После «Собора»

Эпоха Петра Шелеста заканчивалась под знаком массированной критики романа Олеся Гончара «Собор», инспирированной партийными чиновниками. Хроника и механика этой кампании довольно подробно раскрыта в книге Виталия Коваля «Собор» і навколо нього» (К., 1989). Больше всех старался Алексей Ватченко, первый секретарь Днепропетровского обкома КПУ, который заприметил в романе (возможно, с помощью приближенных к его Телу навуходоносоров) «очернение советской действительности», клевету на «людей труда» — «прекрасных советских тружеников», а также «восхищение стариной». Среди причин Ватченковского гнева называется и такое: он узнал себя в антигерое романа Володьке Лободе! Во всяком случае в Днепропетровске ходили слухи о том, что партийный начальник области, как и Лобода, сдал своего отца в дом престарелых. Украинская народная мораль подобные факты осуждала. К тому же, в Зачиплянке, задымленной рабочей околице, описанной О. Гончаром, угадывался заводской район Днепропетровска, вотчины Ватченко. А тут еще и резкое противопоставление рабочей Зачиплянки — номенклатурным «юшкоедам»…

Вывод А. Ватченко был прологом к партийному разносу «Собора» — «идейно порочного …вредного и пасквильного произведения». Перед своим выступлением на пленуме ЦК КПУ 29 марта 1968 г., где прозвучал этот убийственный вердикт, А. Ватченко якобы специально летал в Москву советоваться с Л. Брежневым. Такая его «домашняя заготовка» была ударом и по П. Шелесту, так как в Кремле могло сложиться мнение об идеологическом неблагополучии в республике.

Кампания 1968—1969 гг. по своему сюжету мало чем отличалась от подобных разносов сталинских времен. Организовывались «письма трудящихся», заказывались рецензии с нужными идейными «наличками», проводились собрания трудовых коллективов, на которых писателя ругали за «отрыв от жизни». От самого же автора в таких случаях требовались раскаивание и самокритика. Однако О. Гончар не только не отрекся от «Собора», но еще и, полемизируя с любителями ярлыков, публично назвал «Собор» произведением «не менее патриотическим, чем «Прапороносці» (эти слова прозвучали в речи О. Гончара, произнесенной им на юбилейном вечере по случаю собственного 50-летия). Духом неповиновения преисполнено было также эффектное противопоставление «маленьких вельзевулів», которые «сумують за минулим, днями сваволі, коли можна було цькувати безкарно», — и «червоних коней мистецтва», на которых «вельзевули» хотели бы набросить «хомути своїх убогих уявлень» (Цит. по: Коваль В. «Собор» і навколо нього. — К., 1989. — С.56).

Выстоять в трудные времена писателю помогали многочисленные письма поддержки «из народа», от читателей. Что же касается партийных органов и спецслужб, то прибегать к репрессивным мерам по отношению к титулованному и популярному писателю они не стали, ограничившись морально-психологическим давлением и запретом упоминать «Собор» — так, как будто этого романа в творчестве О. Гончара и не существовало вовсе.

«Щоденник» писателя, изданный «Веселкою» в 2002—2004 годах, дает возможность проследить по рефлексиям автора «Собора» относительно ситуации вокруг его романа. Нехорошее предчувствие появилось сразу после публикации романа в журнале «Вітчизна»: «Почуваю довкола себе зграю літературного вороння (серед них і ті, хто вважався друзями). Не каркають ще, але жадібно вичікують: коли ж буде сигнал? Коли буде команда викльовувати йому очі?» (25 января 1968 г.). Вскоре появились слухи, что Папа Римский якобы выдвинул «Собор» на Нобелевскую премию. За два дня до пленума ЦК эта тема возникла и в разговоре О. Гончара с П. Шелестом, который роман тогда «еще не читал», однако «тенденційної лободинської дезінформації» о произведении имел достаточно. Тучи сгущались. А потом был тот-таки пленум, на котором и прозвучал вердикт Ватченко. В «Щоденнику» этот день описан так: «Ватченко, дніпропетр/овський/ юшкоїд №1 (200 кг живої ваги!) мішав із землею «Собор». Обжера, сквернослов, батькопродавець… На нього й не дивую.

А П.Ю. /Шелест/! Позавчора сказав мені, що, оскільки книжки ще не прочитав, то говорити про неї на Пленумі не буде (сам пообіцяв, я його про таку «милість» не просив!). І… зламав слово. Виступив. Підтримував дніпропетр. обжеру. Отже, слово, поняття честі не існує для інших...

В залі жадали крові» (29 марта 1968 г.).

Пикантности придавало ситуации то обстоятельство, что через три дня должно было отмечаться 50-летие Гончара. Юбилейный вечер таки состоялся, однако о вручении писателю звезды Героя Социалистического Труда уже не могло быть и речи. Задерживался даже тираж «Собора». А журнал «Дружба народов» по просьбе «украинских товарищей» вообще вынужден был отказаться от публикации романа.

