«Твоя навеки Варвара Довженко...»

Есть люди — любимчики судьбы, к которым она относится благосклонно, ведет их по жизни все вверх и вверх, поднимая к вершинам профессиональным, к убаюкивающему счастью семейному, к спокойной обеспеченной старости. А есть у судьбы и падчерицы, которым только и выпадает тяжкий труд, гнетущее одиночество да жгучая боль в сердце...

Женщина, о судьбе которой пойдет речь, и была такой падчерицей. Уже 44 года, как ее нет на свете. Лежит она на кладбище села, которому отдала почти 25 лет своей жизни. Села, в котором ее помнят и вряд ли когда-то забудут, ведь хотя ее первые ученики уже и переступили порог восьмидесятилетия, но они и сегодня с благоговением произносят ее имя, рассказывают о ней внукам, а те когда-то поведут своих внуков на ее скромную могилку.

Имя этой женщины — Варвара Семеновна Довженко. Да-да, именно Довженко... И она не просто однофамилица Александра Петровича Довженко. Она — его первая жена, его первая любовь, которую ему не посчастливилось сохранить на всю жизнь.

Варя Крылова родилась в 1900 году в г. Смела на Черкасщине. У отца была большая семья: шесть дочерей и один сын. Но он внезапно умер, оставив жену с малыми детьми. Варю взяли на воспитание мамины родственники, жившие в Житомире, где она училась в женской гимназии. После ее окончания стала работать учительницей естествознания и французского языка во Втором городском высшем начальном училище. Сюда же в 1914 г. после окончания Глуховского учительского института получил назначение и двадцатилетний Саша Довженко. Здесь они и узнали, и полюбили друг друга.

В начале весны 1917 года Александр Довженко и Варвара Крылова вступили в гражданский брак. Летом Александр едет в Киев искать работу, останавливается у родителей в Соснице, где должен был подлечиться после неудачной операции в Житомире, купается в Десне, помогает отцу косить сено на придеснянских лугах... И рвется душой в Житомир, к Варе, куда шлет такие нежные и пылкие письма: «...ты еще тихо спишь, моя маленькая девочка, и, возможно, видишь меня во сне. Когда ты спишь, я люблю тебя сильнее всего. Мне тогда кажется, что ты не жена мне, а мое дорогое волшебное дитя. Я целую тихо, нежно-нежно твою теплую ручку мысленно... 5 1/2 час утра. Твой Александрик».

Революционные бури, острая военная ситуация надолго разлучают молодых супругов, приносят им немало страданий. В 1921 году Довженко из Киева едет в Харьков, где работает в Наркомате иностранных дел. Как сотрудника Наркомата Александра Петровича назначают представителем консульского отдела торгового представительства УССР в Берлине, куда Довженко едет уже с Варварой. Целый год работает в консульстве, и одновременно посещает лекции Берлинской Академии высшей школы изобразительного искусства, желая получить еще и образование живописца. 17 июля 1923 г., перед тем как вернуться в Украину, супруги зарегистрировали свой брак официально, о чем сделана запись в книге актов гражданского состояния Представительства УССР в городе Берлине.

Вернувшись на Родину, семья Довженко поселилась в Харькове. Александр стремительно вошел в журналистику, а Варвара решает углубить свое увлечение актерством. После занятий в балетной студии еще в Берлине она решает учиться на драмкурсах. В 1925 году неосторожный удар веслом по колену во время прогулки на воде, вызвавший воспаление суставов, неправильный диагноз и такое же лечение приводят к тяжелой болезни костей. Довженко лечит жену на юге — в Ялте, Одессе, где Александр Петрович много рисует и снимает первые свои фильмы. Именно один из первых его фильмов — «Сумка дипкурьера» — принес молодому режиссеру признание и славу. Потом будет еще более известная лента «Звенигора», которая выведет Довженко к мировой славе. Она обойдет экраны Голландии, Бельгии, Франции, Аргентины, Мексики, Канады, Англии, Турции, США, Греции, Франции. Кинокритики всего мира называли «Звенигору» «большим достижением советской кинематографии».

