Иван Дзюба на фоне «непроходящего прошлого»

Иван Михайлович всегда занимал и занимает одно из видных мест в движении шестидесятников, получив статус его знаковой фигуры. Его он отстоял последовательной гражданской позицией, развернутой программой воплощения в жизнь — через неуступчивое слово — тех основополагающих концептов, которые и определяли идеалистическую установку шестидесятников на справедливо обустроенный мир с национальным «лицом».

Несмотря на то, что И. Дзюба апасается всяческих мифов, которые создавались и создаются вокруг его имени, не желая быть их заложником, подчиняться им, точнее, не доверяя неизбежной в них доли фальши, с каким бы знаком она ни была — «минус» или «плюс», предпочитая лучше собственноручно подать свой автопортрет, который не укладывался бы в «готовую портретную рамку», все же появлялись и появляются попытки интерпретации его жизнеописания. Это — штрихи к одной из них. И основания для такой «реконструкции» есть: ведь вопреки любым предостережениям должен быть портрет, видимый посторонним глазом, ибо только так можно отличить то, что самому человеку представляется якобы несущественным или настолько естественным, что этому просто не придаешь никакого значения. Да и природная скромность, чрезмерно присущая Ивану Дзюбе, который видит себя только «изнутри» процесса работы, — самого любимого для его души занятия, — мешает увидеть самого себя панорамно: тот взгляд «изнутри» всегда является критически-требовательным. И к тому же над ним тяготеет — до определенной степени прирученный, а до определенной — неуступчивый, индивидуально обостренный Хронос, драматизм которого заключается в разногласии между намерениями и интеллектуальными потенциями — с одной стороны, и реальной физической возможностью и обстоятельствами — с другой. Так что на его весах чаще преобладает доля нереализованного или еще только задуманного, чем реально сделанного.

...Иван Михайлович Дзюба родился 26 июля 1931 года на Донетчине в селе Николаевка, ныне Волновахского района в семье рабочих. Окончил Донецкий педагогический университет (1953 г.), аспирантуру Института литературы им. Т. Г. Шевченко АН УССР (1956 г.). Работал в издательствах и редакциях журналов и газет: в 1957 г. — редактор отдела литературы и критики издательства «Дніпро», 1957—1962 гг. — заведующий отделом критики журнала «Вітчизна», откуда был уволен «за идеологические ошибки», 1964—1965 гг. — литературный консультант отдела первой книги издательства «Молодь» (уволен за участие в протестах против политических арестов украинской интеллигенции в 1965 году), 1966 — 1969 гг. — корректор в «Украинском биохимическом журнале», 1969 — 1972 гг. — редактор издательства «Дніпро» (уволен в январе 1972 года во время второй волны арестов участников движения шестидесятников). Дебютировав в 1950 году первой своей рецензией в региональной прессе Донбасса, И. Дзюба шаг за шагом постигал тайны литературно-критической аналитики. Уже 1959 г. его аналитические наблюдения подытожила книга литературно-критических статей «Обычный человек» или мещанин?» Она засвидетельствовала тяготение автора к конкретизации и выражению социокультурных проблем общества, в основе которых всегда лежит альтернатива выбора, а значит, и углубленного внутреннего анализа. Учеба в аспирантуре академического института, а главное — стремление всегда доискиваться до истины и высокая самодисциплина выработали вкус к аналитической работе, системности исследований, требовательности к самому себе. А еще — тот масштаб этико-филологического гуманизма, которым измеряется совокупный творческий багаж исследователя.

И. Дзюба выступал на большинстве литературных вечеров, творческих собраний шестидесятников. Скажем, легендарным стало его выступление на вечере, посвященном 30-летию со дня рождения В. Симоненко в Доме литераторов 16 января 1965 г., поскольку, по сути, обозначало те духовные константы, на которых базировалось мировоззрение его ровесников и современников. Его взвешенное красноречивое слово, зажигательная манера убеждать других, ощущение присутствующими абсолютной убежденности его самого в том, о чем он говорит, — все это «работало» на рост популярности новой волны талантливой молодежи.

