Строить государство снизу

Сергей Ефремов известен как публицист, литературовед, политик, но не как государственный деятель. И это несмотря на должности заместителя председателя Украинской Центральной рады и генерального секретаря межнациональных дел, которые он некоторое время занимал. Несколько странная ситуация, учитывая кадровый голод и роль фигуры Ефремова в украинском движении. Причины, по нашему мнению, кроются в его отношении к власти как общественному явлению. Особый интерес представляет эпоха Украинской революции 1917—1921 гг. Она оказалась единственной в жизни С.Ефремова, когда власть в лице ряда украинских политических режимов не противостояла, а пыталась реализовать близкие ему идеи.

Февральская революция создала ситуацию, когда при власти во многих случаях оказались близкие к С.Ефремову по направлению, а иногда и по давним товарищеским связям, политики. Да и он сам с постепенным превращением УЦР в институт парламентского типа становился вроде как ее частью. Безусловное увлечение изменениями в стране и, в частности, подъемом украинского движения вместе с тем не могло не столкнуться с длительной привычкой к противостоянию с политическим режимом бывшей Российской империи. Как следствие, на протяжении всего периода Украинской революции начала ХХ в. положительные оценки С.Ефремовым действий центральной власти были скорее исключением, а не правилом. Такими выглядят первые шаги Временного правительства и, возможно, его реакция на Корниловский мятеж в конце августа 1917 г., а в случае украинской власти — начало председательства в Генеральном секретариате В. Винниченко, затем — вступление в середине декабря 1918 г. Директории УНР в Киев, уже в конце революции — увлечение С.Петлюрой. В целом преобладает критика, которая иногда переходит к откровенному неприятию, как во времена П.Скоропадского, или к такому отчаянному шагу, как публикация в феврале 1918 г. «Письма без конверта».

На самом деле, С.Ефремов привык чувствовать себя человеком сторонним в отношении власти. Поэтому неудивительно, что в новых условиях он искал для себя приемлемый выход из сложившейся ситуации. В духе народничества во время большевистского господства в Киеве в феврале 1918 г. Ефремов поделил власть на две категории. Одна, по его словам, «...служит людности, вторая приневоливает людность себе служить. Одна создает новые формы на жизненных основах, вторая проводит головокружительные эксперименты и удовлетворяет свои прихоти. Одна стоит на моральном авторитете, вторая ищет себе опору на остриях штыков...». Позднее, в мае 1920 г., С.Ефремов обнародовал свое видение идеальной власти: «Первейшая задача хорошо организованного государства собственно в том и лежит, чтобы власть как можно меньше чувствовала, чтобы регулятором отношений было не внешнее принуждение, а именно общественное чувство долга и повинности перед государством, то самоограничение, из которого вырастает и свобода личная и вольности гражданские».

На практике с начала революции Сергей Ефремов пытался соединить поддержку новой власти, которая опирается на народное доверие, с традиционной оппозицией к власти как силовому институту. Отсюда его нерешительность в отношении самочинного провозглашения І Универсала и утверждения о необходимости для УЦР обретения, прежде всего, «неформальной власти», основанной на моральной поддержке населения, но без определенной ответственности. Свойственное обычной власти принуждение, по мнению С.Ефремова — «сообщник неустойчивый и изменчивый». Следует вспомнить, как С.Ефремов в полемике чуть ли не открещивался от должности генерального секретаря в первом составе украинского правительства, доказывая, между прочим, что он таковым по сути не является.

Другая причина такой реакции, по нашему мнению, — в уважении к процедуре, к закону, присущем С.Ефремову. Даже в условиях революции он стремился действовать правовыми методами и требовал такого же отношения от своих коллег в Центральной раде. Характерна реакция С.Ефремова на ІІІ Универсал — документ, по собственными словам С.Ефремова, великого исторического значения, но во многих вопросах очень общий, требующий дополнительных законов со всеми деталями правовых норм. Между прочим, уважение к закону заставило этого известного украинского деятеля в апреле 1918 г. публично выразить свое несогласие с отказом министерства внутренних дел УНР принять письмо киевской городской управы, которое было написано не на государственном, то есть не на украинском языке. Ведь, по мнению Ефремова, в отсутствие необходимого закона «нельзя начинать государственную работу с топтания всякого права».

