История, которая интереснее романа

Вскоре после смерти — а, может, еще и при жизни — Наливайко вырос до размеров бунтовщика — претендента на корону, кандидата на украинского короля.

Внимательное изучение жизни славного казацкого предводителя Северина Наливайко выявляет много тайн и загадок в его жизни и действиях. Даже его происхождение окутано загадкой, а сама жизнь доверху заполнена рядом динамичных приключений, которые могут составить основу для многих сюжетов в стиле приключенческих романов. Поэтому вызывает удивление то, почему до сих пор украинский кинематограф не снял ни одного художественного фильма об этом славном рыцаре, хотя тем из его отчаянной жизни хватит на целый сериал. Ведь, как сказал Жюль де Гонкур, «история — это роман, который был, а роман — это история, которая могла быть». Поэтому при изложении данного материала мы выбрали срединную линию между этими альтернативами — рассматривали историю сквозь призму того, что могло быть, но, опираясь на те исторические реалии, которые дошли до нас. Итак, начнем наш сказ с момента предательского заключения повстанческого предводителя в лагере на Солонице.

После поражения под Солоницей в Варшаву Северина Наливайко с товарищами привезли 12 августа 1596 года в сопровождении отборного отряда жолнеров, во главе с именитым шляхтичем ротмистром П. Порембским. Благодаря свидетельствам очевидца это событие известно нам в деталях. Въезд в Варшаву победителей над казаками был устроен чрезвычайно триумфально. Процессия состояла из нескольких десятков открытых карет, колясок и телег.

Сначала ехали ротмистры — посланцы от коронного войска. За ними везли восемнадцать пушек, трофейные флаги и пленных. Наливайко везли в отдельной карете, а за ним, по двое, его соратников. По дороге процессия специально свернула к королевской резиденции Уяздов, где на Наливайко хотела посмотреть старая королева Анна Ягеллоновна. Наливайко, поднявшись на телеге, учтиво приветствовал королеву, стоявшую на балконе дворца. Присутствующий при этом событии немецкий торговый резидент из Данцига (Гданьска) Иоганн Керкербарт так описал Наливайко: «С виду красивый мужчина, сильный и стройный, с воспитанным и откровенным лицом, и ни одним движением не выказывает малодушия или страха, и так многие жалели, что он свою добродетель и мужество вместо на пользу родине (имелась в виду, конечно, Речь Посполитая. — Н. П.) обернул ей на погибель».

Интересно, что таким действительно было общее впечатление варшавской публики от Наливайко, так как еще одну подобную блестящую характеристику казацкого предводителя оставил нам польский хронист Иоахим Бельский: «Была то личность незаурядная, муж, каких немного, если бы на лучшее обращал, что ему бог дал, и вдобавок пушкарь знаменитый». В хронике перемышльского католического епископа Павла Пясецкого тоже находим подобный отзыв о Наливайко.

Возвращаясь к свиданию Анны Ягеллоновны с Северином Наливайко, невольно снова всплывает вопрос: почему 73-летняя королева хотела видеть какого-то казацкого бунтовщика, какие в то время в Речи Посполитой не были редкостью? Ведь вместе с Наливайко везли и другого, не менее известного казацкого гетмана Матвея Шаулу, взглянуть на которого королева не изъявила желания. Наверное, не простое женское любопытство двигало старой королевой.

Здесь же возникает в памяти и другое обстоятельство. Северина Наливайко казнили только после смерти Анны Ягеллоновны. Не покровительствовала ли Анна Ягеллоновна по какой-то причине тайно, так же, как и князь Василий-Константин Острожский, Северину Наливайко? Очевидно, что-то связывало этих трех человек. Сквозь толщу столетий, которые отдаляют нас от этих событий, трудно прийти к истине в этом вопросе, но прекрасный знаток нашей истории, издатель Сергей Станиславович Коваленко, высказал весьма интересное предположение: «А если эти лица были связаны тайным кровным родством?»

В некоторых исторических источниках есть свидетельства, что племянница князя Константина-Василия Острожского знаменитая княжна Гальшка Острожская в 1554 году родила сына от князя Дмитрия Сангушко, убитого в чешском городе Яромире еще до рождения ребенка. Чтобы новорожденный мальчик не мешал при устройстве дальнейшей судьбы Гальшки Острожской, ее мать — Беата Костелецкая — отдает его на усыновление в верную князьям Острожским семью Наливайко в Гусятин (подальше от Острога). Этим мальчиком мог быть Северин Наливайко, ведь год рождения ребенка Гальшкой Острожской и приблизительный год рождения Северина Наливайко совпадают. Такое предположение позволяет объяснить много фактов в близких и доверительных отношениях между фактическим некоронованным королем тогдашней Украины — князем Василием-Константином Острожским и так называемым крестьянским сыном (по определению советской историографии) Северином Наливайко.