В знак протеста против массовых арестов в Киеве, Львове, Ивано-Франковске, Луцке и Тернополе известных представителей украинской молодой интеллигенции Иван Дзюба выступил в кинотеатре «Украина» во время премьеры фильма Сергея Параджанова «Тіні забутих предків», а затем обратился с письмом к тогдашнему первому секретарю ЦК КПУ П.Ю. Шелесту и председателю Совета Министров УССР В. В. Щербицкому, в котором пытался донести мысль о том, что люди осуждены невинно: за честное слово, сыновнее переживание за судьбу Украины.

Однако ощущение бесполезности таких усилий продиктовало потребность обобщить эту проблематику, которая сконцентрировалась в тугом «узле» национальных вопросов, и, по свидетельству самого И. Дзюбы, «попробовать проанализировать историческую, национально-политическую ситуацию в целом, изложить позицию тех, кого беспокоило положение Украины, охарактеризовать явления, которые эту тревогу вызывали, увидеть, что за ними кроется, а вместе с тем — что какая политика стоит за репрессивными акциями власти».

Так что совершенно конкретной реакцией автора на те события, а вместе с тем и катализатором нациесозидающих рецепций, которые проецировались на художественную литературу, стала известная работа Ивана Дзюбы «Интернационализм или русификация?», написанная в сентябре — декабре 1965 года. Она оказал чрезвычайно большое влияние на сознание шестидесятников, подавляющее большинство из которых (как Василий Симоненко, Николай Винграновский, Иван Драч, Василий Стус) мыслили художественными образами — на уровне художественной интуиции и поэтических прозрений.

Так общими «усилиями» художественного мышления и логической аналитики в 70-е гг. прошлого века творилось поле национального самоопределения, в котором актуализировались те поэтически вдохновленные национальные понятия, которые через эмоциональную сферу влияли на массовое сознание, постепенно пробуждая и формируя чувство национального самосознания.

Свое обвинение правящим кругам Советского Союза «источникоуглубленный» Дзюба (как назвал его в одном из писем И. Свитлычный) построил на многочисленных документах и материалах, которые дали ему возможность сравнить национальную политику советских руководителей с национальной политикой русских царей ХVІІІ — ХІХ веков и убедительно аргументировать свой сквозной тезис о русификации и денационализации не-русских, которые живут в едином советском пространстве. Обосновывая в «крамольной» рукописи важность и место национального вопроса в общественной жизни, «ревизионист» И. Дзюба ничего не выдумывал «от себя»: его конструктивным идеологическим оружием против прицельного идеологического оружия коммунистической партии стали, собственно, те силы, которые подготовили ревизию ленинской национальной политики, и чьими задокументированными аргументами он очень искусно воспользовался. Даже такие актуализированные шестидесятниками понятия, как «национальное чувство», «национальное сознание», «национальные обязанности», взятые в актив их движения, И. Дзюба умудрился наполнить содержанием и подтвердить (а значит, и дать право на жизнь) «устами» партийных деятелей разных стран.

Вообще структура этой работы свидетельствует о системном подходе ее автора к вынесенной в название работы темы: вне его внимания не остались предвидения любых возможных контраргументов оппонентов, кроме, разве, огульной идеологической брани и разного пошиба ярлыков, которые советская апологетика обычно применяла вместо аргументированного диалога с оппонентами, объявляя их сразу «врагами народа» и «украинскими буржуазными националистами». Перед таким грубым стилем решения разногласий между теоретико-методологическими претензиями марксистов и практикой самой жизни оказалась уязвимой даже та сила доказательной аргументации источников, которую полностью использовал автор якобы в пределах самой партийной мировоззренческой системы. Разноаспектный подход к целому корпусу проблем, связанных с этой темой, позволил И. Дзюбе распутать лабиринты фальшивой фразеологии, за которой скрывалась подлинная суть великодержавной политики «единой и направляющей» коммунистической партии.