Впрочем, С.Ефремов таки принял ход событий, который оказался сильнее его представлений и аргументов, заметив в августе 1917 г.: «Мы не принадлежали никогда к сторонникам того захвата государственной власти, который находил немало адептов среди украинского гражданства с начала революции. Наоборот. Мы не раз предупреждали против такой практики и считаем, что и нынешняя невыразительность положения до некоторой степени является плодом тактических ошибок украинской политики. Но думаем, что теперь об этом уже поздно говорить, теперь выбора нет и, коль скоро Центральная рада стала уже на путь получения власти, то поворота назад не может уже быть». В дальнейшем С.Ефремов несколько раз повторял приведенный тезис в своих статьях. Несколько обобщив, его можно сформулировать следующим образом: приняли решение — так реализуйте его.

Именно неспособность во многих случаях украинских государственных образований и их руководителей применить власть и выполнить возложенные на них функции вызвала острейшую критику С.Ефремова. Так, по возвращении УЦР в Киев в марте 1918 г. он подчеркивает: «Неделя прошла, как вернулась в Киев украинская власть. За это время она могла и должна была использовать то чрезвычайно удобное и выгодное положение, которое для украинства сотворило тупое и распущенное большевистское хозяйствование... Могла и должна была — тем временем не сделала решительно ничего из указанного».

С.Ефремов — сторонник основательной работы, рассчитанной на перспективу. Отсюда его отношение к сфере образования как первоочередной для украинской власти, попытка привлечь внимание к экономическим интересам населения и негативное восприятие резких шагов в политике. В этом контексте понятно, почему в случае органов местного самоуправления, избранных на принципах общего, равного, прямого и тайного голосования, тональность оценок С.Ефремова резко изменяется, по сравнению с отношением к центральной государственной власти: думы и земства, с их вниманием к местным делам, потенциально могли стать желательным инструментом для воплощения идеалов С.Ефремова в жизнь.

Для такого восприятия существовали и другие причины. Со времен М.Драгоманова требование децентрализации государственной жизни, вместе с ее демократизацией, стало одной из основ украинской идеи. Правда, следующие поколения украинских деятелей перенесли акцент в способе ее реализации с идеи самоуправляющихся общин и федерации в автономию и федерацию. Но предложения М.Драгоманова не забылись. В конце концов, Радикально-демократическая партия и Общество украинских поступовцев, активным деятелем которых был С.Ефремов, — это своего рода объединения украинских общин. Так что имеем дело со своего рода генетической связью, которая проявила себя во время Украинской революции. Вспомним также наработанные годами взаимоотношения с либеральным земством, где находил себе работу не один известный украинский деятель с соответствующими последствиями для его политического лица. Правда, как можно сделать вывод из материалов С.Ефремова, каких-то подробных собственных предварительных разработок по местному самоуправлению у него не существовало. Вместе с тем известно о ряде предложений идеологически близких в этом вопросе кадетов, которые высказывались ими в ІІІ и ІV Государственных думах, и были в определенной мере реализованы в 1917 г.

Итак, отсутствие упоминаний о думах и земствах в обращении «К украинскому гражданству», которое от имени ОУП на заре Украинской революции в марте 1917 г. было написано С.Ефремовым, еще ни о чем не свидетельствует. Там говорится об автономии, федерации, парламентском устройстве государства, а последнее не может существовать без местного самоуправления. И в дальнейшем на протяжении всего 1917 г. сообщения о деятельности дум и земств, на первый взгляд, не часто привлекали внимание С.Ефремова. Касались они всегда украинских вопросов, которые так или иначе рассматривались органами местного самоуправления. Национальные моменты безоговорочно доминировали в статьях С.Ефремова, оттесняя на второй план все остальные, в том числе, связанные с местной властью.