Если Беата избавлялась от младенца по той причине, что ребенок мог быть определенным препятствием при устройстве судьбы Гальшки, а значит, и имущественным планам самой Беаты, то князь Василий-Константин Острожский, наверное, тайно опекал мальчика, в отношение которого у князя со временем вызрели свои соответствующие планы, в которые позднее он мог посвятить и Анну Ягеллоновну.

То, что Демьян Наливайко, а затем и Северин, были приняты ко двору князей Острожских, и не как простые слуги, а на ответственные должности (один — как личный духовник князя, другой — как командующий личной охраной князя), может только подтверждать предположение об их знатном происхождении. А то, что князь Острожский опеку над душой и телом своим передал, по сути, в одни руки (братьям Наливайко), свидетельствует о чрезвычайном его доверии к семье Наливайко, а оно просто так возникнуть из ничего не могло. Очевидно, этому предшествовали длительные и верные отношения между семьями.

Неспроста выпускник Острожской академии был любимцем богатейшего в то время человека в Европе, «некоронованного короля Руси», православного князя Василия-Константина Острожского. Неспроста уже к тому времени между ними сложились взаимодоверительные отношения, о чем есть намеки в работах многих тогдашних хронистов. Это были такие отношения, которые никогда не могли бы сложиться между казаком простого происхождения и ясновельможным князем.

Объяснение советской историографии о том, что «крестьянский сын» Демьян Наливайко, учась в Острожской академии, попал в поле зрения князя, который приблизил его к себе, а потом уже Демьян содействовал сближению князя с Северином, по правде говоря, не выдерживает никакой критики. Во-первых, каким образом и на какой образовательной базе «крестьянский сын» смог попасть на учебу в престижную уже в то время академию? Во-вторых, доверие личной безопасности (как духовной, так и особенно физической) в средневековье осуществлялось по принципу полной личной убежденности в безграничной верности вассала. Здесь протекционизм и подхалимство не проходили. Недаром Константин-Василий Острожский после подавления восстания всеми силами пытался спасти Северина Наливайко от казни, а Демьяну Наливайко приказал выехать в Вильно и там переждать тяжелые времена. Когда страсти после восстания поутихли, князь вернул Демьяна в Острог, где он продолжал быть его духовником. Вообще род бояр Наливайко еще ждет своего прилежного исследователя, который смог бы возродить его из небытия и донести правдивую информацию о них до потомков.

В то же время стоит вопрос, мог ли князь Василий-Константин Острожский рассказать старой королеве Анне Ягеллоновне о существовании сына Гальшки Острожской? По этому поводу укажем, что в связи с тем, что династия Ягеллонов к тому времени не имела наследника по мужской линии, то Анна Ягеллоновна передала королевскую власть после смерти своего мужа — короля Стефана Батория — своему племяннику Сигизмунду, сыну короля Швеции из династии Ваза и его супруге, польской принцессе Екатерине, сестре Анне Ягеллоновны.

Но с первых лет своего правления Сигизмунд ІІІ Ваза считал пребывание в Польше лишь ступенькой к трону у себя на родине — в Швеции. Дошло до того, что Сигизмунд ІІІ был готов отдать Польшу во владение Габсбургам, чтобы они помогли ему добыть корону шведского короля после смерти отца — короля Иоанна ІІІ. Но поставленная цель была нелегкой, поскольку шведы-протестанты не желали короля-католика и предпочли его дядю по отцу — Карла Судерманского. Сигизмунд ІІІ Ваза начал отчаянную борьбу за трон Швеции, считая свои права как наследника престола бесспорными. Эта борьба затянулась более чем на два десятилетия. Королева Анна Ягеллоновна, имея перед собой горький пример владычества в Польше герцога Анжуйского Генриха Валуа, с тревогой и беспокойством отслеживала ход борьбы своего племянника за корону шведского короля. Старая королева пришла к выводу, что королем Польши должен быть представитель домашней династии, так как тесное сплочение политической верхушки, которое было крайне необходимо тогда Речи Посполитой, может произойти только вокруг какого-то яркого представителя местного княжеского клана. Но такого достойного кандидата в родной Отчизне не нашлось.