Конструктивная и научно обоснованная попытка И. Дзюбы дать аргументированный ответ от имени поколения на вопрос: «против чего мы протестуем и чего мы хотим?» вызвала бурный резонанс: тема и в самом деле приобрела чрезвычайную общественную остроту. Работа не только стала архипопулярной в украинском «самиздате», но и, начиная с 1968-го, выходила в печати — без ведома и разрешения автора — за рубежом отдельными изданиями на украинском, русском, английском, французском, итальянском (в издательстве Итальянской компартии), китайском языках.

И только в 1990 года «Интернационализм или русификация?» И. Дзюбы, известный нашим соотечественникам в статусе «самиздатовского» и заграничного, впервые появился в Украине как авторская публикация («Вітчизна», №5-8), а в 1998 году вышел без всяких изменений, в первоначальном авторском варианте 1965 года (но в сопровождении вступительного слова автора и послесловий автора и исследователя Леонида Бойко) и отдельной книгой.

Собственно, сесть за письменный стол, сосредоточиться в условиях арестов, подозрений, слежки, обысков, вызовов на допросы в КГБ и за такое короткое время (каких-то три-четыре месяца) проанализировать первоисточники и написать фундаментальный доказательный труд, где трезвая аналитика обоснований побеждает эмоциональный накал протеста против беззаконных действий власти, того произвола, который творится на твоих глазах, — это уже был поступок смельчака, и поступок с Большой буквы. По большому счету, то врожденное (или приобретенное силой воли?) умение в любых, часто нестабильных общественно-политических и социокультурных условиях сосредоточиться на интеллектуальной работе, абстрагироваться от эмоций и трезво «перевести» свои впечатления, наблюдения и раздумья в знаковую систему аналитического текста не раз работало в пользу Ивана Дзюбы (в нынешнее время таким поступком стало, скажем, написание работы «Западня. Тридцать лет со Сталиным. Пятьдесят лет без Сталина» отчетливо предостерегающего звучания. Собственно, оно и определило его эволюционный путь от апологета «чистой» коммунистической идеи, очищенной от злодеяний сталинизма (тем не менее, с определенной дозой сомнения), до крепкого государственника, который стал на защиту национальной идеи украинства.)

...В те осенние дни 1965-го свою первейшую задачу И. Дзюба видел в том, чтобы убедить тогдашнее руководство УССР и СССР (разумеется, прежде всего — союзное, ведь все идеологические указания «спускались» из Кремля) в том, что назрела необходимость обратить особое внимание на обеспечение национальной политики в том ее варианте, который провозглашался классиками марксизма-ленинизма. Это, так сказать, внешний адресат. Кроме того, автор рассматривал свой трактат как обвинения партийного руководства в фарисействе, поэтому и «должен был сказать им это в глаза». Итак, Зиновия Франко по договоренности с И. Дзюбой отнесла экземпляр рукописи в экспедицию ЦК. Оперативно, буквально за неделю, несколько сотрудниц Института языковедения вместе с ней перевели эту работу на русский язык, чтобы ее могли прочитать и в Москве, куда и был сразу отослан еще один экземпляр.

Однако не менее важной была апелляция и к адресату внутреннему. А конкретнее, с одной стороны, — к совести и чувству справедливости, в конце концов, к трезвому политическому здравому смыслу той части русского и русифицированного населения в Украине, которая несла мощную «русификаторскую энергию системы» (И. Дзюба), а с другой — к разуму тех, кто стоял на позиции возрождения Украины на основе ленинской национальной политики, вокруг которой, как в том был тогда искренне убежден автор, могли «консолидироваться самые широкие слои украинской общественности». Этим-то статус «антисоветской», который сразу же получила рукопись, по сути, противоречил не только замыслу, но и содержанию работы, однако вызвал яростные обвинения в антисоветской пропаганде и стал обвинительным документом для последовательной травли И. Дзюбы и попыток его всячески изъять из социокультурного процесса.

