«Искра Божья» поэта

4 сентября нынешнего года исполняется 200 лет со дня рождения Юлиуша Словацкого — польского поэта-романтика, который имел украинские корни, писал об Украине. Который, в конечном счете, глубоко, как для своего времени, осмысливал украинские проблемы. И который в определенном смысле даже был предтечей Тараса Шевченко. К сожалению, о Словацком у нас знают мало. Только некоторые его произведения переведены и изданы на украинском языке. А в оригинале, на польском, у нас немногие умеют читать.

Родился будущий поэт в городке Кременец на Волыни. Его отец был преподавателем польского языка в Высшей Волынской гимназии (Кременецком лицее). Мать по происхождению из мелкошляхетской волынской, собственно, украинской, семьи, представители которой придерживались восточного (униатского) обряда. Интересно, что Юлиуш Словацкий был окрещен по восточному обряду униатским священником Василием Собкевичем. Невзирая на то, что в Кременце Словацкий жил недолго, впечатления от города остались у него на всю жизнь, а кременецкие мотивы часто звучат в произведениях писателя. В частности, он писал, что большое впечатление на него в детстве произвели местные колядки и хождение с вертепом, и именно им он обязан своим «шекспировским задором». В драме «Срібний сон Соломеї», например, читаем:
«Згадую свят-вечір на селі:
Двір увесь сніги позамітали;
Біля татка заколядували,
Як у стайні, пастушки малі,
Що з овечок стригли руно, вздріли
Зірку Божу; пломені ясніли,
Радуючи сяйвом неземним...»

Поэт высоко ценил украинскую народную литературу, считая ее источником и моделью национальной поэзии. Он утверждал, что в украинских думах также проявилась «душа поляков». И широко использовал украинский фольклор в своем творчестве.

На склоне жизни, пребывая в эмиграции и не имея возможности вернуться домой, Словацкий написал стихотворение, в котором с большой силой звучит ностальгия по родному Кременецкому краю:
«Якщо колись у тій моїй країні,
Де котить Іква хвилі по долині,
Де пасма гір блакитніють над мроком,
А місто дзвонить над шумким потоком,
Де пахнуче конваліями поле
Біжить на скелі, під хати й стодоли,
Як будеш там, душе мойого тіла,
Хоть би ти в плоть з промінням прилетіла,
Побачивши мою тугу, що на скалах,
Мов янгол золотий, незгасний спалах,
Стоїть, і часом місто облітає,
А потім знов спічне, стоїть і сяє.
Повітря, що тебе там зцілить, знаю,
Я лив з грудей своїх для свого краю».

Кстати, в этом стихотворении слышны отголоски взглядов оригинального философа Стефана Зеновича, который преподавал в Кременецком лицее и с позицией которого поэт был хорошо знаком. В целом Словацкий выработал свою религиозно-философскую концепцию, согласно которой душа человека, искра божья, подвергается постоянным перевоплощениям, пока не сливается с Богом. В чем-то эта концепция близка к неоплатонизму, распространенному среди украинских мыслителей Средневековья и времен раннего модернизма.

Собственно, в Кременецком лицее Словацкий учился недолго. Образование получал в Вильно, в местном университете. Однако виленские мотивы заметно уступают в творчестве писателя мотивам кременецким.

В 1829 г. Словацкий приезжает в Варшаву, где работает в Комиссии доходов и сокровищ. Пишет ряд поэтических и драматических произведений. Среди них — поэму «Змій», где в романтическом стиле описаны украинские казаки. Поэт вполне осознанно создавал казацкий миф, который позже (правда, в несколько ином плане) развивали и Гоголь, и Шевченко. Вот только один отрывок из «Змія»:
«Гей! Далеко Чорне море,
Чайки плинуть у тумані;
Пальми й замки на Боспорі —
Мов комиш густий в лимані.
І горять, як очерети,
Як трава суха на схилі,
Грізні щогли її мінарети.
Линьте, чайки! Грайте, хвилі!
Гей, козак паном
Хвиль з ранніх літ.
Гей, у похід! Гей, у похід!
З нашим гетьманом,
Гей, у похід».

Не видите ли вы здесь параллелей с Шевченковской «Гамалией»? Правда, упомянутая Шевченковская поэма писалась лет на десять позже «Змія». Показательно, что именно «Змій» открывал первый двухтомный сборник произведений Словацкого, изданный в Париже в 1832 г.

Большое влияние на Словацкого имело польское Ноябрьское восстание 1830 г. Он, не задумываясь, присоединился к революционерам. Его стихотворения вдохновляли их. Стихотворение, которое начиналось словами «Богородице, сталося диво!», стало гимном повстанцев. Однако восстание закончилось поражением, и поэт оказался в эмиграции. Преимущественно жил в Париже, ставшем главной ячейкой польских эмигрантов. Здесь были написаны и изданы его основные произведения — поэзии, поэмы, драмы.

