Перейти к основному содержанию

Антоныч-прозаик

Литературовед Даниил Ильницкий рассказывает о незавершенном романе поэта и о фондах, которые нуждаются в исследовании
25 апреля, 15:54

— Данило, для тех, кто еще не читал изданные тобой в «Смолоскипі» избранные произведения Богдана-Игоря Антоныча, расскажи, пожалуйста, о твоей концепции этого издания.

— Прежде всего, существует концепция серии «Избранные произведения»: сочетание главных произведений писателя с материалами о нем. Это делает книгу интересной широкой общественности, а не только специалистам. При составлении книги Антоныча было и легко, и сложно. Легко, потому что он не написал количественно слишком много, поэтому произведений вместить в этот 872-страничный том удалось больше всего. Сложно — с «Приложениями», потому что приходилось делать выбор, хотя все тексты об Антониче заслуживают внимания. В итоге, я выбрал следующую стратегию: представить классические, «культовые» тексты наряду с напечатавшимися ранее материалами, показательными прижизненными рецензиями и малоизвестными концептуальными трудами.

— Слышал, что предыдущее, полное академическое издание, составлением которого ты тоже занимался, уже полностью исчезло с полок книжных магазинов. Насколько велик читательский интерес к нынешнему избранному?

— Я удивлялся, когда видел, какой интерес вызвало «Полное собрание сочинений» Антоныча. Потому что был убежден, что он будет умеренным, а, наоборот, другое летописное издание — роскошные художественно-подарочные «Три перстені» — разойдется быстро. Но произошло наоборот. И это симптоматично: Антонича хотят иметь «всего». Что же касается «Избранных произведений», то они хорошо расходятся, хотя слово «избранные» почему-то путает людей и они продолжают спрашивать о полном собрании. На самом же деле это издание довольно-таки полное и дает многогранное представление об Антониче.

— Каково, на ваш взгляд, место Антоныча в сегодняшнем виденье украинской поэзии ХХ века? Например, у меня такое впечатление, что его стихотворения стали словно неким полистилистическим предварительным итогом украинского довоенного модернизма и авангарда (и Расстрелянного Возрождения, и западноукраинской, и эмиграционной ветви)...

— Антоныч полностью оригинальный. Начиная с литературного дебюта, его произведения никак не вписывались в привычное восприятие литературы: имею в виду принадлежность его к той или иной идеологической системе координат в мировоззрении. И в смысловом, и в формально-стилистическом планах он создавал свой стиль, свой текст. Антонич определенным образом был в ситуации tabula rasa, потому что осваивал украинский литературный язык и основывался на непосредственном опыте восприятия природы, ставя на второй план наслоение литературного опыта предшественников. Он черпал от многих, от многого, но больше всего от себя самого, развивая внутреннее свойство ощущать мир.

— Продолжая тему полистилистики. Как бы ты объяснил непростые взаимоотношения Антонича с авангардом? Содной стороны, в его произведениях, особенно в поздних и в непечатавшихся при жизни, есть немало откровенно авангардных моментов (здесь говорят и о сюрреализме, и об имажинизме, и об экспрессионизме), с другой, последовательным авангардистом его не назовешь, и он подчас очень едко отзывался, например, о соответствующем эпатаже в поэзии Василия Хмелюка...

— В ранних поэзиях Антонич отчетливо экспериментировал с формой. Эти стихотворения можем назвать авангардными, и некоторые из них действительно искусные. Авангард в украинском контексте часто ассоциируется с левыми идеями или же футуризмом. И с одним и с другим был хорошо знаком Антонич-интелектуал, однако ни одно ни другое не было близко Антоничу-поэту. Не только левые идеи, но и любая другая идеология в искусстве была для него неприемлемой. А если говорить о виденье будущего, то он, скорее, склонен к апокалипсическим мотивам, а не к технически-индустриальным. И вообще, Антонич был «против преимущества направлений» и протестовал, что Пикассо имеет «ярлыки», призывая: «Выньте его из ящиков «измов!».

