Путь мудреца

История античных городов-государств Северного Причерноморья, таких, как, например, Ольвия или Херсонес — это также неотъемлемая составляющая древней истории Украины. Поэтому пусть читатель не очень удивляется, что материал, касающийся далекого прошлого одного из таких полисов — Ольвии — и отмечен своеобразным эллинским «колоритом», выходит именно в рубрике «Украина Incognita». Ибо все, о чем тут рассказывается, происходило на нынешней украинской земле, вблизи современного Николаева.

Дион Хризостом (Златоуст) принадлежит к известным античным мыслителям эллинистического периода. Годы его жизни пришлись на вторую половину I — начало II в. н. э. Родился он в богатой семье в вифинийском городе Прусы (современная Бруза в районе Дарданелл). В молодые годы оказался в Риме, где получил славу философа и оратора. Однако во времена правления императора Домициана его выгнали из Рима и даже запретили жить в родной Вифинии. Сделано это было по политическим мотивам. После этого он начинает жизнь странствующего философа. Судьба забрасывала Диона в самые отдаленные уголки империи. Пришлось ему заниматься и тяжелым физическим трудом. Позже Дион писал о том, как во время этих странствований он узнал, что настоящее гостеприимство возможно только в домах бедняков. В годы вынужденного изгнания Дион пишет серию речей, которые были проникнуты духом кинизма (популярное философское течение эпохи). Одна из них была «Борисфенитская речь...», о котором речь пойдет дальше. После убийства Домициана заговорщиками философ возвращается в Рим, где становится приближенным лицом к императору Трояну.

В конце I в. н. э. Дион побывал на землях Северного Причерноморья. В частности, посетил один из самых крупных полисов этого региона — Ольвию. В результате этих посещений и появилась «Борисфенитская речь, провозглашенное на родине». Указанное произведение является ценной памяткой, дающей возможность реконструировать разные сферы жизни ольвополитов.

Во время, когда Дион посетил Ольвию, этот город, именуемый греками Борисфеном, переживал далеко не самые лучшие времена. В середине I в. до н. э. многие греческие полисы Северного Причерноморья, в том числе и Ольвия, были подвержены жестокому разорению со стороны воинственных геттских племен. И хотя город после разрушения был частично отстроен, все-таки он так и не смог достичь того уровня экономического и культурного развития, который был раньше. Об этом так пишет Дион в своей «Борисфенитской речи...»:

«Город борисфенитов по величине не отвечает той прежней славе в связи с неоднократным разорением и войнами. Находясь среди варваров, к тому же самых воинственных, он постоянно подвергался нападениям и несколько раз уже был взят врагами. Последнее и самое сильное разрушение его было не более ста пятидесяти лет назад: гетты взяли его и другие города на левом берегу Понта и до самой Аполлонии. В результате этого дела тамошних эллинов пришли в упадок: одни города совсем не были возобновлены, другие — в плохом виде. К тому же, к ним хлынула масса варваров. Много завоеваний было сделано в других местах эллинского мира, рассеянного по разным местам. После погрома борисфениты опять заселили город. Мне кажется, произошло это по желанию скифов. Последние нуждались в торговле и посещении эллинов, которые после разрушения города перестали приезжать сюда, потому как не находили соплеменников, желающих их принять. Сами же скифы не умели и не желали устроить им торговое место по эллинскому образцу. О прошедшем погроме свидетельствуют плохой вид зданий и тесное расположение города на небольшом пространстве. Он построен в пределах небольшой части бывшего городского заселения, где осталось еще несколько башен, не соответствующих ни величине, ни силе нынешнего города. Пространство, находящееся между ними, тесно застроено домиками и обнесено низкой и непрочной стенкой. Некоторые башни стоят далеко от заселенной нынче местности — поэтому трудно представить, что они относятся к одному городу. Все это служит явными признаками его разорения, а также и то, что в храмах не осталось ни одной целой статуи. Все они жестоко изуродованы, как и те, которые находились на надгробиях».

Дион пишет, что и сейчас жизнь в Ольвии неспокойна. На город часто нападают кочевники. Об одном из таких наездов, который произошел во время пребывания автора «Борисфенитской речи...» в Ольвии, упоминается в этом произведении.

И все же, несмотря на такие неблагоприятные обстоятельства, культурная жизнь в городе не замерла. Значительная часть ольвополитов интересовалась и поэзией, и философией.

Жители города хорошо знали произведения Гомера и чрезвычайно высоко ценили его. «Почти все борисфениты, — пишет Дион, — старательно читают этого поэта. Вероятно, потому, что они и теперь еще воинственны, а, может, благодаря любви к Ахиллу. Они очень почитают его. Построили ему храм на так называемом Ахилловом острове, а другой в самом городе. Кроме Гомера, они ни о ком не хотят слышать». А один из ольвополитов Каллистрат говорит, что для него и его соотечественников Ахилл является богом, а Гомер почитается на уровне с богами.

