Невеста Тараса

Впервые он увидел ее в мае 1859, когда приятель, критик Николай Макаров, брат его старого друга Афанасия Марковича, затянул его на литературную вечеринку к своей сестре Варваре Карташевской. Тогда в Петербурге в моде было все украинское. Вот и подавала им девушка Карташевских, одетая во все украинское. Лучше всех эту девушку описал Тургенев:

«У пани Кар-ской была служанкой малороссийская девушка Лукерия: молодая, свежая, хоть и немного груба и не слишком красива, но по-своему привлекательна, с прекрасными белокурыми волосами и той, то ли гордой, то ли спокойной осанкой, свойственной ее племени». Она с первого взгляда понравилась Тарасу, который так соскучился за родным, украинским. Но тогда ему было ни до Ликеры, ни до рафинированной дворянки Надежды Ракович, которую сватали за него в том кружке (впоследствии на ней женится Павел Анненков). Всеми мыслями он уже был в путешествии-возвращении на Украину, где собирался купить землю над Днепром, построить там дом, привести в него жену и зажить обычной жизнью в окружении множества детей.

Но горьким стало то путешествие. Жену не нашел. Написал поэму «Мария», за чтение «святостатских» строк которой его выслали из Украины. Вернулся в Петербург 7 сентября, засел за подготовку к печати «Кобзаря» и за гравирование. Снова стал бывать на вечеринках у Карташевских. И снова ему подавала Ликера. Он, сам того не замечая, уже влюблялся в нее. Но поэт хорошо знал, что такое панская горничная, поэтому пытался побороть эту любовь. Николай Макаров пишет 4.01.1860 Марии Маркович: «Шевченко я что-то уже давно не вижу; с ним что-то странное происходит. Он, кажется, влюблен. Право. При этом он стал ужасно раздражительный»...

Весной 1860 года Карташевские выехали за рубеж, оставив Ликеру Надежде Забиле, сестре жены Пантелеймона Кулиша, которую считали образцом добродетели. У Карташевских Ликера была чуть ли не членом семьи — когда в восьмилетнем возрасте ее родителей забрала холера, она росла вместе с Варварой. Теперь же она стала простой служанкой. Ею откровенно пренебрегали. Украинские наряды забросили в сундук. Она была прекрасной белошвейкой, любила вышивать — все это ее новым хозяевам казалось глупыми прихотями. Ей приходилось таскать воду из колодца и мыть полы. На лето Забила с сестрой Александрой Кулиш переехали на дачу в Стрельное. Вот как об этом пишет дочь Надежды Забилы: «На лето, как всегда, мы выбирались жить в Стрельну, Ликера тоже поехала с нами.

Шевченко приезжал к нам из Петербурга утром, пешком шел от станции четыре версты и вечером возвращался домой. На музыку он никогда не ходил, а больше гулял с нами, детьми, в саду около дома или шли мы дальше — на леваду. Потом же, как полюбился он с Ликерой, то наверно, проводил все время со своей милой за « тихими разговорами».

Мать ничего такого не заметила между Шевченко и Ликерой, чтобы ей пришли на ум какие-то догадки. Ей казалось, что он относился к Ликере, как относился бы к любой девушке- землячке и сироте: сердечно, радушно и все. Но как же она обиделась, когда однажды Тарас, вернувшись из сада, где он долго о чем-то говорил с Ликерой, признался, что любит эту девушку и должен жениться на ней. Как моя мать услышала эту новость, ей казалось, что потолок свалился ей на голову и придавил ее …

— Боже мой, — выкрикнула она не помня себя от горя и удивления, — Что вы задумали, Тарас Григорьевич, разве вы не знаете, что такое Гликера?!

И сразу, не раздумывая, она рассказала ему о Ликере, что знала плохое, и стала его уговаривать, чтобы бросил свое странное намерение. Но, как и следовало ожидать, Тарас не только не послушал этот дружеский совет, высказанный неосторожно, но еще и очень разозлился на мать, что она обижает своими словами дорогого ему человека и ответил сгоряча:

— Даже если бы отец мой родной встал из гроба и сказал мне, я бы его не послушал!

С этим он и уехал очень зол на мать»...

Как бы там ни было, а 27 июля 1860 он сделал предложение Ликере, а 28 она ответила — «так». В письме к Варфоломию Шевченко 22.08.1860 он пишет: «… Я оце заходився жениться… Будущеє подружія моє зоветься Ликера-крепачка, сирота, така сама наймичка, як і Харита, тільки розумніша од неї, письменна і по-московському не говорить. Вона землячка наша з-під Ніжина. Тутешні земляки наші (а надто панночки) як почули, що мені Бог таке добро посилає, то ще трошки подурнішали. Гвалтом голосять: — не до пари, не до пари! Нехай їм здається, що не до пари, а я добре знаю, що до пари!..

