Между Римом и Царьградом

Окончание. Начало читайте «День» № 237-238

В Киевской Руси Европа представлялась в виде острова: с севера, запада и юга она омывается морями, а  на востоке протекают большие реки, которые соединяют Балтийское море с Каспийским и Черным. Было известно также, что в Рим можно попасть двумя водными путями: вниз по Днепру, через Черное море и Константинополь, или вверх по Днепру до Волхова и дальше по Балтийскому морю. Описывая эти два пути к Риму летописец подает в своем повествовании легенду о путешествии апостола Андрея.

Пути с Восточной Европы в Рим были известны на Руси задолго до появления этой легенды. Об этом свидетельствует отчет так называемых Бертинских анналов (Annales Bertiniani) — правительственной летописи  французских королей о приеме императором франков Людовиком Благочестивым послов византийского императора Феофила (829 — 842 гг. ). В составе этого посольства, которое прибыло в 838 году в императорский двор в Ингельгейм было, по свидетельству хрониста, «было немного людей, которые говорили, что они, то есть их народ зовется Рос (Rhos)». Феофил просил, «чтобы с разрешения императора эти люди могли иметь возможность вернуться на Русь через Западную Европу, потому что пути, по которым они пришли в Константинополь, были опасными».

Перед нами первое упоминание о Руси в западноевропейских источниках. Вскоре Русь громко заявит о себе и в Восточной Римской империи. В результате  организованного киевскими князьями в июне 860 года вооруженного похода на Византию, Русь, говоря словами византийского патриарха Фотия, который был свидетелем осады Царьграда варварами «с севера» из народа «неизвестного» и «бесславного», который ромеи и не считали за народ, нашел свое имя под стенами Константинополя. До похода на Византию он был, «не известен — но обрел имя, не заслужен — но стал выдающимся, не уважаем и бедный — но достиг высокого положения». Как видим, уже на рассвете своей истории Киевская Русь проявляет одинаково активный интерес к обеим частям христианского культурного мира, организованного в две империи — западную и восточную, которые продолжали сохранять в себе дух универсализма Римской империи,  укорененный и прославленный связью со вселенской христианской Церковью.

Если на первых порах, организовываемые Русью экспедиции в разные края Европы и в Византию носили разведывательно-грабительский характер, то с середины Х в. ее связи с близлежащим миром приобретают цивилизованные формы межгосударственных отношений. В 954 — 955 гг. (или в 957 г.) княгиня Ольга  снарядила мирное посольство в Византию. Она  была удостоена приема у императора, на которого произвела хорошее впечатление своей рассудительностью и острым умом.  Автор «Повести временных лет»  утверждает, что Ольга приняла христианство в Константинополе, а ее крестным отцом был Константин VІІ Багрянородный. Однако не следует безоговорочно доверять сообщению этого источника о дипломатическом триумфе киевской княгини. В 959 — 962 гг. в анонимном Continuator Reginonis  (Продолжение хроники Регинона Прюмского) рассказывается о визите послов княгини Ольги ко двору германского императора Оттона І:  Legati Helenae reginae Rugorum, quae sub Romano imperatore Constantinopoli baptizata est, ficte ut post claruit, ad regem venientes episcopum et presbiteros eidem genti ordinarі  petebant (Послы Елены, королевы ругов, которая крестилась в Константинополе при императоре Романе, появившись перед королем, притворно, как впоследствии выяснилось, просили поставить их народу епископа и священников).

Посольство, отправленное Ольгой на христианский Запад, свидетельствует о том, что ее визит в Константинополь окончился неудачей. Недовольство киевской княгини его результатами просматривается между строками летописных текстов. Очевидно, византийский император был недостаточно сговорчивым в вопросах о будущем статусе церковной организации на Руси и места киевского великокняжеского дома в системе  византийской иерархии христианских  государств. Этим и была предопределена подготовка церковно-политической миссии на Запад.

В епископы для «народа ругов», то есть для Руси был поставлен Либуций из обители св. Альбана в Майнце. Однако не успел он отправиться в дорогу, как его постигла внезапная кончина. Преемником Либуция стал Адальберт из монастыря св. Максимиана в Трире. Его миссия не имела успеха на Руси. В 962 г. Адальберт вернулся на родину, «не успев достичь успехов ни в чем из того, ради чего он был послан». Очевидно, это случилось потому, что   Константинополь, обеспокоенный сближением киевской княгини с Оттоном І, заблаговременно побеспокоился об урегулировании русско-византийских взаимоотношений, что и привело к крещению Ольги по греко-византийскому обряду.

