитет Нестора был настолько большим, что именно ему приписали написание «Повести временных лет». Однако легенда о Несторе-летописце — это уже творение украинских интеллектуалов XVII в. — того времени, когда в украинском общественном мнении утверждается ренессансное понимание индивидуального авторства. Эти интеллектуалы считали, что «Повесть временных лет» (произведение в целом коллективное) должна иметь индивидуального автора. И показательно, что их выбор пал именно на Нестора.