Ключевые слова Романа Лубкивского

Когда уходит в мир иной знаковый человек, то сообщество, как правило... а еще озабочено наводнением гражданских событий времен исторических перемен... быстро отправляет такое, до недавнего времени громкое имя в почетное забвение. — Ты свое сделал, насколько позволил Господь, теперь отдыхай себе и смотри, приходят ли достойные продолжатели Твоего дела. Так сначала, казалось, будет с кончиной славного Романа Лубкивского в первые же годы. Но вот все чаще, как будто и поневоле, все, кто его близко знал, оглядываются: где же Он? Его место пустует...

Есть достоверные подтверждения, что начало его харизматичного нрава ярко проявились еще в школе. Учеником написал стихотворение об украинском языке — и это произведение до сих пор среди лучших в святой теме; стихотворение привело к знакомству абитуриента с уже известным на то время поэтом Дмитрием Павлычко, был похвален ректором Львовского государственного университета им. Ивана Франко, академиком Лазаренко, который открыл дверь упрямому абитуриенту в университет, несмотря на нехватку полбалла... И это — парнишке из далекого, затерянного среди лесов и малоцивилизованной природы села Островец на Теребовлянщине Тернополья! Дух этого стихотворения, кстати, и стал началом формирования основного культурно-патриотического стержня, который пронизывает все дальнейшее творчество и гражданский труд поэта. Первые «ключевые слова» из далекого 1956 года: «Рідна мова».

«Коли ж устами чорними людці

Тебе, моя свята, кохана,

сквернять,

Здається, в серце хтось

вганяє терня,

Здається, хтось шмагає по лиці».

Таким образом, незыблемой формулой жизненного пути поэта становится триада: украинский язык — украинская культура — Украина-государство. Это и, бесспорно, способствовало гармонизации обеих ипостасей: деятельно-творческой и общественно-политической. И то настолько тонко, что Роман Лубкивский никогда не жаловался с сожалением: о, если бы работа в «Дзвоні», в Союзе писателей etcetera, то написал бы намного больше; а если бы не творческие увлечения поэзией, переводами, то открыл бы еще с десяток необходимых музеев или памятников недостаточно почтенным украинским деятелям у нас и за пределами!.. И вычитывал гранки — и писал... Вычитывал пристально и писал талантливо. К первой же поэтической подборке в «Літературній Україні» 1964 года Дмитрий Павлычко написал похвальное «слово»; первый же сборник поэзий «Зачаровані олені» в 1965 году засвидетельствовал, что в литературный процесс вступает поэт, достойный принадлежать к когорте «шестидесятников». Когда согласился возглавить Львовскую писательскую организацию, то не с тем, чтоб высиживать в президиумах, красоваться в Киеве на съездах, правлениях, международных форумах, а с первых дней засучив рукава взялся за молот Франко пробивать скалу!.. Как раз же выпало править во времена развернутой русификации с целью окончательного слияния культур Украины и России, когда был забран из Киева в московскую ссылку Шелест, было распоряжение о переходе на русский язык преподавания в украинских вузах, признан русский — языком партии в Украине, преподавателям «росмови» здесь предоставлена 15-процентная доплата, диссертации писать только на русском, а при том — киноиндустрия, спорт, армия, наглядная агитация и все остальное — на «абщєпонятном»... Мало того — распоряжение было подперто активизированной репрессивной машиной — «психушки» и концлагеря массово заполнялись патриотами, подносившими голос в защиту родной культуры. А что Роман Лубкивский, помня сталинские репрессии, понимал: прямолинейный протест не всегда эффективен, — когда тюрьма выбивает человека на десяток лет из колеи, — то решил воспользоваться Богом данными талантами. А это у него: бурная инициативность, ловкая дипломатичность, настойчивость в осуществлении взятых обязательств, редкое ораторское умение и умение убеждать любого оппонента и, несомненно, незаурядный ум, который на каждом шагу проявлялся в мудрых решениях, суждениях, в юморе, в иронизмах, в остроумной философичности. Вот таланты, задействованные в полную силу, и сработали, — партийные власти, словно задурманенные, шли ему на уступки, и он добивался успеха везде, где никто и не надеялся... К примеру, размышляет так: вы русификаторы-партократы, уже видите тотально завершенное омосковление в Галичине, а я народу продемонстрирую во весь рост «Будителя», спасшего русинов-украинцев Галичины от тотальной полонизации. Когда уже даже в Греко-католической церкви царил польский язык, «Будитель» взял и выступил с проповедью на народном украинском языке и напомнил: «Руська (украинская. — Л.Р.) мати нас родила, Руська мати нас повила!» — мол, помните: «Хто ми є, чиї ми діти?!» Роман Лубкивский так широко «распропагандировал» имя Маркияна Шашкевича, униатского священника в атеистическом государстве, что слава отца-поэта зазвучала еще громче, чем это было в древности; добился восстановления плебании в селе Пидлысси, где жил отец-священник, где родился Маркиян; во Львове в помещении колокольни, которая уже должна была «идти на слом», создал с директором картинной галереи Возницким музей «Русалка Дністрова» в память об издании украинского альманаха Маркияном, с его стихами... с произведениями побратимов из «Руської трійці». Основал музейные комнаты в селах, местах, связанных с жизнью Шашкевича. Способствовал в издании Институтом общественных наук сборников «Шашкевичіани», писал статьи, исследования, посвященные Маркияну, к юбилейным датам, — чтобы имя «Будителя» все время было на устах, действовало, звало к неповиновению партийным русификаторам. В селе Волкове основал мемориальный музей современника Маркияна — отца Николая Устияновича, который тоже писал на украинском языке... исторические повести... также на сохранившейся плебании. Часть музейной экспозиции составили полотна выдающегося украинского художника и поэта Корнила Устияновича, сына Николая. Эти места связаны и с Франко, который дружил с этнографами из чешских колонистов Кубой и Грегоржем. Для чехов Роман Лубкивский постарался о памятных знаках. Вслед за Дмитрием Павлычко развернул работу над увековечением памяти «забытого» партией величайшего украинского поэта Богдана-Игоря Антоныча, — создание музея в с. Бортятыне на Львовщине, на плебании, где жили родители поэта, где правил отец-священник Греко-католической церкви, мемориальный знак во Львове, где жил и писал поэт, издание книг... Таким образом, велась колоссальная работа, чтобы привлечь внимание львовской общественности к истинно народным, национальным культурным деятелям, а приглушить — к навязываемым партаппаратом прокоммунистическим. Наблюдательный глаз мог увидеть, что инициативность Романа Лубкивского дает свои плоды: в мастерских львовских скульпторов значительно уменьшилось количество заказов на «ленинов», на «советскую символику», а выросло — на артефакты «шевченкианы», «шашкевичианы», «франкианы»... Когда с «перестройкой» наступила возможность художникам обратиться к родному... то у них было уже немало наработок, замыслов в тех руслах, что их прокладывал Роман Лубкивский с единомышленниками, с Борисом Возницким.

А как пришло время  демократических выборов, то писатель почувствовал, что его возможности в культуре могут быть  полезны в Верховной Раде, в которую, бесспорно, будет продвинуто народом немало своих любимцев, личностей истинно патриотических, преданных делу украинского возрождения; разумеется, там будут единомышленники, с которыми можно будет выражать с трибуны Верховной Рады свои идеи культурничества и воплощать их в законы. Так и случилось. Единомышленниками полнилась вся Украинская Народная Рада. Инициативы здесь же подхватывались  — о ежегодном праздновании даты принятия декларации о государственном суверенитете Украины; о внесении в сессионный зал национального сине-желтого знамени Украины сразу после торжественного принятия Акта о государственной независимости Украины с последующим предоставлением ему статуса Государственного; о выносе из сессионного зала фигуры Ленина; о принятии Присяги Президентом на верность Украине на «Пересопницком Евангелии». (Правда, «Евангелия» — это еще не вся «Библия», а в мире традиция — присягать на полном тексте — «Во имя Отца и Сына и Духа святого!» Но, очевидно, писатель считал, что присяга украинца на тексте украинским народным языком будет более сердечна и искренна.) Когда Верховную Раду потрясла весть о ГКЧП, а от КГБ поступило распоряжение приостановить работу Рады, то Роман Лубкивский взялся писать протестное заявление вместе с Михаилом Косивым сразу, без колебаний. Невзирая на то, что принадлежал к самым активным депутатам, которые понимали необходимость наискорейшего развертывания государственно— созидательных процессов, — пока имперские силы Кремля не опомнились.

Когда же возникла потребность в кандидатуре на посла в Чехословакию, то Роман Лубкивский охотно согласился, потому что имел на то все основания: знал языки обеих республик, знал обе культуры в связях испокон веков с историей и культурой Украины, много переводил произведений как чешских, так и словацких писателей,  за что был удостоен чешской литературной премии им. Витезлава Незвала; был знаком со многими культурными деятелями Чехии и Словакии, поддерживал тесные связи как с ними, так с украинскими литераторами Пяшивщины... Хотя знал, что придется начинать работу украинского посольства с нуля, ведь Российская Федерация, провозгласив себя правопреемником Советского Союза, присвоила все имущество бывшего советского посольства, в котором насчитывалось несколько десятков объектов строительного характера, и не отпустила Украине ни одного. Здесь, опять же, проявился организаторский талант — через короткое время и посольство нормально заработало, и было построено соответствующее помещение. К тому же в дальнейшем поэту пришлось пережить проблемы с отъединением республик, следовательно, основанием двух посольств. Каденцию Р. Лубкивский завершил Чрезвычайным и Полномочным Послом в Чехии, в хороших отношениях с президентом Чехии Гавелом.

При этом поэт не откладывал перо на потом — до выгодных времен. В 1992-м удостоен Национальной премии Украины имени Тараса Шевченко за поэтический сборник «Погляд вічності», где поэту удался оригинальный замысел — философское и эмоционально-эстетическое осмысление автопортретов Тараса Шевченко в связях с эпохой, в которой эволюционировало сознание гения и отражалось в фактах его художественной практики.

С возвращением во Львов Роман Лубкивский разворачивает общественный труд в тех аспектах, которые были основаны в «спілчанський» период; теперь — и главой общества «Просвіта», и начальником управления культуры Львовской областной госадминистрации. Основное внимание к именам Шевченко, Шашкевича, Франко, Антонича. Однако в условиях самостоятельной Украины эта деятельность обретает более широкий размах, иной общественный характер. Ведь теперь не нужно ломать шапку перед партийными бонзами, не хитрить, вынуждать себя к лукавой дипломатии, чтобы вырвать согласие или разрешение на малость украинского... и то примазанного «серпочками і молоточками», а есть возможность очищать раньше разрешенное партократами от просоветского лака, вынимать или, собственно, освобождать из оков закрытое цензурой и выносить фигуры народных героев в первозданном духовном величии, на государственническом уровне. Ничто уже не мешало львовской власти вместе с культурным сообществом переименовать центральный проспект  Ленина на Свободы, ликвидировать там памятник Ленину, а на месте так называемой «Клумбы», вокруг которой при «перестройке» собирались протестные веча, возвести на конкурентной основе памятный комплекс Тарасу Шевченко. Кстати, только по инициативе и замыслу Р. Лубкивского государственное издательство «Світ» выпустило роскошный том к юбилею Кобзаря, под названием «Посвята», что стало заметным знаком духовного самопосвящения художественный Львовщины Великому Кобзарю. В Нагуевичах завершается во всей тематической полноте мемориальный комплекс в честь Ивана Франко, включая строительство современного музея поэта напротив родительской усадьбы. Комплекс обогащается пластическими работами лучших львовских скульпторов и дизайнеров. В селе Бортятине Мостиского района дом плебании, где была только музейная комнатка, переформатировался в полноценный музей Б.-И. Антонича, с мемориальным пространством для проведения ежегодных поэтических чтений. В Польше, на Лемковщине, в селе Новице, где родился поэт, усилиями львовян создана и построена таблица, бюст... В то же время Р. Лубкивский прилагает немало усилий для переиздания произведений здесь, в Украине, а также выхода книг в Словакии, Хорватии, Польше на языках этих стран. Так же неуклонно ведется работа над пополнением мемориального ряда, посвященного Маркиану Шашкевичу; новые и новые места исследовано и принято во внимание — с обозначением там в той или иной форме имени «Будителя». И опять же — книги, книги... Р. Лубкивский выпускает в издательстве «Місіонер» том «Камертон Шашкевича», где собрал все самые важные свои публикации, которые касаются имени Шашкевича еще с 1968 года под названием «Віддаймо шану Маркіянові», напечатанной в «Літературній Україні». Собралось немало. А также и ряд поэтических произведений — кантата, поэма, баллада. Эта книга, к сожалению, стала прощальной с Маркианом — на многолетнем пути общения современного поэта с предтечей, который в далекие, мрачные для Украины времена, только начинал в Галичине литературу на народном украинском языке... после, разумеется, устного народного мелоса.

Следовательно, в этот период идет активное заполнение тех страниц из жизни и творчества гениев, к которым в советские времена доступ был строго запрещен. А стоит при этом отметить, что каждый замысел культурничества Р.Лубкивского отмечался масштабностью, потому он — что мог сделать своими руками, то брал на себя, а для остальных — привлекал творцов из других сфер настолько убедительно, что никто не мог отказать или выполнить абы как; особенно много задач ложилось на скульпторов, строителей, дизайнеров, музейщиков и спонсоров. И, что очень странно: никто не сетовал, не жаловался, многим нравилось выполнять определенные заказы и безвозмездно — почиталось за честь! Очевидно, потому, что инициатор своими собственными и мощными усилиями организатора вообще жертвовал. Во времена возрожденного государства не брал плату за составление книг, ни гонораров за опубликованные статьи или подборки стихотворений, или изданные свои поэтические сборники — а получалось немало.