Другой резонанс на идеологические «прозрения» И. Дзюбы был на Западе. Автор предисловия к зарубежному изданию этой работы «Сучасністю» (1968) Степан Олийнык*, в частности, отмечал, что среди уважаемых зарубежных исследований о состоянии национального вопроса в СССР именно она имеет едва ли не наибольшее значение. Ведь автор ее «окончательно разрушил миф, который до сих пор господствовал с обеих сторон «великого идеологического водораздела», поскольку «вывел национальный вопрос на общественный форум в Советском Союзе и таким образом опроверг официальные и наивные частные утверждения, что, дескать, национальный вопрос там «уже — не проблема». За пределами СССР Иван Дзюба своим исследованием, словно рефлектором, послал широкую полосу света сквозь туман равнодушия, незнания, половинчатых истин и даже злонамеренной баламутности, которые скрывали эту реальную проблему. Он, в частности, бросил вызов всем тем, кто дальше твердит, что «на национальном фронте — без перемен».

На начало — середину шестидесятых приходится также публичная активность Ивана Дзюбы. Он — неизменный выступающий на всех литературно-художественных мероприятиях, которые организовывает Клуб творческой молодежи. Но не только литературно-художественных — всем современникам Дзюбы памятно его выступление на несанкционированном митинге 29 сентября 1966 года по случаю 25-й годовщины расстрелов в Бабьем Яру. По воспоминаниям И. Дзюбы, в двадцатых числах сентября писатель Виктор Некрасов запиской пригласил его на разговор, на котором присутствовал Гелий Снегирев, известный ныне правозащитник, и предложил выступить перед присутствующими. Импровизированное страстное выступление Дзюбы кто-то записал на магнитофон, и через несколько дней текст появился в самиздате. Впоследствии этот текст приобщили к его уголовному делу. О печати подобных текстов тогда не могло быть и речи (напечатан он уже в наше время), как, в конце концов, не была и не могла быть напечатана, скажем, статья «Больше самого себя», написанная в 1965 году к переводу Лукаша «Дон Кихота» (статья должна была появиться в журнале «Ранок», но не была пропущена цензурой и пришла к читателю аж в 1995 году со страниц журнала «Сучасність», №7).

Историческая память питается фактами, а потому есть необходимость вернуться к тому событию 1966 года. «В прошлом у нас — не только общая вражда и досадные недоразумения, хотя их было много. В прошлом — и образцы мужественной солидарности и взаимопомощи в борьбе за общие идеалы свободы, за лучшую долю своих наций. Эту традицию мы, нынешнее поколение, и должны продолжать, противопоставив ее плохой традиции недоверия и недомолвок», — призвал молодой зажигательный докладчик. Но, очевидно, не эти призывы поставили под подозрение идеологическую лояльность И. Дзюбы, и даже не публично провозглашенная мысль, что «евреи имеют право быть евреями, украинцы имеют право быть украинцами в полном и глубоком, а не только формальном значении этих слов», а прозрачные параллели, к которым он тогда прибегнул: «...Однако не надо забывать, что фашизм начинался не с Бабьего Яра и им не исчерпывается. Фашизм начинается с неуважения к человеку, а заканчивается уничтожением человека, уничтожением народов — но не обязательно только таким уничтожением, как в Бабьем Яру...»

Итак, время отметить, что антропоцентризм Ивана Дзюбы, развернутый в его литературоведческих исследованиях, углублен в экзистенциальное право человека быть самим собой и — отстаивание такого права через Слово.

А 2 марта 1972 года в стенах Союза писателей Украины рассматривалось персональное дело И. Дзюбы. Члены правления единогласно проголосовали за его исключение из членов СПУ — «антисоветское направление» работы «Интернационализм или русификация?» уже ни у кого из руководителей Союза не вызывало сомнений. Появление такого факта в биографии вольнодумца практически уже равнялось его аресту.