Такое несоответствие, по нашему мнению, связано, прежде всего, с текущими приоритетами. На самом деле именно местное самоуправление С.Ефремов все время считал «основой государственной жизни», и к тому же такое, которое строится на демократических началах. По его мнению, «...справедливое заступничество интересов людности может быть только тогда, когда она сама возьмет правление в свои руки, когда земство действительно будет в руках людей земли». Поэтому весной 1917 г. С.Ефремов полностью поддержал процесс так называемой демократизации дум и земств, а именно — пополнение их состава нецензовыми элементами — и призвал как можно скорее «ликвидировать наследие старого времени и вернуть земству его настоящий демократический характер».

Новое революционное демократическое избирательное законодательство в отношении органов местного самоуправления (сначала городских дум — а потом и земств) воплощало упомянутые стремления С.Ефремова. По его утверждению, «новый закон, принятый 15 апреля, ставит городское заступничество на совсем другие основы. Он передает городское самоуправление действительно всей людности, которая с тех пор получает право сама упорядочить свою жизнь и свои потребности удовлетворять» Особое значение городские выборы, по мнению С.Ефремова, будут иметь для украинцев. Они «...должны все силы напрячь, чтобы положить хорошо тот первый камень под национальное возрождение городов на Украине». Правда, предложение С.Ефремова об избирательной тактике — образовании национальных списков — в большинстве случаев не было реализовано. Самой избирательной кампании С.Ефремов уделил лишь один материал, который касался обвинений в национализме людей, присутствовавших в украинских списках, со стороны российских деятелей. Автор приведенных строк также баллотировался в городскую думу Киева, но не очень удачно — по списку украинских эсефов прошел только один гласный. Впрочем, о муниципальных выборах остались, очевидно, хорошие воспоминания. Во всяком случае, С.Ефремов приводил их как положительный пример, в отличие от того, что было на селе во время выборов в Учредительное собрание.

Большие надежды С. Ефремов возлагал на земские выборы, так как, по его словам, «демократизация местного самоуправления для нас значит ни что иное, как национализация его. Когда мы добиваемся украинизации всех форм жизни на Украине, то волостная реформа должна быть основой всего дела». В целом, по нашему мнению, С.Ефремов считал демократически избранные органы местного самоуправления средством преодоления большинства потенциальных противоречий, которые могли бы возникнуть со стороны разных этнических и социальных групп, проживавших в Украине. Для этого, по словам С.Ефремова, «...надо новый автономный порядок... строить не на одной национальной, или не так на национальной, как на территориальной основе». Весной 1918 г. С.Ефремов еще раз возвращается к приведенному тезису, подчеркивая — надо строить государство не сверху, а снизу, «...не вливая государственность в исключительно украинские формы, используя все живые силы, без учета их национальной принадлежности».

Обратная сторона такого подхода — тезис об общей ответственности всех гласных новых дум и земств, независимо от их партийной принадлежности, за закрепление демократического строя. «Работа должен быть общая и единодушная, так как и ответственность общая, своего рода «круговая порука», в деталях которой и в лицах виновников у жизни не будет времени разобраться. Здесь надо или работать, или жизнь отбросит людей, которые не оправдали своих обещаний и общественных надежд, и позовет других. Третьего нет», — утверждал С.Ефремова по поводу очередных заседаний Киевской городской думы.

Таким образом, вырисовывается довольно стройный и прагматичный подход С.Ефремова к местной власти — через органы местного самоуправления к государственному строительству привлекаются все без исключения политические силы Украины. Они получают широкие возможности для реализации собственных стремлений в сочетании с общенациональными. Последнее обеспечивается естественным доминированием украинских элементов в составе демократических органов местного самоуправления. Но такой результат еще надо закрепить в результате демократической процедуры.

Со временем С.Ефремов констатировал украинский характер земств. А вот с городами проблема оставалась. Наверное, поэтому, комментируя в августе 1917 г. Инструкцию Петербургского Временного правительства Генеральному секретариату, которая, между прочим, предусматривала возможность присоединения к автономной Украине Екатеринославщины, Харьковщины, Херсонщины и Таврии только в случае соответствующих решений избранных на демократических началах городских дум и земств, С.Ефремов отмечал: «Нельзя не видеть, что такой способ приобщения едва ли можно считать наилучшим при современных обстоятельствах».

