«Московия»

В 1581 году папский легат, член Ордена иезуитов Антонио Поссевино побывал в Москве с официальным визитом. Как пишет русский историк Николай Карамзин в «Истории государства Российского», главной целью визита было «соединить веры и силы всех держав христианских против оттоманов» (турок), а еще — оценить возможности обращения Великого князя Ивана Васильевича (Грозного) и его народа в латинскую веру (католицизм). Дипломаты-итальянцы потерпели, разумеется, полное фиаско при московском дворе, но под яркими впечатлениями поездки, любознательный Поссевино написал и напечатал несколько трактатов. Главный из них — «Московия» — вышел в свет 420 лет назад (1586) и до сих пор востребован историками. В своих сочинениях Поссевино использовал также путевые заметки Пабло Кампани — одного из участников поездки, который знал славянские языки.

Ниже приводятся некоторые из записок двух образованных итальянцев ХVI века, побывавших в Московии (так тогда называлась будущая Россия).

«Здешний народ называется московитами и заселяет все пространство от крайних границ Европы и Азии до последнего северного предела, где только могут жить люди. Вообще, это — неприветливая страна, во многих местах она не имеет жителей и земля там не обработана. К тому же вокруг простираются огромные пустыни и леса, не тронутые временем …

Ни послам, ни купцам других народов, которые прибывают в Московию только с позволения князя, не разрешается свободный проезд по всей стране, а в Москве они содержатся как бы под почетным арестом. Особые люди следят за тем, чем они занимаются и особенно — с кем разговаривают. Мы и наши слуги не имели возможности шага ступить из дома, даже чтобы напоить лошадь. Московитам же было строго запрещено подходить к римским послам и общаться с ними. А когда послам приходили письма, князь либо не отдавал их, либо просил нас перевести письма на русский язык, чтобы быть в курсе …

Московиты ездят в другие страны только тогда, если их туда пошлют. Князь не хочет, чтобы подданные знали еще что-нибудь, кроме своего царя и своей земли, и не позволяет уезжать за границу даже для изучения наук …

Всякий раз после того, как Великий князь поговорит с иностранными послами, он омывает руки в серебряной чаше, стоящей на скамье у всех на виду, как бы совершая обряд очищения. Тем самым приближенные и прочие знатные люди, которые обычно в большом количестве присутствуют на приеме, еще больше укрепляются в своей отчужденности и в отвращении к нам, прибывшим с Запада ...

К латинской церкви московиты относятся с большей неприязнью. Слова «латинская вера» — у них самое сильное проклятие для врагов. Между тем, бояре однажды попросили послов Римского папы — от имени государя — объяснить расхождения между католической и православной верами в письменном виде. Увидели мы также, что Московия по традиции чрезвычайно зависит в делах религии от Руси, находящейся под властью польского короля, — совсем недавно московские епископы утверждались Киевским митрополитом русской веры …

У московитов чрезвычайно ученым считается тот, кто запомнил славянские буквы. Молитву Господню знают очень немногие, а Символ веры, Десять заповедей и Богородицу не знает почти никто. Это не удивительно — там нет ни одной коллегии или академии: существуют только кое-какие школы, в которых мальчики обучаются читать и писать. Если кто хочет продвинуться в учении дальше, он не избежит подозрений и не останется безнаказанным. Именно поэтому даже Диплом о единении церквей, составленный папой Евгением IV (Флорентийская уния) и переданный нам в оригинале, не мог быть полезен в Московии, хотя он был написан по-латыни, по-гречески и по-русски («русским» папские послы называют язык пращуров современных украинцев, находившихся тогда в составе Речи Посполитой). Ведь число живущих в стране людей, знающих латинский язык (не считая нескольких врачей при дворе князя), не превышает трех, и все они — поляки…

Московиты с детства, получив это установление из рук предков, имеют обыкновение на все ваши вопросы отвечать так: «Один Бог и Великий государь это ведают», «Наш Великий государь сам все знает», «Он единым словом может распутать все узлы и затруднения», «Нет такой религии, обрядов и догматов, которой он бы ни знал», «Что бы мы ни имели, когда преуспеваем и находимся в добром здравии, все это мы имеем по милости Великого государя».

Великий же князь постоянно старается выказать свое величие. Можно даже сказать, что он перенес на прославление себя самого даже то, что относится к почитанию только Бога. Князь носит тиару, пышно украшенную жемчугом и драгоценными камнями, — и не одну. Их он или имеет при себе, когда сидит на троне, или носит на голове. Он одет в спускающуюся до пят одежду, почти такую, какую обычно носят папы, когда исполняют торжественное богослужение; на руках его много перстней с огромными драгоценными камнями. В своем высокомерии князь не переносит сравнений с другими и всякий раз, когда послы напоминали ему о могущественных христианских государях, он гневался и кричал: «Кто они такие в нашем мире?».

Мы быстро убедились в том, что многое из сказанного нами так называемые толмачи переводили Великому князю Ивану не по существу, с сокращениями и часто без всякого смысла. Все, что, по их мнению, будет неприятно государю и поэтому представляет опасность для них самих, они опускали ...

Какими бы влиятельными ни были московиты, при малейшем подозрении в измене следует немедленная казнь заподозренного, его семьи, слуг и даже непричастных людей. По большей части их топят в воде или запарывают плетьми. Поэтому повсюду царит угодливость и страх, и никто не смеет и рта раскрыть. Привыкши с детства к порабощению, московиты как бы изменили свою природу — превозносят своего царя даже тогда, когда он их мучает. При этом они не завидуют жизни других народов, ибо они совсем ее не знают».

Апогеем визита в Москву стал известный диспут «О вере» между легатами папы Григория ХIII и Великим князем, в котором последний высказал четыре упрека латинству: папу носят в кресле, у него крест на ногах (обуви), он бреет бороду и мнит себя Богом. На все доводы послов государь отвечал раздражением и криком. Впрочем, на другой день сказал, что, несмотря на расхождения в вере, он хочет иметь братство и единение с христианскими государями (западными) и собирается отправить в Рим своего посла. Это была только риторика — до серьезного антиосманского союза католиков и православных так и не дошло.