Умер Словацкий в эмиграции 3 апреля 1849 г., не дожив до своего сорокалетия всего несколько месяцев. Похоронили его в Париже. В 1927 г., когда было возобновлено Польское государство, прах поэта перенесли в Краков на Вавель, где был создан пантеон польских героев.

Заметное место в творчестве Словацкого занимала украинская проблематика. Поэт пытался осмыслить непростые отношения украинцев и поляков. И в этом осмыслении опередил свое время. Возможно, если бы прислушивались к его голосу, польский и украинский народы могли бы избежать ненужных недоразумений. Но...

Словацкий в своих произведениях дает понять, что имеет две родины — Украину и Польшу. Но все же для Словацкого Украина — первична, «давняя» родина. В одной из наибольших его поэм «Беньовський», где часто поднимается проблема украинско-польских отношений, читаем следующие слова-обращения к своей «давней» отчизне:
«Моя вітчизно давня! Я стою
В твій смертний лик вчарований без тями;
Ти зваблювала молодість мою
На давній шлях сумний між цвинтарями».

Для Словацкого Украина — это гроб. Здесь так и напрашивается параллель с Шевченко. Кстати, в произведениях Словацкого неоднократно фигурируют, как и у Шевченко, кобзари-пророки.

Вина за «смерть Украины» (и это Словацкий дает понять) в значительной степени лежит на польской шляхте, которая руководствуется собственными эгоистическими интересами и игнорирует потребности украинского люда. Недоразумения между этими двумя силами ведут к кровавым конфликтам, которые с большой силой изображает поэт в драме «Срібний сон Соломеї», события которой относятся к временам гайдаматчины. Сцены варварства и с одной, и с другой стороны просто шокируют. Поэт не становится ни на одну, ни на другую сторону. Он хочет мира, как и казацкий пророк Вернигора. В конце драмы как будто появляется слабая надежда — казак Савва, символизирующий Украину, должен вступить в брак с княгиней Вишневецкой, которая является символом Польши.

Поэт стремился соединить Украину и Польшу «в одну потугу». В упоминавшейся поэме «Беньовський» он так говорит об этом в аллегорической форме:
«Мов журавель в руках своїх тримаю
Своє камінне серце, о мій краю...
О найбіліша, найскорботніша моя,
Одну в тобі, а над тобою другу —
Дві пісні чую, і хотів би я
З’єднати їх в одну ясну потугу...»

Однак поет розумів: ця справа майже нереальна.

Вопреки всем неприятностям, недоразумениям между близкими народами, Словацкий верил в воскрешение Украины. Для него Украина была не географическим понятием, как для Адама Мицкевича и многих других выдающихся польских интеллектуалов. Это — край, как считал Словацкий, который имеет свое богатое культурное лицо, а, следовательно, и право на самостоятельное существование.

Пророчество о воскрешении Украины звучит в поэме «Вацлав». Герой произведения — моральное чудовище, польский шляхтич, который предал повстанцев под руководством Костюшко. Он живет в Украине, его даже выкормила украинская женщина своим молоком. И вот когда Вацлава хоронят, она появляется и провозглашает такие слова:
«Ідеш у гріб з трутизною гіркою!
Йди, трупе! Я тебе в колиску клала,
Я молоком своїм тебе плекала,
Тепер тебе кладу в могилу радо,
Йди, чорна трумно, йди, огидна зрадо,
Моя дитино й мій отруйний гаде,
Іди, нехай тебе черва обсяде;
Хоч кров твоя твій чорний гріх замаже,
Бог звістувати це тобі не каже, —
Не знатимеш у пеклі, ти, шайтане,
Що Україна із могили встане!»

Эти слова обретают глубокий смысл. Умирает Вацлав, символ наихудших черт польского шляхетства, которое жило на украинских землях за счет труда украинских крестьян. Но когда-то, пусть в муках, должна воскреснуть Украина.

«Украинский патриотизм Словацкого, — отмечает Дмитрий Павлычко, — можно справедливо сравнить разве что с патриотизмом Шевченко. Речь идет здесь не столько о сходстве образов, метафор на тему воскрешения народного духа, а в первую очередь о религиозном, непреодолимом убеждении обоих поэтов в том, что бессмертие нации происходит из ее страданий и неповиновения». Подобного мнения придерживается известный литературовед, прекрасный знаток украинского и польского романтизма Стефан Козак.

По большому счету, Словацкий должен значить для украинцев не меньше, чем, например, его современник Гоголь, который пошел в примаки к русской литературе. А юбилей Словацкого следовало бы широко отмечать на государственном уровне. Однако этого нет. Но это уже проблема украинцев, которые не могут должным образом оценить значимые для себя вещи.

В статье были использованы переводы с польского языка произведений Словацкого, осуществленные Дмитрием Павлычко и Валентином Струтинским.