В апреле 1972 года Иван Дзюба был арестован, в мае 1973-го осужден «за антисоветскую деятельность» к 5 годам лагерей строгого режима — именно такой срок был определен следственными органами для «идейного перевоспитания»: вполне достаточный, чтобы погубить человеческую жизнь, тем паче при условии слабого здоровья. Вопреки всем попыткам КГБ «приписать» трактату «коллективное авторство» и на этом основании «накрутить» срок, подобные попытки полностью провалились: Иван Дзюба сумел все это опровергнуть и доказать самостоятельность выполнения своей работы.

После многомесячного пребывания в изоляторе КГБ и изнурительных допросов и «очных ставок» И. Дзюба был помилован и выпущен на свободу. Его жизнь вернулась якобы в обычный режим, если таковым можно назвать режим официального надзора и запрет работать по специальности, что означало также невозможность публиковаться. Один только пример: написанное в 1965 году предисловие к переводу Николая Лукаша «Дон Кихота» должно было появиться как статья в журнале «Ранок», но не было опубликовано (как и сам перевод произведения), а появилось лишь в 1989 году в ежегоднике «Наука и культура» (Вып. 23). Также аж в 1995 году в журнале «Сучасність» (№1) был впервые напечатан текст выступления на вечере, посвященном 30-летию со дня рождения Василия Симоненко в Доме литераторов 16 января 1965 года, которое вызвало резонанс в украинском обществе и публиковалось за рубежом.

Потому-то в 1974—1982 годах признанный всеми интеллектуал Иван Дзюба — корректор, литературный корреспондент многотиражной газеты Киевского авиазавода (кстати, это творение советской идеологической системы, которое снисходительно называли в журналистских кругах «многотиражкой», давало, с одной стороны, уникальную возможность хотя бы как-то выжить и хоть в какой-то мере не потерять творческой «формы» и ритма творческой жизни, а с другой — становилось, по сути, своеобразным творческим «кладбищем» для тех, кому по роду и силе призвания было слишком тесно в локальных границах контролируемой «территории» маленькой производственной газетки с куцым набором разрешенных тем, тем более — людям такого широкого «закроя» и масштаба мышления, как И. Дзюба).

И только с 1982 года Иван Дзюба получил возможность писать в анкетах: «пребываю на творческой работе».

...В послесловии к первой в Украине авторской публикации работы «Интернационализм или русификация?» 1990 года (после многочисленных зарубежных) И. Дзюба, в частности, обращаясь к современникам, особенно молодым читателям, касается темы прежних своих переживаний по поводу прежних зарубежных публикаций и всего, что было с этим связано и обросло мифологией чужих трактовок: «Чтобы судить обо мне и моих душевных терзаниях, нужно было знать мое поколение, а еще больше — меня самого, мою биографию, мою идейную эволюцию», — обо всем этом он впоследствии расскажет на страницах своих мемуаров «Воспоминания и размышления на финишной прямой». Речь идет о сложном пути от ранних литературно-критических исследований начала 50-х прошлого века, отмеченных влиянием марксистской идеологии — через известный «антисоветский» трактат, который невозможно «изъять» из истории движения шестидесятников, из-за чего место в этом движении его автора бесспорно и непоколебимо, до итоговых работ конца ХХ — начала ХХІ века с их концепцией национальной культурологической идеи как развивающей, державотворческой, объединительной, так сказать, энергосберегающей и энергоаккумулирующей для развития нации.

Начало. Продолжение см. в следующих выпусках на странице «Украина Incognita»

* Степан Олийнык — на то время научный сотрудник Библиотеки Конгресса США в Вашингтоне. Родился в Украине. Доктор философии (тема дисертационного исследования «Советский федерализм в теории и практике»). Сотрудник англоязычной «Энциклопедии украиноведения».