Опасения оказались хоть и небезосновательными, но, в конце концов, напрасными. В конце 1917 г. в условиях большевистского переворота органы местного самоуправления таки проголосовали за распространение на их территории власти УНР. Этот факт С.Ефремов потом трактовал как ответ большевикам не только украинского правительства, но и украинской земли. По его мнению, «силой покромсанная Украина этими актами снова соединяется в одну крепкую и сильную организацию государственную». Очевидно, такой поворот событий должен был еще больше поощрить С.Ефремова к поддержке демократически избранных дум и земств. Весной 1918 г. он даже предлагал двести мест, которые резервировались в УЦР для военных депутатов, отдать «заместителям от местного самоуправления, то есть от дум и земств. Местное самоуправление, демократизированное и приближенное к массам, является теперь костью и плотью от плоти демократии», — утверждал С.Ефремов.

Права демократических дум и земств С.Ефремов отстаивал и во времена Гетманата. Несколько материалов он посвящает ревизиям органов местного самоуправления со стороны правительства. Часом С.Ефремов настолько безоговорочно их поддерживал, что даже явные промахи в хозяйственной деятельности прощались им вполне сознательно или (и) объяснялись прежним наследием и современными сложными обстоятельствами. «Конечно, новые органы были не без недостатков, — отмечал он в начале октября 1918 г., — об этом незачем говорить, да и не могло быть иначе, если принять во внимание обстоятельства, в которых они родились: война, руина, революция, разрухи, финансовая катастрофа, дороговизна, бесхлебье, безводье, бездорожье и т.д. При таких обстоятельствах невозможно было бы твердо стоять на грунте самой «деловитости» и давать в органы самоуправления одних гениев хозяйственности; невозможно было и не запутаться среди того темного леса беспорядка, который представляет нынешняя жизнь». Признавая катастрофическое положение, в котором оказались органы местного самоуправления, в частности в Киеве, он, вместе с тем, обращал внимание на равнодушие правительства к их обращениям за помощью. Также С.Ефремов абсолютно точно указал на подлинные намерения инициаторов ревизии дум и земств со стороны правительства — ликвидировать демократические и вернуть цензовые органы местного самоуправления, против чего, собственно, и была направлена его полемика.

Понятно, что авторитарный режим П.Скоропадского явно входил в непреодолимое противоречие с избранными по самому демократичному тогда в мире законодательству органами местного самоуправления, да и с представлениями самого С.Ефремова о государственном устройстве. По его мнению, хорошо организованное местное самоуправление — единственное, что могло поставить украинское государство на прочную почву. В день начала восстания Директории С.Ефремова еще раз подчеркивал: «Сейчас за этим мы поставили бы дело местного самоуправления, — оно имеет в нынешних обстоятельствах кардинальное значение, может даже более насущное, чем аграрное. Так как только имея хорошо благоустроенное городское и земское самоуправление, можно вести на нем дальнейшее государственное строительство». Таким образом, по сути он вынес проблематику местного самоуправления на первое место. Также понятно, что защита демократических дум и земств ассоциировалась у С.Ефремова с защитой украинской государственности, построенной на гражданских принципах, что и стимулировало его активность на этом направлении. Тем более, что факты свидетельствовали — в случае роспуска демократических органов местного самоуправления на должности возвращались люди не то что далекие, а откровенно враждебно настроенные к украинской идее.

Законопроекты, предложенные гетманским режимом, С.Ефремов воспринял как «покушение на демократическое земство» и стремление передать власть «в старые руки». Он указал на целый ряд неуместных, по его мнению, ограничений, как: фактическое лишение избирательного права женщин, а в городах в дополнение — всех студентов, повышение возрастного ценза до двадцати пяти лет, введение имущественного ценза, и особенно — восстановление куриальной системы. Между тем ситуация быстро изменялась. И при складывавшихся обстоятельствах, по утверждению С.Ефремова, «...единственный путь спасения для Украины — это демократические реформы, проведенные в широком масштабе и сейчас же, в самом деле немедленно». Уже после свержения Гетманата С.Ефремов наконец получил возможность публично охарактеризовать прошедший период как циничную, бесстыдную узурпацию власти.