«Щоденник» фиксирует болезненную реакцию О. Гончара на травлю, на «моральное насилие людей», которых, не брезгуя угрозами, заставляют выступать против «Собора»; увольнение «непослушных» с работы; исключение из партии. Сожаление вызывают факты малодушия тех вчерашних друзей, которые, не выдержав давления, «зрікаються самі себе». Да и сам писатель в это время испытывал необыкновенный прессинг: «вже півроку чи й більше живу під тиском в тисячу атмосфер... Від часів Кагановича література не зазнавала таких озлоблених цькувань» (записи 1 и 7 мая 1968 г.). В партийных кабинетах ждали от Гончара покаяния и самокритики — он же, находя моральную поддержку в сотнях читательских писем, сделал иной выбор: не уступать перед «вельзевулами».

31 мая 1968 г. в неофициальной обстановке, на катере, а потом на острове состоялась встреча О. Гончара и еще нескольких писателей с П. Шелестом. Н. Бажан, Л. Новиченко, П. Загребельный «стали в обороні «Собору». Однако «антисоборная» кампания после этого не утихла, тем паче, что к ней подключились и некоторые московские издания (статья А. Федя в «Известиях»). В общем, позиция П. Шелеста в истории с «Собором» выглядит двойственно. С одной стороны — дипломатические жесты перед автором романа, а с другой… Статью А. Федя П. Шелест читал еще в гранках, отмечает О. Гончар, — «і щось навіть додав». Партийный мундир обязывал Петра Ефимовича держаться линии, не «подставляться». Срабатывали «рефлексы», азарт солдата партии, привыкшего ломать идеологически подозрительных (есть такая запись в «Щоденнику» — П. Шелест якобы сказал кому-то о Гончаре: «Сломаем!»).

О характере рефлексий Гончара свидетельствует непроизвольный ассоциативный ряд, который возникает со страниц «Щоденника» 1968 года. Образы и темы — весьма красноречивы. «Вангоговские черные птицы», воронье, наваливавшееся на художника в его кошмарах. Самоубийство Маяковского. Молчание Пастернака в ответ на вопрос Сталина, мог бы он поручиться за Мандельштама. Мотивы написания М. Рыльским «Пісні про Сталіна». Китайские хунвейбины с их дадзибао — и «китайская» Ватченковская область… Что-то зловещее видится в трагедиях высокосного 1968 года. Убийство Р. Кеннеди. Гибель Гагарина. Пожар в Выдубецком монастыре, в котором сгорели старинные книги и иконы. «Танковый коммунизм» в Чехословакии (к установлению которого, вспомним при случае, приложил усилия и Шелест). А вот готовый сюжет для ненаписанного рассказа: «Арістофан, підкуплений ворогами Сократа, висміяв його в комедії «Хмари». Сократ прийшов дивитись п’єсу-пасквіль. Був великий наїзд iз островів, всі питали: де ж він, осміяний? Покажіть! Тоді Сократ встав (сидів у першому ряду) і стояв протягом усієї п’єси, висловлюючи цим зневагу і до п’єси, і до публіки. Оце сила духу!» (1 мая 1969 г.).

О ДУХЕ, ДУШЕ в «Щоденнику» сказано немало. Это вообще одна из постоянных тем Гончара. Оказывается, коммунист Олесь Гончар был глубоко верующим человеком. И дело, конечно же, не в том, что его воодушевляла духовная музыка Бортнянского или красота Домского собора, — дело в постоянном общении с Всевышним, в преклонении перед христианскими ценностями.

Заметка, сделанная 4 марта 1968 г.: «Ісус Христос, цей тесляр із Назарета, молодий мислитель, зостається ось уже 2000 літ ідеалом духовної краси. І що знала історія могутніше за його наскрізь гуманне вчення?» Завершив роботу над романом «Циклон», Гончар шел в Софийский собор поблагодарить Марию Оранту. Богоматери и Богу он адресовал самые торжественные слова своего диариуша. Христианская Дева Мария — «символ чистоти і всього найлюдянішого» (28 ноября 1970 г.). «Богоматір. Спаситель — навіть якщо брати це просто як символ, ідею, і то ця ідея безмірно вища, гуманніша, моральніша, ніж усі оті вульгарні натовки про наш мавпячий родовід» (22 августа 1970 г.). Не раз записывал мысли о смысле и значении веры, видя свою задачу как художника в том, чтобы поддержать в человеке его дух, «упевнити у вірі» — так, как делали это творцы библейских саг. Он много путешествовал, и в странствиях этих автора «Собора» тоже не покидала потребность в открытии для себя духовной красоты…

Где-то до 1970 года тема набега «вельзевулов» на «Собор» постепенно сходит со страниц «Щоденника». Словно подытоживая пережитое, 2 ноября 1969 г. О. Гончар пытается проанализировать причины произошедшего: «Тепер, з відстані, все ясніше стає, хто був справжнім організатором кампанії проти «Собору», надихачем всього того дикого цькування. Можливо, що й не дніпропетровський сатрап був ініціатором. Установа (КГБ. — В. П. ). Почерк і «кадри» — її. З помсти за 1967, коли ти виступив проти репресій і процесів. Коли відмовився взяти участь у тій ганебній «Комісії», що мала готувати «матеріали». Отже, «Собор» був тільки причіпка. І тільки цим, закулісним, можна пояснити всю скажену лють, піну ненависті…»

Наступит время, когда архивы СБУ подтвердят или же опровергнут эту версию писателя.

Естественно, все ожидали, чем ответит теперь Олесь Гончар. Каким будет его следующее произведение?

После «Собора» появился «Циклон».