Светильник, который горел и светил

По-видимому, большинство из тех, у кого спросить, почему Киевская академия называется «Могилянской», сумеют ответить правильно. Немало, скорее всего, вспомнят, что определенное время она именовалась «Могило-Мазепианской». А вот многим ли известно, что наша Alma Mater также титуловалась как «Могило-Заборовская»? Использование в названии раннемодерных учебных заведений фамилий разных лиц — вещь типичная. Однако такой чести удостаивались лишь основатели и наиболее крупные благотворители, чей взнос в развитие школ обычно имел даже конкретное материальное воплощение, например, в виде учебных сооружений. В истории «Могилянских Афин» одним из наиболее заметных покровителей был киевский митрополит Рафаил (Заборовский), а его забота об академии наилучшим образом иллюстрирует оценка, сделанная самим заведением — изменение названия на «Могило-Заборовскую» еще при жизни преосвященного. Итак, чем так угодил «школам» именно этот архиерей, особенно если вспомнить, что все киевские владыки считались верховными руководителями крупного учебного центра на Подоле и должны были беспокоиться о нем?

Рафаил управлял Киевской митрополией с 1731-го по 1747 год. Именно тогда в Могилянской академии наблюдается очередной подъем, проявившийся как на количественном, так и на качественном уровнях. Расцвет «школ», наблюдавшийся в период гетманства Ивана Мазепы, был прерван в результате сложной политической обстановки и войны, а также эпидемии чумы в 1710 г., когда количество учащихся едва достигало 100 человек. Зато при Заборовском количество спудеев постоянно росло — этому несколько помешала только русско-турецкая война 1735—1739 гг. и подорожание жизни в Киеве. Поэтому, когда в 1740 г. в Киеве точили зубы о гранит науки 575 «студиозов», то с 1744 г. их насчитывалось уже свыше тысячи. Это и не удивительно, ведь теперь все желающие имели больше места для занятий.

Уже сразу после номинации на киевский престол Рафаил запланировал завершить учебный корпус, который задумывался как двухэтажный, однако при поддержке Мазепы был построен лишь в один этаж. Заборовский не только санкционировал кампанию сбора средств на строительные работы, но и сам пожертвовал 1640 рублей — сумму на то время огромную (для сравнения: тогда почти 1,5 ц пшеничной муки стоили один рубль, гречки — 80 копеек, а годовое натуральное содержание Братским монастырем восьми могилянских профессоров, кроме ректора, оценивалось в 656 рублей). Стараниями митрополита учебное здание обрело вид, который с незначительными перестройками XIX в. (замуровывание галерей и т. п.) дожил до нашего времени. Окончательной точкой в его оформлении стало освящение в 1740 г. недавно построенной конгрегационной Благовещенской церкви. Кроме того, Владыка беспокоился о ремонте главного Братского храма — Благовещенского — и обустройстве бурсы для неимущих воспитанников.

Рафаил (Заборовский) также добился возобновления ежегодных выплат двухсот рублей на нужды Академии из Военной казны. Эти «дотации» внедрил еще Мазепа, однако потом они прекратились до 1742 г. 65% упомянутой суммы выделялись преподавателям, а остальные приблизительно поровну делились на ремонт бурсы и Братскую церковь. Вместе с тем, следует обратить внимание на тот факт, что Могилянская академия обеспечивалась в меньших объемах, чем многие другие учебные заведения Российской империи. Даже Харьковский коллегиум охотно мог конкурировать с ней материальной базой. Поэтому Заборовский и в дальнейшем хлопотал перед Петербургом об уравнивании денежного содержания киевских профессоров с коллегами из Московской академии, правда, безуспешно: лишь во второй половине 1780-х гг. более-менее решился вопрос казенного обеспечения заведения. Следовательно, из-за недостатка поступлений на нужды «Киевских Афин» митрополит регулярно помогал профессорам и студентам деньгами из архиерейской казны и пытался найти другие способы улучшения положения самых бедных «студиозов». Так, он распорядился не только позволить проживание убогих воспитанников, которым не хватило места в бурсе, при подольских приходских школах, но и приобщать их к службам при храмах и наделять частью церковных прибылей.

Во время пребывания Заборовского у престола митрополита и при его непосредственном участии Киевская академия осуществила первые шаги на пути к улучшению и модернизации учебы. В частности, в 1738 г. в «школах» возобновилось и углубилось преподавание гебрейского и греческого языков, а также началось изучение немецкого.