Поберемося ми після Покрови»…

Шевченко был счастлив. Ему казалось, что он встретил именно то, что искал, а все маленькие недостатки Гликериного характера исчезнут в браке. Но вот что писала Анна Барвинок (Александра Кулиш): «Як вона холодно прийняла його пропозицію, хоча за годину всі у дворі знали про це! Яка вона інтересантка! Як вона хоче стерти з себе те, чим цікавиться Тарас Григорович. Їй хочеться бути баринею, а він шукає простоти і рідного слова…»

Вернемся к воспоминаниям Наталки Полтавки (дочь Надежды Забилы). «Осенью мы вернулись в Петербург. Ликере здесь была выделена отдельная комната и Шевченко каждый вечер ходил к ней (к нам же он собственно забегал только днем, но и то на минутку). Бывало, приходил он очень поздно, в одиннадцать-двенадцать часов ночи, когда мы уже спали, посылал за пивом и просиживали они так вдвоем со своей милой аж за полночь…

Однажды Тарас, приехав к нам, сказал матери, что графиня Толстая, давняя его приятельница, хочет взять к себе Ликеру... В назначенный день Тарас приехал в карете за Ликерой. Она распрощалась с матерью, потом они сели и поехали. С ними поехал и Маркович. Невесту Шевченко графиня приняла очень хорошо, посадила ее на диван (софу), угостила шоколадом и заговорила с ней о литературе. Ликера так хитро виляла, что очень трудно было догадаться, что она в этом ничего не понимает».

Но то Марковичу показалось, что Толстая не раскусила Гликеру. Тарасу она посоветовала нанять для невесты репетитора, который бы научил ее грамоте и хорошим манерам. Шевченко на свою голову согласился. Он снял возле академии уютную квартиру, куда и переехала Гликера. Надарил ей праздничной одежды, по вечерам сидел у нее, а днем работал в академии. В это время к ней ходил репетитор, красавец-студент из университета. Когда приходил Шевченко, он заканчивал уроки и уходил. Но вот 2 сентября Совет Академии художеств решил присвоить Шевченко звание академика гравирования. В этот вечер Шевченко не зашел к Гликере. Вместо него у нее остался репетитор. Но потом все было как и раньше. Шевченко приходил и репетитор завершал занятия. Если Шевченко предупреждал Гликеру, что идет на вечеринку и уже не вернется, у нее был репетитор. Но вот 9 сентября Шевченко с друзьями пошел отмечать публикацию поэмы «Катерина», напечатанной в переводе в журнале «Русское слово». Хотя он и не сказал Гликере, что не вернется, но она решила, что вечеринка будет до утра и оставила у себя любовника. Но как раз в тот самый день Тарасу Григорьевичу стало все известно...

От нервного напряжения у него схватило сердце и почти весь сентябрь, вплоть до 6 октября, проболел. 6 октября к нему пришел громадовец Федор Черненко. Он увидел на мольберте портрет Ликеры, который Тарас перед этим рассматривал. То есть он все еще любил Ликеру. Он уже готов был ее простить. Он же взял Ликеру не девушкой. И чего было ждать от барской горничной. К тому же он считал этот случай Божьим наказанием за тот далекий вечер 1840, когда он отбил девушку у Сошенко. И вот Тарас Григорьевич уже согласен был помириться. Он шлет ей записки с просьбой встретиться. Но тут уже Гликеру как муха укусила. Она отвечает слуге Тараса Федору, пришедшему с запиской, что согласилась на брак с Шевченко только ради денег... Понятно, что любовь Тараса рассеялась, как дым. Он написал письмо Надежде Забиле с извинениями за то, что не поверил ее рассказам о Ликере и попросил ее сжечь прямо на глазах у Ликеры все вещи, которые он ей подарил и купил в приданое. Надежда Михайловна ответила, что почти все вещи, по словам Ликеры, она вернула Тарасу Григорьевичу. Тут уже Тарас пишет бывшему пану Ликеры Николаю Макарову 9 ноября: «Друже мій єдиний! Коли бить, то треба бить так, щоб боліло. А то не поможеш, а тільки нашкодиш. (Чернеча аксіома, та вона й тепер нам до ладу). Ликеря збрехала перед вами, передо мною і перед К.І... Кроме вещей, которые я вас просив спалить при її очах, треба, щоб вона заплатила за квартиру 14 руб., за ключ, ею потерянный , 1 руб. Ще раз прошу вас, яко искреннейшего моего друга, зробыть, як умієте, і швидче. Амінь.»

Осталась Ликера у разбитого корыта. Была она свободна, а деться некуда. Тарасова квартира для нее была закрыта. Забила тоже выгнала ее. Хотела вернуться служанкой к Карташевским, те отказали. Она даже о смерти Тараса, связанной собственно с ее изменой, узнала случайно, уже после его похорон.

Раскаивалась она все оставшиеся годы своей жизни. Сначала приезжала на могилу Шевченко ежегодно, а после 1911 г. распродала остатки имущества в Царском Селе и переехала поближе к Тарасу. Но денег купить хату не хватило. Снимала углы в разных селах, что возле могилы Кобзаря. В 1914 «военная» инфляция съела все ее сбережения. Перебралась в Каневскую богадельню и ждала там смерти и встречи с Шевченко. И он пришел. Не дождавшись трех недель до своего дня рождения и смерти. Пришел 4(17) февраля 1917 года. И забрал ее к себе...

Все, что у нее оставалось, отдала местной женщине, чтобы та похоронила ее на Чернечей горе. Но не выполнила та обещания. Похоронили Ликеру на богадельницком кладбище в Сельце. Только более чем через полвека нашла ее забытую могилку Зинаида Тарахан-Береза и добилась, чтобы поставили на могиле надгробие. Вот только не видно оттуда Тараса....