Судя по словам Диона, в произведениях Гомера ольвополитов привлекали описания битв, примеры мужественного поведения. Это как будто служило для них образцом. Также Дион вспоминает, что среди жителей Ольвии были слепые поэты, которые пытались творить в гомеровском стиле.

Таким образом, в городе существовали сильные гомеровские традиции. Гомера здесь и в дальнейшем продолжали высоко ценить, в то время как в «материнской Греции» культ легендарного поэта-певца уже отошел в прошлое.

Интересно упоминание о слепых поэтах в Ольвии. Такой традиции, чтобы певцами-поэтами выступали незрячие люди, в «материнской» Греции не существовало (во всяком случае, в то время). Возможно, эта традиция сформировалась именно в Северном Причерноморье с его суровыми условиями. Местные греческие полисы находились под постоянной угрозой со стороны варваров- кочевников. Мужчины вынуждены были постоянно воевать. Поэтому заниматься искусством, в частности поэзией, было для них «непозволительной роскошью». Поэтами-певцами становились люди с физическими недостатками, прежде всего люди незрячие, которые отсутствие зрения компенсировали развитым слухом. Не исключено, что эта традиция перешла от греков к украинцам. Последние являются едва ли не единственным европейским народом, где существовала институция слепых поэтов- певцов (кобзарей). Стоит сказать, что Тарас Шевченко (и это далеко не случайно) проводил параллели между произведениями Гомера и украинскими народными думами.

Судя по словам Диона, жители Ольвии увлекались Гомером потому, что его поэзия имела воинственный характер, а это более всего соответствовало их настроениям. Ведь им приходилось постоянно защищать себя с оружием в руках.

Показательна дискуссия, развернувшаяся между Дионом и ольвополитами относительно поэзии. Вот как она описывается в «Борисфенитской речи...»: «Я шутя спросил у Каллистрата: «Как ты думаешь, Каллистрат, какой поэт лучше — Гомер или Фокилид?» «Но я даже не знаю имени второго поэта, — с усмешкой ответил Каллистрат, — как, вероятно, и другие присутствующие здесь. Мы не признаем никого другого поэтом, кроме Гомера. Зато его знает почти каждый». Действительно, их поэты вспоминают только о Гомере в своих стихах, которые читают в разных случаях, но особенно перед битвами, постоянно будоража ими сограждан...» «Вы не знаете Фокилида, — говорил Дион, — ...а он, между прочим, принадлежит к числу знаменитых поэтов. Если к вам приедет какой-то купец, который не бывал у вас раньше, вы же не распускаете о нем сразу плохие слухи, но сначала пробуете его вино или, если он привезет какой-то другой товар, берете его образец и потом уже, если товар нравится, покупаете, а если нет, то оставляете. Так и с поэзией Фокилида... можно тебе познакомиться по маленькому образцу. Ведь он не относится к тем, кто сплетает длинные стихи, как ваш поэт, рассказывая об одной битве более чем в пяти тысячах стихов. Его поэзии начинаются и заканчиваются двумя-тремя стихами. Поэтому он отображает свое имя в каждой мысли, принимая ее как что-то очень серьезное и ценное — не так, как Гомер, который нигде не назвал себя в поэмах. Разве, например, покажется тебе неуместным, что поставил Фокилид свое имя в следующем высказывании: «И рече Фокилид: маленький городок на мысе, которым хорошо управляют, лучше неудержимой Ниневии». Не стоят ли эти стихи для вдумчивых слушателей целых поэм «Илиады» и «Одиссеи»? Неужели вам полезнее слушать об ахилловых скачках, нападениях, а также о голосе, которым он напугал и заставил убегать троянцев? Разве полезнее вам изучать это, или все-таки учить то, что маленький городок, который лежит на скале-мысе, если имеет правильное управление, лучше и счастливее, чем большой город на гладкой и широкой равнине, когда он заселен неумными людьми, не знающими ни порядка, ни закона?» Каллистрату мои слова не очень понравились. «Пришелец, — сказал он, — дело в том, что мы тебя любим и очень уважаем. Иначе ни один борисфенит не вынес бы подобных нападков на Гомера и Ахилла...» Желая успокоить его и привести к чему-то полезному, я сказал: «Прошу тебя простить меня за Гомера, если я сказал что-то плохое. Как-то в другой раз мы похвалим Ахилла с Гомером, поскольку его язык покажется нам справедливым, а теперь лучше разберем высказывание Фокилида. На мой взгляд, он очень хорошо высказался о городе».

Здесь стоит сделать некоторые пояснения. Фокилид — это ионийский поэт, который жил в VI в. до н. э. Он уже принадлежал к тем древнегреческим авторам, которые пытались дать рациональное осмысление проблем, в том числе и проблем общественного характера. Собственно, Фокилид выступал не только как поэт, но и как мыслитель.