И еще факт из этого ряда. В 1976 году, пребывая в Нью-Йорке, познакомился со Святославом Гординским. И настолько увлекся этой выдающейся фигурой, бывшим львовянином, учеником в художественной школе Новакивского, известным поэтом, впоследствии одним из самых выдающихся украинских сакральных художников — по его эскизам итальянские мастера выполнили фрески мирового уровня в римском соборе Святая София, построенном Патриархом Йосифом Слипым, который в 1990 году посодействовал Гординскому посетить Львов, навестить могилу своего отца Ярослава Гординского, знаменитого ученого-литературоведа, профессора гимназии; потом занялся изданием произведений мастера на художественные темы — успел издать в «Світі» первый том «На переломі епох», готовил второй... с искренним желанием вернуть Львову его знаменитого сына.

Поэт наряду с оригинальным творческим трудом не меньше сил отдает и переводческой работе,  за что удостоен Литературной премии им. Максима Рыльского. В кругу его переводческой заинтересованности произведения поэтов почти всех славянских литератур — как классиков, так и современных. О чем свидетельствует, кроме многих книг переводов в течение творческой жизни, большой том, который вышел в издательстве «Дніпро» в 2015 году со стихотворным ироническим предисловием «До її превелебності Музи перекладачів». Там есть строки: «Вона прийде, примчить, прилине — / Віддячити за дні журби / Змарновані з її намови, — / Аби скарби чужої мови / У наші одлились скарби». Благодаря его переводческому вдохновению и появились две знаковых для украинской литературы книги в издательстве «Світ»: «Стратим-Лебідь» Максима Богдановича, белорусского «будителя», где представлены почти все наработки его короткой творческой жизни (интерпретированный на девять десятых из-под пера Р.Л.); и «Срібний міф України», с предисловием Дмытра Павлычко, произведений великого польского поэта Юлиуша Словацкого, где наряду с переводами Максима Рыльского, Мыколы Бажана, Мыколы Зерова (драма «Мазепа»), Григория Кочура, Ивана Драча, Дмытра Павлычко (поэзии и поэма «Вацлав»), есть и достойная работа Романа Лубкивского, представленная переводами многих стихотворений и драмы «Срібний сон Саломеї».

Однако в коротком обзорном воспоминании не охватить всю глубину, весь объем мысленно-философско-творческого наследия, обозначенного ключевыми словами, которые так последовательно отвечали основному стержню жизненных деяний в триаде «мова — культура — Україна-держава», такой харизматичной фигуры как Роман Лубкивский. И что... даже пахнет мистикой... удивительно: поэт завершает свой поэтический труд «лебединой песней» — сборником стихотворений, переводов, перепевов под названием «Ключові слова», что вышла в 2015 году в издательстве «Сполом».

Удивительная, удивительная книга! Поэт еще слышится полноценно в рядах. Гневно отзывается рядом поэзий на бессмысленную агрессию Кремля против Украины; в диптихе «Окупаційна камуфляжність», как донесения из фронта для сегодняшних, звучат строки: «Окупація. / Агресія. / Розбій. / Смерть. / Котра живих / У жах заковує, — / Ось— / Твій знак. / Твій бренд / І символ твІй / Ключових всіх словес / Московіє!» Преднамеренно подает целый раздел переводов из русской поэзии еще от Александра Сумарокова (XVIII в.), в которых сама русская культурная элита хочет образумить имперское ядро от агрессий и варварства, чтобы напомнить украинскому читателю, что среди россиян случаются и порядочные люди, здравомыслящие. И в то же время помещает в этот сборник «Заповіт», где есть трогательные строки:

«Я не вбитий, як ви,

та загину сьогодні.

Але залпу не буде.

Нема й холостих.

Загорніть мене в прапор

«Небесної сотні».

Я — із Другої. З першою

в небо не встиг.

Загорніть мене в знамено

України,

Ніби в мамине слово,

щоб тепло було,

А накрийте легенькою

тінню пір’їни,

Пелюстками барвінку,

щоб серце цвіло».

Вскоре просьба поэта была выполнена Львовским сообществом на государственном уровне, и хватало «холостых»... Но, к сожалению, не все выполняется, о чем общественный деятель мечтал. Где равноценная инициативность и деятельная энергия?!

Очевидно, рано или поздно, таки сработает «Поученіє» внукам, помещенное после «Заповіту»:

«Завчи, мій внуче, правнуче,

завчи,

Запам’ятай Сім заповідей

Божих.

Знай, що сакраментальне

«Не мовчи»...

Так само зброя проти сил

ворожих...»

Но поскольку Роман Лубкивский по натуре был большой оптимист, никогда не избегал шутки, иронии, уместной остроты, потому стоит и потомкам смотреть в будущее с его именем с оптимизмом.