Наверное, зная настроения королевы, князь Василий-Константин Острожский тайно поведал ей о существовании сына Гальшки, который благодаря своему высокому происхождению вполне мог быть кандидатом на королевский трон, мог стать той личностью, которая бы могла сплотить три народа Речи Посполитой в единую нацию, в силу своего кровного родства со всеми тремя этническими составляющими королевства. Королева Анна и князь Василий-Константин Острожский решили до благоприятного времени сохранить существование сына Гальшки в тайне, заботясь о его безопасности. Князь приложил немалые усилия, чтобы дать сыну Гальшки достойное образование, манеры поведения, а также высокую военную выучку.

Таким образом, Наливайко, по замыслу князя Острожского, после завоевания русских и литовских территорий мог быть провозглашен законным верховным властителем Речи Посполитой. Тогда сам князь Острожский, будучи, например, советником при Наливайко, из некоронованного короля Руси становился официальным властелином края, к чему он, судя по всему, тайно стремился, а Острожский замок получал бы статус королевской резиденции. На крайний случай можно было бы оторвать Русь, возможно, вместе с Литвой, от Польши, создав независимое Русско-Литовское королевство (недаром именно с территории Великого княжества Литовского, из местечка Ричицы на Днепре, через шляхтича Яна Мешковского, возможного посланца князя Острожского к Наливайко, последний отправляет к королю знаменитые кодации с предложением устройства Речи Посполитой).

Неудачные попытки предыдущих таких устремлений заставляли князя действовать очень осторожно и предусмотрительно, ведь ему было что терять. Тому успешному осуществлению этих устремлений помешала, прежде всего, нерешительность самого князя, хотя Северин Наливайко мог бы стать достойным властителем независимого Великого Королевства Русского, так как действительно был достойной для этой роли кандидатурой. Некоторые шляхтичи могли догадываться об этих планах князя Острожского, поэтому и проявляли пристальное внимание к Наливайко и настойчиво стремились к его изоляции, возможно, по велению самого короля Сигизмунда ІІІ Вазы, который не желал иметь политического конкурента в своем королевстве, тем паче, что к 1596 году уже было ясно, что шведской короны Сигизмунду ІІІ не удержать.

В семье Наливайко ребенок воспитывался под именем Северин. Если учесть, что мать княжны Гальшки Острожской — Беата Костелецкая, была внебрачной дочерью короля Польши Сигизмунда І Старого, этот факт объяснит некоторые нюансы хода событий и характер развития восстания Наливайко и его отношений с представителями королевской семьи. То есть это не было казацко-крестьянское восстание, как утверждалось до сих пор, а фактически это была тайная династическая, гражданская война за королевскую корону, на которую имел право претендовать Северин Наливайко, учитывая изложенное предположение о его происхождении. Ведь в таком случае Северин Наливайко был бы правнуком короля Сигизмунда І Старого и приходился бы двоюродным племянником тогдашнему королю Польши Сигизмунду ІІІ Вазе.

Итак, как возможный представитель династии Ягеллонов и Рюриковичей, Наливайко мог претендовать на корону, если не всей Речи Посполитой, то, по крайней мере, на корону княжества Русского, в чем его ориентировал и поддерживал князь Василий-Константин Острожский.

Это предположение объясняет желание старой королевы, которая уже почти находилась на пороге смерти, взглянуть на казацкого предводителя, который свою красоту и стать унаследовал от красавицы княжны Гальшки Острожской и красавца-рыцаря Руси князя Дмитрия Сангушко.

Королева Анна Ягеллоновна умерла 9 сентября 1596 года, меньше чем через месяц после свидания с Наливайко; и, возможно, ее смерть именно в этот момент, учитывая указанные династические обстоятельства, была не случайной, так как пока она была жива, то препятствовала казни Наливайко, представлявшего угрозу власти тогдашнего короля Польши Сигизмунда ІІІ Вазы.

Возможно, сначала Наливайко в тайну своего происхождения не был посвящен, а был приобщен к ней князем Острожским уже после смерти Гальшки в 1583 году. Северину Наливайко к тому времени исполнилось 29 лет. Только после смерти Гальшки князь Острожский пригласил его к себе на службу сотником надворной хоругви. Именно тогда Северин мог узнать от князя Василия-Константина Острожского о тайне своего происхождения. Князь Острожский и Анна Ягеллоновна хранили эту тайну и заботились о семье Наливайко и достойном воспитании самого Северина Наливайко. Именно благородные манеры и отвагу воспитывал князь Острожский в Северине Наливайко, готовя, очевидно, из него не столько казацкого предводителя, а усматривая в нем полководца всегосударственного масштаба.