Однако и Директория явно не оправдала ожиданий С.Ефремова. Снова возвращаются оценки, знакомые по публикациям последних недель существования Центральной рады. Он жалуется: «Мы идем старым путем, который уже проявил было свою несостоятельность — путем перемешивания всех властей и функций, прав и обязанностей, то есть путем безвластия». Такого рода вещи С.Ефремовым воспринимались крайне негативно. Вместе с тем при существующих проблемах центральной украинской власти, которые быстро обострялись, С.Ефремов снова обращает свое внимание на местное самоуправление, а именно — на его роль своеобразного буфера между сменявшимися властями. В дни отступления Директории из Киева под нажимом большевиков он писал «...Очень утешительны уверения украинской военной власти, что она не допустит ни кровавых волнений в городе, ни бомбардировки с окрестностей. И органы городского муниципалитета со своей стороны должны своим посредничеством помочь, чтобы эти хорошие намерения были проведены в жизнь и тем обеспечен покой и порядок в городе в это страшной и ответственное время».

Захват Киева Красной армией прервал публицистическую работу С.Ефремова, а его самого поставил перед очередным испытанием. Лишь постфактум украинский деятель смог охарактеризовать советскую власть как оккупационную и «ненавистную людности», все лозунги которой реализовывались с точностью до наоборот, в конце концов сведясь к «чрезвычайке». Но не она, по мнению С.Ефремова, оказалась наихудшей, а «...эта ежечасная и повсеместная регламентация, эта вечная угроза вмешательства во все самые интимные уголки твоей жизни, это бесцеремонное влетание тебе с сапогами в душу, эти бесконечные «учеты», «регистрации», «мобилизации» — это все камнем ложилось на души и делало серое прозябание просто невыносимым».

Период Добровольческой армии, с сентября до начала декабря 1919 г., на несколько месяцев позволил, хотя и в жестких условиях, возобновить журналистскую работу. На этот раз риторика С.Ефремова на удивление напоминает времена П.Скоропадского. В связи с подготовкой законопроектов, которые должны были упорядочить центральную и местную власть, С.Ефремов снова становится на защиту близкого ему местного самоуправления. «Либо положить в основу старый принцип централизации дел в центральных органах, либо перекинуть все местные дела на местные органы самоуправления — вот в чем весь вопрос государственного строя», — так он охарактеризовал содержание проблемы.

Во время пребывания в Киеве польско-украинских войск в мае 1920 г. С.Ефремов еще раз возвращается к вопросу о характере современной и желательной будущей власти, предложив вероятный, по его мнению, путь создания принципиально новой действительности: «Нам, кто вырос на деспотизме царском и досыта хлебнул деспотизма коммунистического, нам это трудно понять, трудно отучить себя от персонификации власти в лице жандарма, а ее признаков в нагайке. Это приходит по воле, вместе с гражданским воспитанием. Власть должна с этим считаться и самими методами своей работы помогать тому, чтобы превратить этот большевистско-царский взгляд на природу власти, чтобы уничтожить его и вместо вечно-испуганных и вечно-дрожащих рабов — людей создать граждан. Твердая рука хирурга должна работать вместе с ласковой рукой сестры милосердия».

Для С.Ефремова овладение украинскими силами местного самоуправления, а не центральной власти, было первостепенной проблемой, без решения которой он себе не представлял возможности воплотить свои идеалы в жизнь. Безусловный сторонник децентрализации и демократизации государства, он считал избранные на принципах демократического законодательства думы и земства тем рычагом, который гармонично соединит интересы населения края и позволит в конце концов утвердиться украинскому государству на собственной почве. Более того, согласно современной терминологии, можно говорить о стремлении С.Ефремова к созданию в Украине гражданского общества.

Что же касается центральной власти, то, за редким исключением, она подвергалась уничижительным оценкам С.Ефремова. Прежде всего, за грубые способы управления, произвол, авторитаризм — кто бы не совершал такие действия. Но существовали и отличия: российские политические режимы не воспринимались С.Ефремовым преимущественно через их игнорирование национальных интересов украинского народа, а украинские критиковались за недостаток способности реализовывать властные полномочия.