Писатель и князь

Иван Вышенский принадлежит к наиболее известным украинским писателям-полемистам. О нем существует немало книг. Однако сложно сказать, что все страницы его жизни достаточно исследованы. В конце концов, это понятно. Ведь биографических данных о писателе осталось мало. В основном, информацию об этом авторе черпаем из его произведений.

Исследователи обращали внимание на то, что Вышенский был связан с Острожской культурной ячейкой, возникшей во второй половине 70-х годов XVI века, а в 80 — 90-х годах переживавшей подъем. В состав этой ячейки входила одна из первых кириллических типографий, а также первая высшая школа в восточноевропейском регионе — Острожская академия. Здесь в 1581 г. увидела свет первая печатная старославяноязычная Библия, печатались различные книги, писались полемические произведения.

Анализ биографических данных о Вышенском дает основания говорить, что именно Острожская ячейка сыграла важную роль в его становлении как писателя и религиозно-культурного деятеля. Мы не знаем, когда точно и где родился Вышенский. Считается, что писатель пришел в мир где-то в середине XVI в., а местом его рождения является городок Судовая Вишня на Галичине. Однако это не более чем вероятная гипотеза.

В своих произведениях Вышенский мало говорит о Галичине. Но в них часто речь идет о Волыни и волынских реалиях. В одном из автобиографических свидетельств, которое встречаем в произведении «Короткослівна відповідь Феодула...», писатель говорит, что его молодые годы прошли в Луцке. В произведении «Порада» упоминает Жидичин — село около Луцка, в котором находился известный на Волыни православный монастырь. В этом же произведении есть и упоминание об Остроге.

Ряд свидетельств дает основания считать, что Вышенский был связан с князем Василием-Константином Острожским, организовавшим в своем родном городе Остроге культурную ячейку. Так, летом 1598 г. в Остроге была напечатана «Книжиця», в которую вошли восемь переведенных с греческого языка посланий александрийского патриарха Мелетия Пигаса, послания князя В.-К. Острожского и анонимное послание Вышенского от имени афонских монахов. Кстати, это было единственное произведение, изданное при жизни писателя.

«Книжиця» появилась вскоре после Берестейской унии 1596 г. и имела антиуниатскую направленность. Издана была на средства князя В., который в то время активно выступал против Унии. Исследователи считают, что именно острожская «Книжиця» 1598 г. послужила образцом для Вышенского, и уже в следующем году он, находясь на Афоне, составил по такой схеме «Книжку» — сборник собственных произведений.

Заслуживает внимания то, что Вышенский пишет специальное послание В.-К. Острожскому. В произведении «Порада» вспоминает одного из сыновей князя, Константина, осуждая его за переход от православия к католицизму. Вспоминает в своих произведениях и православных епископов Кирилла Терлецкого и Ипатия Потия, связанных с В.-К. Острожским. Видимо, Вышенский неплохо ориентировался в происходящем при дворе этого зажиточного волынского вельможи.

В свое время И. Франко обратил внимание на то, что в произведении Ипатия Потия «Антиризис» есть упоминание о каком-то «пане Вышенском», служившем у князя В.-К. Острожского. В частности, там говорится о том, что, когда Ипатий стал епископом Владимирским и Берестейским, князь прислал ему письмо, в котором речь шла об условиях Унии с католиками. И это письмо было передано «через пана Василия Суражского и через пана Вышенского». Кстати, отметим, что Вышенский хорошо знал полемический трактат Суражского «Книжиця» («О единой истинной православной вере») и высоко ценил это произведение.