К сожалению, на данное время это предположение, которое многое объясняет в действиях упомянутых княжеских и королевских особ, пока что не подтверждено никакими документальными свидетельствами. Поэтому цель изложения данной догадки заключается в том, чтобы активизировать научные исследования в указанном направлении и путем поисков соответствующих документов либо подтвердить правомочность такого допущения, либо его окончательно опровергнуть. Наверное, в еще неизведанных глубинах польских королевских и княжеских архивов найдется то, что прольет свет на поставленный вопрос. И возможно, мы сможем убедиться в том, что Северин Наливайко должен был именоваться как князь Северин Дмитриевич Сангушко, родившийся в 1554 году, в котором соединилась кровь княжеских династий Рюриковичей, Гедеминовичей и королевская кровь Ягеллонов и, возможно, короля Данилы Галицкого. Поэтому он и представлял для некоторых кругов в Речи Посполитой значительно большую опасность, чем обычный казацкий бунтовщик. Недаром же откуда-то взялся и получил распространение неофициальный титул Северина в среде повстанцев — «Царь Наливай», и совсем отсутствуют подобные титулы других казацких предводителей, наподобие «Царь Лобода» или «Царь Шаула».

Если изложенная гипотеза найдет со временем подтверждение, то можно сказать, что наша история, которая и так имеет богатый и интересный фактический материал, пополнится чрезвычайными действами в стиле лучших приключенческих романов, достойных голливудского воплощения.

Есть данные, что когда Николай Васильевич Гоголь работал над своим произведением «Тарас Бульба», он нашел документальную информацию о том, что князь Василий-Константин Острожский тайно проник в тюрьму к Наливайко, имел с ним разговор и пытался освободить его из заключения. Этот факт, возможно, лег в основу сюжета, который Гоголь приводит в своем произведении, когда описывает попытку проникновения Тараса Бульбы в тюрьму к сыну Остапу.

Стремился добиться освобождения Наливайко и пан Иордан Спитек, тайный доброжелатель Наливайко, но в октябре 1596 года он неожиданно умер. Возникает вопрос, не был ли краковский воевода Иордан Спитек тайным агентом и соучастником тайных планов князя Василия-Константина Острожского, который именно по приказу князя прилагал максимум усилий, чтобы спасти Северина Наливайко от казни? Возможно, его действия в этом направлении стали для кого-то совершенно нежелательными, потому и послужили причиной внезапной смерти пана Иордана Спитека. Сама личность Иордана Спитека, его деятельность в Речи Посполитой, общение с Северином Наливайко и с князьями Острожскими, а также обстоятельства смерти мало исследованы и еще ждут своего времени. Раскрытие этих вопросов может прояснить много тайн в отношениях Северина Наливайко и семьи князей Острожских. Будем надеяться, что настанет время, и история, с помощью любознательного исследователя, допустит нас к раскрытию этих интересных и значимых вопросов.

Даже победитель Наливайко гетман Станислав Жолкевский хотел сохранить Наливайко жизнь. Но на казни настаивал король Сигизмунд ІІІ Ваза. Династический конкурент ему был явно лишний. Поэтому королевское правительство решило ускорить казнь Наливайко. Последний допрос провели 9 апреля в доме коронного маршалка в присутствии нескольких высокопоставленных чиновников Речи Посполитой. Писарь короткий протокол этого допроса назвал «Повесть Наливайкова». По этому поводу литовский гетман Криштоф Радзивилл (Перун) писал Льву Сапеге в Варшаву: «Благодарю за присланную исповедь Наливайко, которую сразу по прочтению я сжег». Тут опять же стоит вопрос: что было в исповеди Наливайко такого, что требовало немедленного уничтожения этого документа?

Последним днем жизни Северина Наливайко стало 11 (21) апреля 1597 года, первая пятница после Пасхи. О казни Наливайко исторические источники рассказывают по-разному. Иоахим Бельский в своей хронике свидетельствует, что в центре Варшавы на глазах у представителей королевской семьи (как видим, король до последнего следил за судьбой Наливайко, так как, по указанным выше причинам, очень его остерегался) и большой толпы людей ему отрубили голову, а потом тело четвертовали, то есть разрубили на куски, «и разнесли члены на показ и поругание». По некоторым свидетельствам, перед самой казнью, на глазах короля на голову Наливайко надели раскаленную корону со словами: «Хотел царствовать — царствуй». Случайным ли было это действо, которого не имел «чести» быть удостоен перед казнью ни один из других казацких предводителей-повстанцев за всю историю Речи Посполитой?