Горький мир, сладкий мир
(19 марта - 125 лет со дня рождения Максима Рыльского)
Он родился в семье, где присутствовал возрастной и имущественный мезальянс. Его отец принадлежал к малочисленному слою украинской интеллигенции, был публицистом и фольклористом. Мать, несмотря на крестьянское происхождение, была настоящей, так сказать, аристократкой души. Мальчик имел возможность получить прекрасное образование, был очень способным. В Киеве был близок к нескольким тогдашним влиятельным украинским семьям.
Юный Максим Рыльский рос эстетом, углубленным в изящные жизнеутверждающие поэтические рефлексии. К примеру, в его знаменитом стихотворении «Яблука доспіли», любовь и разлука, вечные встречи и прощания переданы тонкими живительными переливами слов и звуков:
Вже й любов доспіла під промінням теплим,
І її зірвали радісні уста, —
А тепер у серці щось тремтить і грає,
Як тремтить на сонці гілка золота.
После большевистского переворота Рыльскому удавалось более десяти лет держаться вне политики, культивируя внутри карательного режима возвышенность литературы и искусства. Молодой поэт восхваляет радости жизни, наслаждение возможной мировой гармонии, непостижимую космическую упорядоченность, верит в просветление и освобождение от оков страдания. Ведь мир такой сладкий!
Чи янголи нам свічі засвітили
По довгих муках безсердечних літ,
Чи ми самі прозріли й зрозуміли
Солодкий світ?
Принадлежавший к неоклассикам, он не раз и не десять чувствовал эстетическое отвращение к литературному копошению полуграмотной массы рабочих и крестьянских советских писак, которые ни с того ни с сего захотели стать писателями, будучи только бездарно ограниченными графоманами.
Но Рыльского тоже ненавидели большевики за его «белые перчатки» и «белые острова». В начале тридцатых его арестуют. Почти год поэт проводит в страшной Лукьяновской тюрьме. После той отсидки он в 1932 году отрекся от части себя, написав сборник «Знак терезів» с несвойственными для своего тонкого вкуса примитивными пропагандистскими мотивами...
Это он позже невольно травил целые поколения украинских детей сентиментальными стихами про «хлопченя з розумними очима і чолом високим та ясним». Но, в отличие от Павла Тычины, буквально вырождался как поэт от сборника к сборнику, Максим Рыльский, через страдания и душевные раны, злоупотребление алкоголем и коррозию таланта, все же сумел оставить часть своей души «на білих островах» (так назывался его первый сборник) прославления жизни как великого чуда.
Во время войны и эвакуации женатый Рыльский переживает и удивительный подъем творчества и новую любовь, от которой пришлось отречься... (Кстати, Екатерина Рыльская была прекрасной женой для по-своему нелегкого характера своего мужа). «Пісня про Сталіна» все же спасла Рыльского в 1938-м году. Но в 1946-1947 гг. была организована его травля, результатом которой было напечатанное в декабре 1947 года покаяние «Про націоналістичні помилки в моїй літературній роботі». Наверное, и тогда написанное из-под нагана сталинославие спасло Максима Рыльского физически. (Атмосфера тех лет, которая мало чем для украинской культуры отличались от тридцатых, удачно передана в романе Марины Грымыч «Клавка»).
Но все же поэт верит в сладкий мир возможного человеческого счастья, воспевая его не только в молодые годы. Битый жизнью и идеологическими пытками, в 1955-м он прославит розы и виноград, две равновеликие и равносветлые стороны человеческого сердца.
Он написал десятки поэтических сборников. Многие его поэмы тоже по-настоящему приняли стихолюбцы. Максим Рыльский был замечательным переводчиком, эссеистом и публицистом. Долгие годы он был директором Института фольклора и этнографии Академии наук УССР.
Отдыхал, имея страсть не только к застольям, но и к охоте и рыболовству. Много курил. Кто сейчас может реставрировать то, что пережил Максим Рыльский? По крайней мере он помогал гонимым писателям, спасал, где мог, ошметки украинской культуры, будучи еще и составителем «Антології української поезії». Сохранил свою неистребимую человечность - и еще культивировал ее в других, которые были достойны такого душевного садоводства...
Кажется, в опостылевшей советской действительности было невозможно найти «белые острова» радостей и счастья. Но Максим Рыльский, с его врожденным антидекадансом, белым душевным светом умел их видеть в надежде на эволюцию советской империи, в священнодействии извечных законов природы. Не чурался шутки и смеха. Жизнь продолжалась, дети рождались, как идет она сейчас, даже в самых черных местах планеты, (как, пример, в Северной Корее).
Говорят, что в последние годы он много думал о своих бывших друзьях-неоклассиках, среди которых живым - дорогой ценой! - остался только он.
Сладкий мир высокоталантливого поэта был всегда скрытым от горького мира советской действительности.