И. Франко на основании приведенного сообщения И. Потия и других опосредствованных свидетельств пришел к выводу, что Вышенский мог быть слугой при дворе В.-К. Острожского: здесь он «заканчивал свое образование и зарабатывал на хлеб». «Жизнь при дворе такого большого пана, как Острожский, — пишет И. Франко, — который от имений своих имел миллион годового дохода, а при дворе давал приют тысячам самых разных людей, шляхте, ученым, артистам и просто обманщикам и прохвостам, было, без сомнения, большим вредом для молодого человека. Не нужно думать, что жизнь такая проходила для него в роскоши и удобствах; напротив, здесь он приучался и недоедать, и недосыпать, вынужден был неустанно держаться настороже, угождать тысячам мелких и больших прихотей, прислуживать всякому, сносить частые, не единожды просто самодурские унижения и оскорбления, но зато учиться заглядывать на дно жизни, отличать истинный блеск от фальшивого, мог пользоваться обществом людей ученых и бывалых, сталкивался неустанно с людьми различных слоев, от простых подданных хлеборобов вплоть до примасов, сенаторов и королей, и все это должно было значительно расширять круг его сведений и углублять его мировоззрение, особенно при том, что у него была душа не лакейская, а склонная к вдумчивости, критике и глубоко моральная. Лишь такой всесторонней школой жизни мы можем прояснить для себя то широкое знание мира и людей, которое встречаем у нашего автора при его небольшой, да и то, кажется, довольно поздно приобретенной книжной учености; тем знанием действительной жизни, обычаев и характеров человеческих Вышенский резко и выгодно отличался от других современных и более поздних писателей духовного происхождения, хотя и значительно ученее его...».

Разумеется, эти рассуждения И. Франко имеют гипотетический, даже несколько литературно-художественный характер, на что в свое время обратил внимание А. Крымский. Однако они кажутся весьма правдоподобными, как и то, что в молодые годы Вышенский служил при дворе князя В.-К. Острожского. Ведь Вышенский (в этом можно вполне солидаризироваться с И. Франко) на самом деле хорошо знал тогдашнюю жизнь. И приобрести такой опыт мог разве только при княжеском дворе.

В последнее время получила распространение гипотеза В. Колосовой о том, будто писатель в 90-е гг. XVI в. постригся в монахи в Дубенском Преображенском монастыре. Если это действительно так, то это еще одно свидетельство связи Вышенского с В.-К. Острожским. Ведь Дубно фактически было главной резиденцией князя. Он здесь бывал чаще, чем в самом Остроге. Также князь опекался дубенскими монастырями, проявлял к ним значительный интерес.

Несомненным подтверждением связей В.-К. Острожского и Вышенского является упоминавшееся послание писателя к князю. Вероятно, это было одно из первых произведений полемиста, своего рода проба пера. И то, что эта проба была посвящена князю В.-К. Острожскому, довольно показательно. В определенном смысле личность князя, его деяния стали импульсом для писательской деятельности Вышенского.

Правда, исследователи обращали внимание на то, что в послании будто бы ничего не говорится о князе. Это так и не так. Писатель должен следовать определенному этикету. Ведь В.-К. Острожский титуловался как «божьей милостью князь», то есть человек, власть которого освящена Богом, и стоящий над большинством смертных. Именно так воспринимало князя его окружение, к которому, наверное, принадлежал Вышенский. Посему писатель вынужден был придерживаться соответствующей дистанции, не имел права прибегать к «фамильярности».

Но все-таки внимательное прочтение послания многое может сказать. Прежде всего привлекает внимание то, что писатель называет князя Острожского Василием. Это несколько необычное обращение. Ведь князь, став совершеннолетним, перестал использовать имя, данное ему при крещении, а использовал отцовское имя Константин, которое преимущественно фигурировало в посвященных князю панегирических произведениях.

Послание Вышенского — это также будто панегирик, но панегирик особенный. Используя имя Василия, писатель обращает внимание на православную традицию, на необходимость ее строгого соблюдения. Собственно, к этому сводилась основная идея произведения.