ДЕСЯТИННАЯ ЦЕРКОВЬ В КИЕВЕ (РЕКОНСТРУКЦИЯ ХІХ в.) — ДУХОВНЫЙ ЦЕНТР ЖИЗНИ ДРЕВНЕКИЕВСКОГО ГОСУДАРСТВА Х—ХІ вв. И ЗАПАДНЫЕ, И ВИЗАНТИЙСКИЕ ВЛИЯНИЯ ЗДЕСЬ ДАЮТ О СЕБЕ ЗНАТЬ, СОЧЕТАЯСЬ С СУГУБО ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОЙ НЕПОВТОРИМОСТЬЮ

Церковно-политические контакты Киева с христианским Западом возобновились только в период правления князя Ярополка Святославовича (972 — 980 гг.). В 973 г. он отправил посольство в императора Оттона Большого в Кведлинбург и принимал посланцев последнего в Киеве. На этом основании историки прошлого обосновывали тезис об обращении князя Руси в христианство по западному обряду. Однако свидетельства о крещении rex Russiae папскими миссионерами кажутся сомнительными по той причине, что почерпнуты из более поздних интерполяций хроники Адемара Шабанского (988 — 1034). Впрочем, как показывают последние исследования взаимоотношений Руси и Германии в 70-х гг. Х в., Киев был готов принять крещение от западноевропейских миссионеров.

Поиски оптимальной для Киевской Руси религиозной структуры происходили не только через контакты с миром христианской цивилизации, как это нередко утверждается в научной литературе, а в значительно более широком международном контексте. Весьма симптоматическим в этом отношении является летописное сказание о «выборе (испытании) веры» при князе Владимире Святославовиче. Приблизительно в 986 г. «Повесть временных лет» сообщает о посещениях Киева болгарами «веры магометанской», «немцами из Рима», «жидами хозарскими» и «философом греческим».   Невзирая на то, что это, наполненное легендарными мотивами повествование старокиевского книжника начала ХІІ в. имеет литературное происхождение, все же оно помогает составить определенное представление о международном контексте в конце первого тысячелетия, в котором Киевская Русь сделала свой цивилизационный выбор.

В летописных источниках греческому посольству приписана определяющая роль в выборе византийского мессийного христианского образца. При этом они не содержат ни малейшего намека на дружественные связи киевского князя Владимира с христианским Западом, в частности с Олафом Трюггвасоном, который находился в то время (987—988 гг.) в Киеве и впоследствии стал норвежским королем. Тенденциозность летописной традиции об идеологических поисках  киевской политической элиты конца Х в., думаю, является следствием более поздних влияний византийской церковной цензуры.

«Греческий» вариант крещения Киевской Руси при Владимире Великом был определен, несомненно,   благоприятным для Киева ходом политических событий на международной арене. Принятие христианства в Киевском государстве и подчинение его Константинопольскому патриархату никоим образом не подтверждает исключительную политическую и культурную ориентацию Киева на Византийскую империю. Киевская Русь хотя и находилась в церковной зависимости от Царьграда, не была духовно изолирована и враждебно настроена по отношению к латинскому Западу. «Пересадка богатой  греческо-византийской культуры на благоприятную почву молодой славянской державы, — отмечал в свое время Иван Лысяк-Рудницкий — дало импульс к быстрому культурному расцвету Киевской Руси, которым она себя приравняла к относительно наиболее развитым частям тогдашней Европы. Правда, византийство, несмотря на весь свой блеск и изысканность, все же демонстрировало поразительные проявлениям хилости. Оно было скорее статичным, и ему не хватало того чрезвычайного динамизма и творческой силы, которые латинское христианство развернуло после 1000 года, в романскую и готическую эпохи».   Киевская Русь, по мнению этого украинского мыслителя, «совмещала преимущественно восточную, греко-византийскую религиозную и культурную традицию с западной общественной и политической структурой».

Конфликт между Римом и Константинополем, который привел к церковному расколу, был воспринят в Киеве на первых порах индифферентно. Среди подписей православных иерархов на соборном акте 1054 года, который осуждал римских послов, киевского митрополита не было. Местное, старокиевское летописание этой теме также не уделяло особого внимания. Атмосфера взаимного недоверия между двумя ветвями христианства на берега Днепра была привнесена греками — ставленниками на киевскую кафедру митрополита. Антилатинская литература Киевской Руси очень немногочисленная. Ее представляют лишь «Стязание с латиной» митрополита Георгия (1065 — 1076 гг.), «Послание» митрополита Никифора (1103 — 1121 гг.)  и полемичный трактат «Слово о вере христианской и латинской». Главными темами, обсуждавшимися в нем, были вопросы о ереси латинян, причинах разделения Церквей и желательные нормы поведения православных в отношении к латинянам. Авторами подобных полемических произведений выступали обычно греки. Благодаря усилиям последних на Руси стала более доступной созвучная той эпохе   византийская литература во всем жанровом разнообразии.

В глазах же западного духовенства своеобразие Киевской Руси определялось разницей в культе, где господствует другой обряд евхаристии, позволяются расторжение брака и повторное крещение взрослых. Весьма симптоматическим в этом контексте является лист краковского епископа Матвея, адресованный Бернарду из Клерво (1146 — 1148 гг.), где эти отличия определяются как «испокон веков принятую Русью ересь, которая делает не такой, как Латинская Церковь и не такой, как Греческая Церковь... Ruthenia quae quasi est alter orbis — Русь, иной мир, сопоставляется с Польшей и Чехией, которые все вместе в письме называются  Sclavonia.