Дион хочет заинтересовать Каллистрата и других ольвополитов проблемой рационального и оптимального управления полисом. Однако на это они не реагируют. Каллистрат фактически уходит от этой темы и говорит о нападениях кочевников на его родной город. «Прости, — сказал он, — ты видишь, что и все эти люди желают слушать тебя, и для этого пришли сюда, к реке, хотя на душе у них не совсем спокойно. Ты знаешь, что вчера в полдень скифы осуществили наезд и некоторых часовых убили, других, возможно, захватили в плен. Мы еще не имеем определенных сведений, поскольку те, кто спасался побегом, убегали не в город и оказались далеко отсюда».

Следовательно, для ольвополитов важной проблемой является не вопрос рационального управления городом, а вопрос его обороны. На этом, собственно, и сконцентрировано их внимание. Не удивительно, что общественно-политические вопросы у них не вызывают какого-то интереса.

Дион Хризостом хотел поднять эти вопросы в своей работе перед ольвополитами, но это вызвало безразличие. Ольвополит по имени Гиеросонт попросил его сменить тему:

«Один из присутствующих, человек старый и почтенный, поднял голос и очень уважительно сказал: «Гость, пожалуйста, не считай это невежливостью или варварством, что я помешал тебе говорить. У нас нет возможности слушать большое количество философских речей и выбирать то, что кто хочет услышать. Поэтому твое прибытие для нас является как будто чудом. В основном сюда приезжают эллины только за именем. На самом же деле они варвары хуже нас. Это купцы и торгаши, привозящие поганые лохмотья и дрянное вино и вывозящие наши товары ничем не хуже тех. Тебя же, кажется, сам Ахилл прислал со своего острова, и мы с большим удовольствием видим тебя и с не меньшим удовольствием слушаем все, что ты говоришь. Однако мы не думаем, что это будет продолжаться долго. И не хотим этого. Наоборот, желаем тебе благополучно как можно скорее вернуться домой. Теперь, когда ты затронул в своей речи вопрос божественного мироуправления, я был очень восторжен и заметил, что все присутствующие с большим вниманием воспринимают твои слова. Все сказанное тобой нам показалось прекрасным и достойным предмета речи, о котором мы больше всего хотели послушать. Мы неопытны в утонченной философии, но любим, как ты знаешь, Гомера, а некоторые из нас — также Платона. К числу последних, как видишь, принадлежу и я. Постоянно, в меру своих сил, изучаю его произведения. Хотя, возможно, и странно, что наиболее подобный варвару гражданин увлекался и занимался лучшим представителем эллинства и мудрости. Это как будто если бы какой-то полуслепой смотрел только на солнце, отворачиваясь от другого света. Таково наше положение. Ты же, если хочешь нам угодить, отложи речь о человеческом государстве на завтра, если, конечно, соседи дадут нам тогда покой и не придется заниматься ими, что довольно часто случается. А теперь скажи нам о божественном мироуправлении или мироустройстве, называя его как хочешь. Скажи, как оно произошло и в чем заключается. И придерживайся как можно больше платоновской вразумительности в изложении, что, в частности, ты сейчас делал, как нам показалось. Если мы и не разбираемся в философских вопросах, то хотя бы, благодаря привычке, понимаем платоновский язык, возвышенный и близкий к гомеровскому». Мне очень понравилась простота этого старца, и я с улыбкой отвечал: «Дорогой Гиеросонт, если бы вчера, при нападении неприятеля, ты предложил мне взять оружие и драться по-ахилловски, я бы в первом послушался тебя и дрался бы за друзей, но второго, думаю, при всем желании, не мог бы выполнить — драться, как Ахилл. Так и теперь я выполняю одну часть твоей просьбы: постараюсь сказать речь, как это позволят мне мои силы, но не хочу соревноваться с мужами, которые много сильнее меня, — ни с Платоном, ни с Гомером. Ведь и Эвриту, по словам поэта, плохо пришлось, когда он надумал соревноваться с лучшими. Наконец, в старании, сказал я, у меня недостачи не будет.»

Как видим, жители Ольвии наряду с Гомером высоко ценили Платона. Некоторые из них, как упоминавшийся Гиеросонт, постоянно обращались к его произведениям, видя в лице этого мыслителя одного из лучших представителей эллинства. Конечно, уровень философской культуры ольвополитов отставал от уровня столичного. Ольвополиты словно остались на уровне философии «классического периода» и, похоже, были малознакомы с философской мыслью эпохи эллинизма. Хотя стоит иметь в виду, что и во времена эллинизма авторитет Платона был безусловный. Более того, даже произошло своеобразное возрождение учения этого философа в форме неоплатонизма.

«Борисфенитская речь...» указывает еще на один интересный момент. Даже в отдаленных регионах античного мира философия, как и эпическая гомеровская поэзия, была одной из центральных элементов культурной жизни и играла важную роль в культурной коммуникации. Образованные греки имели определенное представление о взглядах знаменитых философов, прежде всего Платона. Соответственно, могли вести разговоры на философские темы. Поэтому распространенным явлением были выступления философов перед широкой публикой, как это делает Дион Хризостом в Ольвии, а также обсуждение таких выступлений. Это, во всяком случае, свидетельствует, что философия перестала быть эзотерической «мудростью для избранных», как было в досократовский и классический периоды, а стала сферой знаний для широкой публики.