Лечение Вари не привело к полному выздоровлению. Боль в ногах была постоянной, пришлось ходить с костылем, прихрамывая. И когда она узнала, что Саша увлекся молодой актрисой Юлией Солнцевой, приняла решение покинуть мужа навсегда, чтобы не становиться препятствием на его пути. Объясняет она это в прощальном письме так:

«Дорогой, родной, любимый мой! Я прощаюсь с тобой. Я уезжаю навсегда от тебя. Понимаю все-все. Прежде всего — то, что жить вместе мы не можем. Ты идешь в большое искусство. Ты отдаешь ему всего себя. Тебе нужен друг в жизни, тебе нужна вдохновительница. Когда приходишь домой уставший, до предела истощенный — должен отдохнуть душой. Твое сердце не должен ранить женский костыль. О нет!

Не тревожься за меня, любимый мой. Покидаю тебя сознательно. Не хочу, чтобы недуг мой травмировал твою душу. Ведь ты не сможешь творить, работать по-настоящему.

Я буду жить до последнего вздоха с тобой в сердце своем, в воспоминаниях, мыслях, в снах. И буду следить за твоей красивой поступью. Верю и знаю, что ты создашь много прекрасного, доброго и вечного.

Ты влюбился, Саша... Поверь: от искреннего, хотя и изболевшегося сердца, отбрасывая во имя тебя ревность и боль, хочу, чтобы она стала истинным твоим другом, твоим вдохновением. А у меня одна-единственная просьба к тебе: хочу жить под твоей фамилией.

Прощай. Пусть идет к тебе добро и счастье с Земли, с Неба, с Воды!

Твоя навеки Варвара Довженко».

Да, у Него еще будут «Земля», «Щорс», «Аэроград», «Поэма о море», «Арсенал», «Мичурин», «Повесть огненных лет». Впереди Отечественная война и фильм «Украина в огне». Будет киностудия в Киеве и яблоневый сад, посаженный его руками около студии еще в 1929 — 31 годах. О его фильмах будут спорить, ими будет увлекаться весь мир. Знатоки будут сравнивать его кинотворчество с высокими шедеврами Рафаэля и Микеланджело. Он — общепризнанный гений.

А ее судьба гнет, трет, испытывает на прочность как хочет.

Сначала Варя находит приют у сестры Анны Семеновны Попенко, которая живет со своей семьей в селе Глебовка, потом —у младшей сестры Лизы в Евпатории. А в 1936 году появляется в селе Демидов тогда Дымерского, а сейчас Вышгородского района с маленьким сыночком на руках. Работает в школе, преподает немецкий язык, ботанику. Живет в комнатке, которую ей выделили тут же, в помещении школы.

Вот как вспоминает о том времени Александра Львовна Васильева, учительница Демидовской школы, которая в 1936 г. была ученицей Варвары Семеновны, а после войны уже ее коллегой:

«В класс зашла темноволосая, божественно красивая женщина с такими лучистыми добрыми глазами, что мы сразу и не заметили ее хромоты...

Какой это был одаренный человек! Она преподавала несколько разноплановых предметов, под ее руководством около школы были созданы опытные участки, где дети вместе с Варварой Семеновной выращивали овощи, куда за опытом приезжали учителя со всей Киевской области. Варвара Семеновна играла на пианино, на гитаре. Она замечательно пела и танцевала. С ее появлением в школе забурлила жизнь и в послеурочное время. Работали кружки — хоровой, танцевальный, драматический. Часто репетиции затягивались до позднего вечера. Она вся была на людях, все ее время посвящено детям.»

Она учительница и мама единственного сына, которого назвала Вадимом, а записала по фамилии Чазов. Чазов Вадим Петрович. Это фамилия мужчины, за которым Варвара Семеновна не была замужем, хотя он любил ее и добивался ее руки, но она его любовь не приняла.

Никто никогда не видел ее слез, отчаяния. А они были, были и одиночество, и слезы, и отчаяние, потому что душа ее горела в огне любви к Довженко все годы. В архивах Варвары Семеновны сын нашел доказательства высокой трагедии души этой женщины, своей матери. Ночами она писала письма любимому, которые никогда не посылала ему. Хотя несколько раз они все-таки тайно встречались. Ведь сохранились написанные рукой Довженко строки: «Как удивительна жизнь! Как, по-видимому, ты неизмеримо выше меня. Саша. Киев, 1932».

У Вадима был документ о рождении, в котором было засвидетельствовано, что родился он в 1935 году. Уже после смерти матери (которая звала сына приехать к ней из далекого Ивано-Франковска для серьезного разговора, так и несостоявшегося, потому что Варвара Семеновна внезапно умерла в конце сентября 1959 года еще не старой женщиной), он, собирая материалы о семье матери, в архивах г. Евпатории нашел записи от 19.IХ.1933 года, что родился он здесь, в Евпатории, 22 августа 1933 года.

Вот она, великая тайна этой необычной женщины, тайна, которую вряд ли удастся кому-то раскрыть до конца, ибо правду она унесла с собой в могилу. Умер уже и сын, который после окончания школы в Демидове учился в художественном училище города Косов, возглавлял художественную школу в Ивано-Франковске. Был талантливым художником, как и... так и хочется сказать: «отец». Об этом свидетельствуют две его картины, которые вы можете увидеть в стенах Демидовской средней школы, где многолетними стараниями учителей и учеников в 2002 году открылся музей школы.

Внешне Вадим Петрович был очень похож на Довженко. Это утверждают все, кто знал Вадима. Об этом говорит и фотопортрет Вадима Петровича. Но зачем было матери оформлять документы сына, меняя год его рождения? В данном случае это риторический вопрос, ответ на который можно найти в неотосланных письмах к любимому:

— Никогда, никогда больше не стану просить, родной мой, тебя о том, чтобы ты пришел ко мне. Ты свободен от меня навсегда, мой родной любимый. Пусть тебе легко и свободно дышится! Пусть в глазах твоих светятся только радость и счастье. Прости мне только одно: у меня нет силы отказаться от неудержимого безумного желания разговаривать с тобой в письмах.

— Не уходи! Убей меня, раздави, растопчи, но не покидай, — что-то неистово и хищно кричало во мне.

— О Саша! Родной мой, милый... Так тянутся к тебе сейчас мои руки. Так дрожит, бьется мое сердце навстречу тебе. Ты слышишь, Саша! Сашуня! О, как дорого мне твое имя родное. Как утешительно слушать мне его в шуме волн... Сашунька... Сашунька...

Это имя, его звучание, не убили в ней ни отчаянное одиночество, ни годы войны, ни послевоенная бедность, когда она поселилась в старой хате, стоявшей на выезде из Демидова. Познала холод и голод. Вынуждена была держать хозяйство. Выращивала поросенка, а когда его кололи приглашенные люди, то убегала из дома, чтобы не слышать его крик. Так, как и соседи, делившиеся с нею свежениной, заносила потом и им понемногу.

Довженко жил в Москве. А жил ли? Выживал, стремясь на родную землю, куда ему властью не велено было вернуться. Об этом свидетельствуют документы из архивов СБУ. В журнале «Дніпро» №9-10 за 1995 г. опубликована большая подборка, подготовленная полковником Службы безопасности Украины Вячеславом Попиком «Под софитами ВЧК-ГПУ-НКВД-НКГБ-КГБ» (Документальное повествование по материалам дела-формуляра на Довженко Александра Петровича). Читаешь эти материалы под грифами «Совершенно секретно, фонд особый» и узнаешь, что «Довженко Александр Петрович, 1894 года рождения, уроженец г. Сосница Черниговской области, беспартийный, образование высшее, украинец, из крестьян-кулаков, гражданин СССР, режиссер Киевской киностудии, активный украинский националист...»

83 года назад было заведено дело- формуляр на человека, который просто очень любил свою родную землю. Тогда и началось «скирдование» оперативных сводок в зарешеченной тишине спецхрана... Каждый шаг, каждая мысль, каждый замысел великого творца становились темой для доносов, справок «о линии поведения и настроениях кинорежиссера Довженко Александра Петровича».

Понимаешь трагедию человека, оторванного от животворной родной земли, который шатается по постылой Москве, чувствуя адскую муку от «почетной» формы ссылки, и медленно, ежедневно умирает. Вот некоторые записи из его дневников 1945 — 46 гг.: «Х. и Б. (Хрущов и Берия. — В.О. ) не пустили меня в Киев, я украинский изгой. Наказание, которое мне придумали большие люди в малости своей, более жестоко, чем расстрел...

Я хочу писать среди своего народа... Неужели я не могу жить на Украине? Тяжко мне.. Зачем мне жить? Смотреть годами, как закапывают меня живого в землю...

...Я уже мертв... Я забываю язык свой. Пишу, разлученный с народом моим, с матерью, с отцовой могилой, со всем-всем, что любил на свете превыше всего...

...Я Украины сын. Зачем отняли у меня мать?..»

Страстное стремление вернуться на Украину так сильно овладело всем естеством Довженко, что он еженощно стал видеть сны о мечтавшемся возвращении. 14 января 1946 года в дневнике делает такую запись: «Я сегодня утром полетел на Украину. Обломились крылья, и я упал. У меня весьма заболело в груди. И я заплакал, упав. Я попробовал еще раз лететь, я запел начало думы и от жалостного голоса своего опять заплакал». 3 февраля 1946 г.: «Вчера и сегодня летал на Украину. Не долететь уже. Обламываются крылья на дороге — падаю. Падаю в воду, тону. Собираю все силы, чтобы вынырнуть, протягиваю руки — ухватиться не за что. Кричу — никто не слышит. И крика нет». 1954 г.: «Ой пташечки, голубоньки, возьмите меня на крылышки, понесите к солнышку... Не летят ко мне птички, только печаль плывет по воде с Десны на дубах... Тихо, одними кончиками пальцев отрываюсь от земли и лечу к Вам на речки, на озера».

Сколько горя, тоски, муки в этих высокопоэтических строках. Какая чистая и высокая трагедия гениального сына украинского народа, спланированная еще «отцом» Сталиным, воплощаемая Хрущевым и выполненная по-садистски до конца.

В ноябре 1956 года шестидесятидвухлетний Довженко умер. Незадолго до его смерти, где-то в 1955 г., Юлия Ипполитовна Солнцева прислала в Демидов к Варваре Семеновне своего посланца с просьбой дать согласие на развод с Довженко. На что Варвара Семеновна ответила: «Если так хочет Саша, я согласна». Узнав о смерти своего единственного, она не поехала в Москву на похороны, как советовал кое-кто из коллег, а сама пошла в лес. Весь день ее не было ни на работе, ни дома. Ближайшие подруги нашли ее обессиленную, с раненой рукой, привели домой, как могли — утешали. Весной 1957 Варвара Семеновна все-таки поехала в Москву и с охапкой цветов пошла на кладбище на свидание с Любимым.

Неполных три года прожила она на свете, на котором уже не было ее Саши. В конце сентября 1959 года Демидов и жители окружающих сел, в школах которых еще до Демидова работала Варвара Семеновна, хоронили ее как родную.

О трагедии гения Довженко говорили и говорят много, а вот о трагедии незаурядной, но никому не известной женщины, которая с 16 лет до последнего своего вздоха любила его, молчат уже более 40 лет после ее смерти. Да, она не подарила человечеству никаких талантливых произведений или гениальных изобретений. Она только внесла в мир себя саму. Но ведь, согласитесь, такая личность появляется на свет как луч солнца, как свет любви, которую ничто не преодолеет, не убьет. Ее жизнь, ее любовь, ее святая верность, ее святой обман достойны того, чтобы о ней рассказали потомкам сегодняшние мастера слова, кисти, киномастера...