— Почему об Антониче как прозаике в современной Украине практически не говорят? Хоть он написал очень немного прозы, но, например, «На другому березі», текст, вошедший в избранное, — очень интересный и самобытный. И вообще, почему он написал так мало прозы? Просто не успел? Или все его творческие силы занимала поэзия?

— Антонич хотел писать прозу. Над романом «На другому березі» он работал с самого начала и поэтического творчества. Трудно сказать, мыслил ли Антонич себя прежде всего поэтом, или на прозу делал ставку, но нужно было больше времени, чтоб выписаться, завершить свой роман и реализовать множество более мелких замыслов? Вопрос риторический. Почему об Антониче-прозаике мало говорят? Во-первых, Антонич всегда был представлен как поэт. Во-вторых, по-видимому, с толку сбивает сплошная незавершенность его прозы, хотя она, скорее, внешняя, а внутренне это как бы три точки, и в этом есть что-то кафкианское.

— Каким был Богдан Игорь Антонич в быту? Известно ли о каких-то очень интересных жизненных ситуациях, коллизиях или стечениях обстоятельств с его участием?

— Банальная истина, что самой главной биографией творческой личности является его внутренний мир, представленный в произведениях, особенно срабатывает в случае с Антоничем. Он сам делал большой акцент на творчестве, совсем не заботясь о своей будущей биографии. Авторы воспоминаний об Антониче признаются, что он напоминал совсем не поэта, а, скорее, ученого. В. Ласовский писал о «двух обликах Антонича», один из которых — вдохновенный поэт, исполненный размаха, а второй — простой человек. Этот разрыв еще больше влечет к Антоничу, искушает додумывать, представлять его образ. Если же говорить об Антониче реальном, то его можно познать из романа Оксаны Керч «Альбатросы», а также из воспоминаний и писем.

— Можно ли сказать, что этот поэт полностью изучен и что от его архивов или других материалов уже не стоит ждать сюрпризов?

Когда я готовил «Полное собрание сочинений», то обрабатывал архив Антонича в Национальной библиотеке им. Стефаника во Львове. Однако в текстологическом исследовании наследия Антонича еще могут быть сюрпризы: дело в том, что кроме С. Гординского, никто систематически не «вливал» в фонд Антонича материалы, которые могут быть в других странах. Кроме того, рукописи Антонича есть в частных коллекциях, и за них еще нужно будет побороться. Прорывом в изучении биографии стала книга И. Калинца «Знане й незнане про Антонича», и это еще не точка. Рецепции и интерпретации Антонича тоже имеют свою традицию, появилась критическая масса текстов, которые просятся в сборник, словно пополнение книги «Весни розспіваної князь», вышедшей в 1989 году.

— Антоничу повезло в плане посмертного признания и «культовости». Сегодня немногих из тогдашних поэтов так активно переиздают, актуализируют в совершенно разных художественных контекстах. А кого бы ты мог назвать из интересных и талантливых представителей украинской литературы межвоенной Галичины, которые сегодня забыты, но на самом деле заслуживают внимания читателя?

— Действительно, Антонича воспринимают как самого выдающегося украинского писателя межвоенного периода из Галичины. Конечно, есть и другие интересные личности, хотя вряд ли равные ему по уровню таланта. Этот период был разнородным, примечателен он как художественным творчеством, так и литературной критикой и теоретически- художественными поисками. Вспоминается несколько личностей, прежде всего Михаил Рудницкий, самый главный «европеизатор» украинской литературы в Галичине, мастер парадоксов, блестящий литературный критик, которому позавидовал бы не один прозаик. Мало уделено внимания раннему творчеству Ирины Вильде. А еще одним из феноменов межвоенной Галичины являются произведения литературного и художественного миров. Например, поэт и художник, критик и знаток литературы и искусства Святослав Гординский, а также поэт-художник, друг Антонича, Владимир Гаврилюк.

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать