Перейти к основному содержанию
На сайті проводяться технічні роботи. Вибачте за незручності.

«Не могу выдержать чужих страданий...»

Архангельское «окно» Надежды Суровцевой
19 января, 19:30

Надежда Витальевна Суровцева, женщина необычной судьбы, известная среди украинской элиты как переводчик и общественный деятель (она владела двумя европейскими языками — французским и немецким). При Центральном Совете Надежда работала делопроизводителем Секретариата иностранных дел, позже — заведующей отделом Секретариата иностранных дел. Иногда исполняла обязанности секретаря при председателе Центрального Совета Н.С. Грушевском. Во времена Гетьманата она — начальник дипломатического отдела Министерства иностранных дел. Готовила аккредитацию иностранных послов и их встречи с министрами.

При Директории в конце 1918 года Суровцева — секретарь информационного бюро дипломатической миссии Украинской Народной Республики. В 1919—1925 годах Надежда Витальевна находилась в эмиграции в Вене. Там она завершила высшее образование, защитила диссертацию «Богдан Хмельницкий и идея украинской государственности» на степень доктора философии. По причине разочарования в жизни украинской эмиграции ее убеждения эволюционировали в сторону советской власти. В 1924 году Надежда вступила в компартию Австрии, сотрудничала в левых газетах. В апреле 1925 года Суровцева вернулась в Москву, а потом — в Харьков. Занималась литературным трудом. В 1926 году харьковское ГПУ предлагает ей стать секретным сотрудником. Женщина отказалась. 23 ноября 1927 года ее арестовали и отправили в Москву на Лубянку. Опять уговоры самого Ягоды и Артузова пойти на тайное сотрудничество. Решительный отказ, а за ним — жестокое решение: пять лет заключения в одиночном изоляторе. За границей даже распространились слухи, что Н. Суровцеву расстреляли. В варшавской газете «Українська нива» был напечатан некролог. Но она осталась жива. Согласно подсчетам историка Ярослава Дашкевича, окончательный итог ее страданий таков: 13 лет заключения, из них пять — в одиночной камере Ярославского изолятора, 16 лет ссылки, из них восемь — по приговорам, остальные — без права выезда. Всего 29 лет жизни в неволе, полной травли, лишений и преследований — треть ее земного пути. Умерла Н.В. Суровцева 13 апреля 1985 года в Умани, где и похоронена.

Среди годов страданий, проведенных в лагерях, изоляторах, карцерах Лубянки, Бутырки, Ярославской тюрьмы и на Колыме, особого внимания заслуживает «архангельское окно» (1933—1937 гг.), в котором Надежда Витальевна Суровцева провела свою «пятилетку» надругательств и издевательств не только над телом, а и над духом и свободой ее убеждений. Арестованная в Харькове в 1927 году, Н. Суровцева смогла вернуться в Украину только в 1957 году, не зная даже о том, что состоялся ХХ съезд Компартии, на котором был разоблачен и осужден культ личности Сталина, и таким, как она, уже пришло время вернуться на родную землю, в Украину.

Пять лет архангельской ссылки — и ни слова о своей горькой судьбе в «Спогадах» (издательство имени Олены Телиги, К, 1996). Только в примечании читаем: «Три года ссылки, год свободы, год тюрьмы — все в Архангельске». (С. 261.) Правда, сохранилось шесть писем, написанных Суровцевой в Архангельске бывшей учительнице Кире Ивановне Даниловой. В них она очень мало пишет о себе, и за скупыми строками откровений можно лишь догадываться о настроениях и переживаниях этой мужественной женщиной. Казалось, приближалось окончание срока ссылки, но мало оптимизма слышится в ее строках: «О себе также ничего веселого писать не могу. Даже мой стандартный оптимизм как-то притупился — свое горе, невзгоды перетерпеть легче, а рассеянная вокруг тоска и ужас других почему-то угнетает сильнее. Сейчас, в основном, это безработица. Пойдешь в бюро — что-то похожее на биржу труда — и ни с того ни с сего расплачешься. И зло берет — теоретически же я рассуждаю живо, а на практике не могу выдержать чужих страданий», — пишет она в письме от 30.11.1935 г.

Она ждала окончания ссылки будущего мужа Дмитрия Львовича Олицкого. Мечтала о замужестве, о том, чтобы выехать куда-то уже по собственной воле. А пока что приходится заниматься с маленькими дошкольниками, обучать их языкам, потому что таких, кто мог бы учить детей, немного. И далее — трагически-болезненное и чисто женское: «Меня детки любят, я их. В целом. Наверное, для меня еще хуже — потому что любить чужих детей, когда не имеешь своих, — тяжело. Тем более, что своих нет не по собственной воле, а «в силу исторических событий». И следующее письмо, написанное после первого, сообщает об усталости и проблемах с сердцем. И снова тоже откровения: «О себе сказать почти нечего. Работаю, уроки есть, то больше, то меньше, но всегда (не сглазить бы!) — достаточно, чтобы прожить». (24.06.1935 г.).

12 ноября 1935 г. Н. Суровцева зарегистрировала брак с Д.Л. Олицким в архангельском ЗАГСе. И понятно: душа ее, исполненная самых прекрасных чувств, захлебывалась от радости так, что не могла сказать более того, что написала К.И. Даниловой: «Милая, родная! В этот день мне хочется крепко, крепко обнять Вас или хоть сказать об этом. Вот и все — от северной дочери» (1.12.1935 г.).

Архангельская «пятилетка» очень скупа на письма и факты. Многие письма сожжены, многие — не дошли до нас, потому что каждая открытка, записка строго проверялись карательными органами, и то, что написано в письмах, — это малая часть большого айсберга, словно песчинка в архангельском «окне».

При написании своих мемуаров Н. Суровцева призналась, что они продиктованы «потребностью в правде». Именно так она хотела поведать всю правду о себе. Но всей правды мы так и не узнали. Потому что в воспоминаниях ее много пробелов. И именно этот промежуток в определенной степени заполнил историк из Архангельска Юрий Дойков, который только что издал небольшую книжечку «Надежда Суровцева. В ссылке в Архангельске (1933—1937)».

Первый раздел книги занимают уже упоминавшиеся письма Н. Суровцевой Кире Ивановне Даниловой. Собственно, это оригиналы писем, высланных автору из Киева Лесей Падун- Лукьяновой еще в 1997 году. В книжном оформлении эти письма увидели мир через четыре года в издательстве имени Олены Телиги. Письма — это единственная ниточка, связывавшая узницу со свободой. Они исполнены размышлений, мечтаний, переживаний за судьбу семьи своей учительницы, которая единственная переписывалась с Н. Суровцевой в течение долгого времени и поддерживала ее, как только могла. Но из архангельских писем мало видна жизнь в чужом холодном краю. Значительно более панорамную картину раскрывает историк в своем исследовании. Следуя букве документа, он рассматривает дело Н. Суровцевой-Олицкой и судьбы людей, которые были связаны с ней. Таким образом узнаем, что три года ссылки Надежда Витальевна работала корректором в типографии им. Склепина и научным сотрудником краеведческого музея. Но доносы и преследования вносили горькие и болезненные поправки в ее судьбу. Всего семь месяцев Надежда Суровцева и Дмитрий Олицкий жили вместе в одной квартире, в которой бывали другие ссыльные из Украины. А это уже было основанием для того, чтобы у недремлющих ее охранников появилось дело «Украинской контрреволюционной националистической группы в Архангельске». К ней принадлежали П.А. Христюк, братья Евгений и Николай Филипович — участники кооперативного движения, галицкий литератор П.Ю. Оленченко и его жена О.П. Яковлева, харьковчанин П.И. Цапенко и Н.В. Суровцева. После ее ареста начались допросы: настойчивые требования рассказать о контрреволюционной деятельности.

Восемь допросов выдержала Н. Суровцева. Ответ ее был категорическим: «Нет. Виноватой себя не считаю. Никакой контрреволюционной деятельности я за период моего пребывания в Архангельске не проводила. Со ссыльными троцкистами, «правыми» эсерами и украинскими националистами я была только знакома. И знакомство это имело сугубо бытовой характер». По «делу» сохранилось заявление от 5 февраля 1937 года, написанное рукой Н.В. Суровцевой в Москву на адрес Особого совещания НКВД СССР, в котором она оставалась такой же настойчивой и непреклонной: «Моя жизнь за все время ссылки в Архангельске была абсолютно лояльной и посвящена исключительно семье и работе. После окончания срока я осталась в Архангельске, потому что здесь отбывал свой срок ссылки мой муж — Д.Л. Олицкий, кроме него у меня нет никого на свете». Вероятно, следствие продолжалось долго, потому что только 3 сентября 1937 года Особое совещание НКВД СССР вынесло приговор по делу «Украинской националистической группы в Архангельске». Христюку и Евгению Филиповичу — восемь лет лагерей, Н. Суровцевой-Олицкой, Николаю Филиповичу, О.П. Яковлевой, П.Ю. Оленченко, П.И. Цапенко — пять лет лагерей.

Открытое «окно» архангельского «отдыха» Надежды Суровцевой — это строгая правда жизни несгибаемой украинки, образ которой в документальных свидетельствах предстает как памятник верной дочери Украины.

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать