Балерина на венике
Меня почему-то зацепило утверждение ироничного умника, будто, шагая по жизни, мы слышим не то, видим не так и понимаем все по-своему лишь для того, чтобы истории, которые мы себе рассказываем, имели смысл. Уловила в этом что-то слишком прагматичное, как бы мимоходом крадущее аромат у цветка. Поняла так: удали из обиходов все острое — удивление, восторженное жизненное смятение, недосказанность, немотивированное вдохновение, — будто они совсем необязательны. Живи на своей глубине, к чему искать мель там, где ее нет, или особый смысл, который, по сути, находится в собственной голове. Будто предлагает эти правила выучить, как движение в танце, но ведь мы все знаем цены только про чувственное. Так бывает и с сюжетами, которые подчас сами рождаются в голове от впечатлений самых незначительных, по сути от мелочи, но они зачем-то не исчезают из памяти, требуют своего осмысления, я бы сказала, претендуют на какие-то отношения. Может, это полуболезненое состояние искать во всем второй и третий смысл или боязнь замусолить искренне внезапное впечатление.
Так, недавно меня удивила откровенная, совсем незатейливая жизненная цитата уходящего лета, от предмета, который этого обычно и не обещает. Я говорю о свежем аромате пушистого бокастого веника, который купила на сельском базаре и почему-то признала, что он рожден не только для того, чтобы прикасаться к мусору, но и для того, чтобы кто-то тактильно отметил его привлекательность, золотистость, учуял волшебный запах скошенного сена... И я, зарыв нос в него, почувствовала себя на солнечной поляне в совершенной идиллии. Даже ковид когда-нибудь точно исчезнет, а веники будут плести всегда. Дяденька, продавший мне его (а у него были большие и детские), удивившись моему вдохновению, скорее всего, подумал: «Ну, что сказать, — городская!». Но невольно улыбался — веник-то вышел знатный.
Совсем немотивированно вспомнила, и не впервые, еще более приземленный толчок к вдохновению. Однажды в самом центре столицы совсем не известный широкой общественности — самый обыкновенный пищевой кулек парил над улицей. Миг тому назад он никому не нужный — подминаемый под ногами прохожих — прощался с жизнью. И вот нежданно-негаданно шальной порыв ветра подхватил полуразорванную пленку и поднял высоко над деревьями. И она, уже смотря на них сверху вниз, кружилась вовсю. Все, кто ждал маршрутку, запрокинув головы, наблюдали за этой ветряной затеей. Кульку — видимо в его короткой жизни — и не снилось подняться на такую высоту, да и зачем это искушение. Но кто же откажется, если сама жизнь пригласила...
Вот невидаль — многие деревья — увешенные потрепанными кульками, но этот не просто летал. Он, казалось, наслаждался, чутко проникая к очередному аккорду воздушного потока. Будто он и родился с мечтой — взлечу. Стоящие на остановке невольно следили за этим искренним скольжением с каким-то одинаковым мечтательным выражением лиц. Уже подошла маршрутка, увозя первый зрительский партер, а он все летал, захлебываясь от собственной смелости, забыв об осторожности, и наткнулся таки на свое роковое дерево — тому тоже было охота позабавиться с шалунишкой. Все сразу заспешили, как бы устыдившись своей реакции на смешной, мне же показался, философский зигзаг жертвенного кулька. Ведь именно он напомнил: иногда человеку полезно смотреть не только под ноги.
Вот и веник показался мне удивительной итоговой цитатой сложного, ломающего все планы, но прекрасного лета. Конечно, уже начала слегка вспоминать: даже плотное жужжание ос на террасе во время цветения дикого винограда и то, как я ставила им блюдечка со сладким в стороне и те вежливо — соблюдая границы — мне вовсе не мешали уплетать любимые плюшки с заварным кремом. Именно они стали для меня открытием этого деревенского лета.
На маленьком нашем базаре, куда съезжаются многие продавцы из ближайших сел, так как именно в нашем селе есть всегда много покупателей: киевские дачники и отпускники на многочисленных базах отдыха, — которые то открывались, то закрывались, но по сути были активны постоянно. В сельских маленьких магазинчиках репертуар скучноватый, а вот на рынке — от голубцов до налистников для тех, кто не любит сам готовить; от дивных овощей до пахучих трав и пирожков. Причем у всех они разные и каждая продает в свое время: в пять утра — тетенька для рыбаков, в 11 утра — для мам, которые вышли за молоком и пирожками, к трем часам выходит моя фаворитка — Алла, приехавшая с мужем Володей за рулем из соседнего села. Причаливает их фургончик, как бы выпрыгивает из него мобильный столик, покрытый свежей скатертью, и сразу на нем появляется до 30 имен всяких вкусняшек — от чебуреков до лавашей, до сырных колобков и множества пирожков с разнообразной начинкой.
Но мой капкан определился очень быстро — это плюшка, запеченная в печи, в сердцевине с заварным кремом и как бы накрахмаленной присыпкой вокруг. Эту присыпку я слизывала самой первой. Бывало, прибегу на базар и сразу глазами проверяю, если ли «балерины». Это мое название плюшек быстро распространилось по обе стороны прилавка. И всем в итоге понравилось. И Алла согласилась. Будто, когда смотришь сверху, — лежит прима на своей пачке. Эту заварную прелесть, а крем не только варится и запекается в печи, привозит семейная пара — бывших жителей Широкино. Оттуда они сбежали от разрухи, бросив все, и остановились тут, в селе на Черкащине. Прижились, начали делать то, что умеют, и все о них узнали. Может, кто и завидует, ведь в селе умелиц много было и до них. Но у Аллы тесто — особенное, — такого больше нет ни у кого. И как ни наивно это звучит — на сельском рынке, я бы рискнула сказать, что оно мишленовского уровня.
Этим летом расслабилась настолько, что дачную философию «делаешь то, что любишь» восприняла буквально и присела на «балерин». Две в день, как тут сберечь форму, — ругала себя ежедневно. Но в три часа дня уже была первая, встречающая Аллу. Но к первому сентября дачники потянулись в город вместе со своей детворой, тогда будучи уверенны, что все школы будут работать в нормальном режиме, и базар начал утихать. Как-то пришла в свое время, а Аллы нет. Она тоже закончила свой сезон, ведь все летние ночи провела у печи. В тот день от той пищевой пустоты я купила ароматный веник и он ловко своим незатейливым шармом поднял настроение. Я шла с базара, нюхая и нюхая, улыбаясь и улыбаясь, но вот только плюшечки в руках у меня не было. И все же подумала — молодец Алла, что остановила мой разврат с заварным искушением. Да и до следующего лета не так долго, а заварной крем я и сама, когда захочу, быстренько состряпаю.
P. S. Уже вдогонку, когда вернулась в Киев, меня ошарашило известие, что Канев вошел в красную зону, а мое село совсем рядом. Вот такое выдалось лето — непредсказуемое....