Случайно ли это? Очевидно, нет. Вышенский не мог не знать, что православная традиция в семье Острожских пережила серьезные разрушения. Дело не только в том, что князь вступил в брак с католичкой Софией Тарнавской, а его дочери, в соответствии с тогдашними обычаями, были крещены по католическому обряду. Их же князь выдал замуж за мужчин, выступавших адептами реформационных вероисповеданий. Что касается троих сыновей князя, крещенных как православные, то двое из них, Иван (Януш) и Константин, совершили переход в католицизм. Кстати, о Константине, как уже говорилось, есть упоминание в третьей главе «Книжки» Вышенского, которую часто именуют «Порадою». Полемист писал: «И чем прославился Константин Острожский, который простоту христианскую отбросил, а мирскую хитрость папской веры, как привлекательную игрушку, схватил? Не исчез ли скоро и не пропал? А почему плода после себя не оставил? Потому, что христианство казнил». Как известно, В.-К. Острожский очень болезненно пережил переход своего среднего сына Константина в католицизм. После этого перехода, осуществленного вместе с женой, Константин прожил лишь несколько лет и умер, не оставив после себя детей. Некоторыми людьми, в том числе и Вышенским, это трактовалось как наказание за смену вероисповедания.

Вышенский, вероятно, знал о намерениях В.-К. Острожского относительно заключения церковной Унии. Если он действительно вместе с Василием Суражским передавал письмо от князя епископу Ипатию Потию об условиях объединения с католиками, то должен был быть посвящен в это деликатное дело. Конечно, князь В.-К. Острожский имел свое видение этой проблемы, настаивая на концепции универсальной унии, расходившейся со взглядами и действиями епископов-униатов. Однако даже универсальная уния могла быть негативно воспринята православными ортодоксами.

Мы не знаем, как Вышенский относился к униатским планам В.-К. Острожского. Но он приветствовал князя, когда тот после Берестейского собора 1596 г. занял твердую антиуниатскую позицию. В своем послании к этому вельможе полемист представляет его как защитника православия и благодарит его: «Благодарю Бога за твердость и постоянство ваше, благодарю за искренность и чинность, за искренность, говорю, которую к Богу имеете, нетронутую невинность девичества веры своей без какого-либо бесчестия и хулы, что, желаю, дай то Бог, сохранить до конца».

Эта твердость в вере, так проистекает из произведения полемиста, должна противостоять католической экспансии. Именно в ней он видел наибольшую опасность для своей родины: «...нет спасения Руси от неверия Папы Римского. Я видел и посланника-объявителя, видел иезуита, иисусохулителя-кощунника». Писатель считал, что нужно крепко держаться за свою традицию и не допускать никаких новшеств, исходящих от католического Запада: «Не лучше ли было свет разума всегда сущего, православной церкви дарованный, видеть, нежели ныне во тьме языческих наук затворяться и умереть? Не лучше ли было, в простоте сердца хваля Бога, вместе с нами здоровыми быть, нежели ныне, отлучившись от нас, заболеть комедиантской и притворной набожностью и умереть?».

Заканчивается послание к В.-К. Острожскому призывом крепко держаться православной веры: «Веруйте крепко и непоколебимо и будьте едины в вере. Есть тот, кто нас избавит, лишь к нему должны мы истиной от всего сердца припасть... Есть у нас непобедимая сила, нерушимое божество, святая, единосущная, животворящая и неразделимая троица, Отец и Сын, и Святой дух, Бог в трех ипостасях, в которого мы веруем, которого воспеваем и которому поклоняемся благочестиво, им ведь крестимся. Он силу имеет вырвать нас из плена латинского и освободить от обольщения антихристовой веры...». В этих словах, кроме всего прочего, звучит и скрытая боязнь того, что князь В.-К. Острожский может поддаться сомнениям в защите православной ортодоксии и пойти на контакты с латинниками, как это было с ним раньше.

