ПЕРЕД ДОРОГОЙ В ВЕЧНОСТЬ

.. Ему. было трудно. Настолько, что он позволил себе пожаловаться в письме к родственнику Варфоломею: «Погано я зустрів оцей Новий рік! Другий тиждень не виходжу з хати, чхаю та кашляю, аж обсіло». И это писал Шевченко, который всей своей жизнью доказал способность с беспримерным мужеством переносить удары судьбы. Это писал человек, который и в миг последней безнадежной болезни не терял присутствия духа, надежды на лучшее (даже в последних письмах к друзьям и родным в Украину, датированных январем 1861 г., очень выразительно чувствуется один лейтмотив: весной надо быть на родной земле, выздороветь, набраться новых сил).

Еще 23 ноября у друга Михаила Лазаревского Тарас Григорьевич встретился с доктором Бари, который внимательно осмотрел поэта, жаловавшегося на сильную боль в груди. Фактически это и было начало последней болезни Кобзаря. Врач не огласил Шевченко настоящего диагноза, но дал понять, что ситуация весьма серьезная, хотя и не катастрофическая; больному нужно беречь себя и сидеть дома (а была ли эта небольшая казенная квартира в здании Академии художеств для него настоящим домом?) Одиночество, оторванность от родной Украины терзали сердце Тараса Григорьевича и, без сомнения, ускорили его смерть. И вот — нужно встречать и Новый год, и Рождество в одиночестве, преодолевая тяжелую болезнь... Настроение поэта чувствуется в стихотворениях, пронизанных осознанием жестокости злой судьбы, призрачности еще так недавно свежих надежд:

Холодним вітром від надії

Уже повіяло... Зима...

Сиди один в холодній хаті...

Не жди весни, святої долі,

Вона не прийде вже ніколи

Садочок твій позеленить,

Твою надію оновить...

... Сиди

І нічогісінько не жди.

О чем вспоминал он, сидя «один в холодній хаті» под новый 1861 год? Может, о встрече нового, 1859 года, когда он как раз 30 декабря познакомился — и тут же почувствовал родство этой души — с выдающимся американским актером-трагиком, негром Айрой Олдриджем? Добрый друг Шевченко, К.Ф. Юнге, писала об этих двух людях: «Им нельзя было не подружиться. В них обоих было слишком много общего, в обоих души были чисты, честны; оба они действительно настоящие художники, обоих тяготили горькие воспоминания молодости и невзгод» («Вестник Европы», 1883 г.). Возможно, Тарас Григорьевич спрашивал себя:, где сейчас Олдридж, что с ним? И хотя американец не мог как следует вымолвить фамилию Шевченко, а называл его просто — «The artist» (поэт) — это совсем не вредило искренности и теплоте их дружбы. Когда Кобзарь видел игру Олдриджа (особенно в трагедиях Шекспира), он не мог сдержать слез...

А может, поэт, страдая от одиночества (да, есть настоящие друзья: Лазаревский, Федор Черненко, Костомаров... Но ведь нет верной подруги жизни...), вспоминал тех двух молодых женщин, Харитину Довгополенко и Ликерию Полусмак, с которыми он еще так недавно связывал свои скромные надежды на семейный уют, покой, свой «маленький рай». Но жизнь распорядилась иначе... Напрасно он год назад, волнуясь, верно ли его поймет Харитина Довгополенко, писал Варфоломею Шевченко: «Може, Харитина скаже, що вона убога, сирота, наймичка, а я багатий і гордий, то ти скажи їй, що в мене багато дечого нема, а часом і чистої сорочки, а гордощів та пихи я ще у моєї матері позичив, в мужички, у безталанної кріпачки. Чи так, чи сяк, а я повинен женитися, а то проклята нудьга зжене мене з світа» (и еще через неделю-вторую, в другом письме: «В Петербурзі я не всиджу, бо він мене задушить... «). Харитина отказала. Напрасно он еще каких-то три месяца назад так верил, что найдет любимую жену и — главное — друга, а станет ею Ликерия Полусмак. Вот и сейчас, в праздник, болит сердце от этой раны (подробности Шевченко так никому до смерти и не рассказал).

Чтобы постичь чувства поэта, не следует только забывать, что перед нами отнюдь не слезливый «певец» отчаяния, скуки и смерти. Нет, даже тяжело больной Кобзарь остается человеком вулканического характера, трибуном, который способен бросить рабам собственного народа в лицо такие строки:

О люди! Люди небораки!

Навіщо здалися вам царі?

Навіщо здалися вам псарі?

Ви ж таки люди, не собаки!

Написаны эти строки 3 ноября 1860 г., уже во время болезни, за три месяца до смерти... Вот когда ощущаешь, что Шевченко — не только нежный и печальный лирик, это — бессмертный певец свободы; и понимание этого тотчас смывает глянец с его парадных портретов и делает с иконы — живого человека. Как раз живого, сложного Шевченко никак не постигнут новейшие «р-р-революционеры», которые «отважно» употребляют слово «вурдалак».

Последние два месяца жизни Тарас Григорьевич считаные разы выходил из квартиры. Он едет к петербуржскому митрополиту Сидору и просит у него разрешения на печатание своего «Южно-русского Букваря» (вот на что поэт не жалел последних сил даже на пороге вечности: образование украинского народа, украинских детей на родном языке!). А на рождественские праздники 1861 г. Шевченко был у своего друга Николая Ивановича Костомарова. Кто знал характер Тараса, не удивился этому. Федор Черненко вспоминал, как Кобзарь 2 января говорил ему: «Щоб і на Різдво б то не виходити? А кутя? Ні, не всиджу: обов’язково вилізу колядовати». У Костомарова осталось в памяти, что Тарас Григорьевич держался бодро, крепился, даже больше, чем раньше, общался с рюмкой. (Может, давали о себе знать и болезнь, и тоска, и сердечные раны...) Больше Шевченко уже своего дома практически не покидал, вплоть до смерти в ночь с 25 на 26 февраля (по старому стилю) 1861 года.

Здоровье его было уже в таком состоянии, что поэт не смог ответить на приглашение редактора первого украинского журнала «Основи» В. Билозерского: «Зайдіть і не позбавте нас радощів вас бачити». Заканчивая 29 января 1861 г. последнее письмо к Варфоломею Шевченко, Тарас Григорьевич пишет: «Прощай! Утомився! Неначе копу жита за одним заходом змолотив!» Но Шевченко до конца остался Шевченко. В феврале к нему пожаловал русский писатель-классик Н.С. Лесков. Едва стоя на ногах, с грустью и кратко молвив о себе: «Пропаду», поэт спросил гостя: «Та годі про мене; кажіть, що доброго на Україні?».

Мысли об Отчизне побеждали в его сознании предчувствие близкой смерти. Вот почему именно этот человек, который видел так мало счастья при жизни, есть и всегда будет символом Украины в любом уголке мира, от Канады, Бразилии и до Австралии, ее образом перед судом Вечности.