Последний факт весьма красноречив. Язык образованной Европы — латынь — на протяжении XVII—XVIII вв. хоть и сохранял свой вес в образовании, однако медленно вытеснялся из различных сфер общественной жизни, а роль латыни все чаще сводилась к формально-символическим функциям. В разных странах Европы этот процесс длился с разной интенсивностью: еще раньше новые языки оттеснили латинский в образовании, например, в Англии. В Венгрии же латынь продержалась до XVIII в., а в Хорватии — до XIX в. В начале XVIII в. немецкий и французский языки внедрили в учебные программы своих школ польские иезуиты. Как видим, в Киеве также достаточно оперативно реагировали на новые веяния времени.

Кроме дополнения могилянского «курикулюма», Рафаил (Заборовский) покупал за рубежом для Академии необходимые книги, а также спонсировал образовательные путешествия перспективных могилянских воспитанников за пределы Украины. Еще один достойный внимания жест его покровительства «Киевским Афинам» — нормирование и письменная фиксация в 1734 г. правил поведения преподавателей и их подопечных («Leges academicae»). Эта инструкция своими положениями напоминала действующий тогда по всей Европе в соответствующих школах иезуитский школьный устав «Ratio studiorum». Заботился владыка также о ректоре учебного заведения, по совместительству игумене Братского монастыря: в 1732 г. он сумел выхлопотать для него вместе с еще несколькими настоятелями более крупных киевских обителей иерархически более высокий и престижный сан архимандрита, который лишний раз выделял могилянского руководителя среди церковной элиты Киевской митрополии.

Даже беглый взгляд на действия митрополита, направленный в поддержку Академии, свидетельствует о схожести с усилиями, приложенными в свое время Петром Могилой. Однако не только такая деятельность Рафаила привлекает внимание. Сквозь призму его биографии можно увидеть и другие важные дела, касающиеся функционирования учебного заведения.

Михаил (светское имя архиерея) родился в 1676 г. в благородной семье в Заборове на Галичине. Он был сыном «римской веры отца.., а матери греческого вероисповедания». После учебы в «школах» в Речи Посполитой молодой человек попал в Киев, где изучал курс философии. Произошло это тогда, когда Украина была разделена границей по Днепру, а две ее наибольшие части входили в состав Российского государства и Речи Посполитой. Однако множество документов свидетельствуют об условности линии раздела, которую достаточно легко можно было пересечь и официально, и в обход форпостов, а также постоянное общение жителей формально разделенной Украины. Немало уроженцев «Польской области» ежегодно посещали Киев, называя чаще всего при этом две причины желания пересечь границу: паломничество к православным святыням города и учеба в Академии. Несмотря на то, что из-за разных напряженных отношений между Петербургом и Варшавой в конце XVII — начале XVIII вв. несколько раз то позволялось, то запрещалось принимать в Могилянской академии «зарубежных» абитуриентов, последние, среди которых был и Заборовский, составляли постоянный контингент «академиков». Учебное заведение, следовательно, было своеобразным мостиком для объединения частей Украины.

Михаил происходил из благородной семьи. Еще до недавнего времени считалось, что на то время украинская шляхта исчезла, ассимилировавшись с польской. Однако это не так — мелкие «уродзони» на протяжении XVIII в. хранили русскую идентичность, и факт их учебы в течение всего века в «Киевских Афинах» (а не только ближайших речпосполитских учебных заведениях) это подтверждает лучше всего. Тем более — после учебы они делали карьеру в Гетманщине, а шире — в Российской империи. Судьба Заборовского здесь является очень показательной: юноша завершил учебу в Москве, там, приняв монашеский постриг, учительствовал, затем служил священником на флоте, был архимандритом, а с 1725 г. — псковским епископом и членом Синода. Поэтому Рафаил принадлежал к когорте тех могилянцев, деятельность которых в России дала возможность исследователям еще в начале XX в. сформулировать тезис о значительном украинском влиянии на русскую церковную жизнь.

Еще один красноречивый факт — религиозная принадлежность родителей Михаила. Как видим, конфессиональные стены не стояли на преграде образовательных практик. Уроженцы Гетманщины легко покидали православие, отправляясь на запад получать образование, как, например, Феофан Прокопович, с тем чтобы опять вернуться в ортодоксию по возвращении, а выходцы из «Польской области», невзирая на принадлежность одного или обоих родителей к Римско-католической или Униатской церкви, могли после учебы в Киеве стать православными епископами и членами Синода, как Рафаил. Поэтому и не удивительно, что среди Могилянской когорты училось немало бывших последователей Униатской церкви, римо-католиков, а иногда — иудеев и старообрядцев.

Находясь за пределами Украины, Заборовский помнил о Киевской академии. Даже открывая в Пскове школу, он обратился к Alma Mater за преподавателями. А когда владыка был номинирован на Киевскую кафедру, он сумел достойно отблагодарить «кормилицу». В целом он известен в истории и другими действиями по урегулированию и развитию церковной жизни Киевской епархии, за что и был назван в надгробном слове могилянского префекта «светильником истинным», который горит и светит.