Вышенского тревожит отступление русской (украинской) аристократической элиты от православия, появление новых вероисповеданий. В его «Пораді» находим такие слова: «Не такого ли детского мудрствования жаждешь, бывший русин, когда-то благочестивый христианин и верный Малой Руси, говорю, ты, с ляхами живущий и ныне впавший в детство и разделившийся, отступив от Христа, на Кифу, Павла и Аполлоса, разделился ныне на паписта, евангелиста, новокрещенца и субботника». Кстати, приблизительно именно так выглядела конфессиональная ситуация в семье и при дворе Острожских — здесь были и католики, и кальвинисты (евангелисты), и арианы, которых называли новокрещенцами и субботниками. Такое положение дел вызвало неприятие со стороны Вышенского, и он, соответственно, осуждал конфессиональное разделение Руси. Кстати, именно в «Пораді», как уже отмечалось, речь идет об отступлении сына В.-К. Острожского Константина от православия и переходе в католицизм.

Одним из соратников Вышенского был Исакий Борискович. Есть подтверждение того, что он был игуменом Степанского монастыря, принадлежавшего В.-К. Острожскому. Очевидно, без санкции князя он не мог бы занять это положение. Не исключено, что как степанский игумен он принимал участие в Берестейском антиуниатском соборе 1596 г. М. Грушевский, используя документальные свидетельства, пишет, что после Берестейской унии львовский архиепископ Гедеон Балабан, ставший во главе «русской» православной церкви как патриарший экзарх, послал Исакия на Восток. Вероятно, эта поездка санкционировалась В.-К. Острожским. Через Исакия Гедеон передал александрийскому патриарху Мелетию Пигасу новое издание книги иезуита Петра Скарги «Про єдність церкви божої під єдиним пастирем». Патриарх же эту книгу через того самого Исакия послал на Афон, надеясь, что ее разберет и оценит Вышенский. По согласованию с князем В.-К. Острожским Исакий в 1602 г. стал настоятелем Дерманского монастыря, пытался его реорганизовать в религиозно-культурную ячейку православия на украинских землях. Видимо, Исакию принадлежит произведение «Совітованіє о благочесті», написанное в первой половине XVII в., в котором автор призывает вернуть из Афона в Украину Вышенского.

Кроме Исакия Борисковича, судьба свела Вышенского еще с одним волынянином — иеродиаконом Виталием. В своем «Посланні до стариці Домнікії», написанном Вышенским во время его недолговременного пребывания в Украине в 1605 г., читаем: «Я не порицаю грамматическое учение и ключ к познанию слогов и предложений, как некоторые думают и так говорят: «поскольку сам не учился, посему нам завидует и запрещает». Так, знаю, прежде всех Виталий, волынский казнодея, обвинял». О Виталии известно, что он 6 июля 1603 г. благодаря В.-К. Острожскому получил право на игуменство монастыря св. Креста в Дубно. Виталий переводил много с латинского и греческого языков, а в 1604 г. создал книгу под названием «Діоптра...». Хотя он, в целом, придерживался традиционных православных взглядов, но был не против использовать достижения «латинской мудрости». Видимо, по этому поводу и возникли дискуссии между Виталием и Вышенским.

С Вышенским был тесно связан Иов Княгиницкий. Из его жития узнаем, что он учился в Острожской академии, потом сам преподавал здесь, был на службе у князя В.-К. Острожского и его сына Александра. Сохранилось послание Вышенского к Княгиницкому, свидетельствующее о дружеских отношениях между ними. Именно по инициативе Вышенского Княгиницкий основал знаменитый монастырь — скит Манявский, который стал оплотом православия на Покутье.

Вышеприведенные факты дают основания утверждать, что Вышенский принадлежал к окружению князя В.-К. Острожского, имел возможность общаться с ним и интеллектуалами, находившимися при его дворе. Даже оказавшись на Афоне, он не обрывал связи с Острожской культурной ячейкой, именно в Остроге появилась единственная прижизненная публикация писателя — его послание к князю В.-К. Острожскому. Среди соратников Вышенского были люди, которые сформировались или были связаны с этой ячейкой (Исакий Борискович, Иов Княгиницкий). Были в окружении В.-К. Острожского также книжники, с которыми дискутировал писатель, например, дубенский игумен Виталий. Поэтому Острожская культурная ячейка сыграла важную, если не решающую, роль для становления Вышенского как писателя-полемиста.