Шум и ярость
Ровно 60 лет тому назад на экраны вышел «Трон в крови» Акиры Куросавы - лучшая на сегодня экранизация трагедии Шекспира «Макбет».
Прежде чем перейти к разбору фильма, следует остановиться на первоисточнике. Что, собственно, происходит в «шотландской пьесе» (в английском театре существует суеверие называть «Макбета» «эта пьеса» или «шотландская пьеса»)?
В начале ХХ века британский реформатор театра Эдвард Гордон Крэг рассматривал «Гамлета» и «Макбета» как зеркальную дилогию, герои которой, изначально одинокие, движутся в диаметрально противоположных направлениях: первый – восставая против власти, второй – пытаясь подчинить ее себе. Если принц датский – квинтэссенция бунта, то гламисский тан – доведенный до убийственной крайности компромисс.
Макбета чтут как славного воина, однако «знание, не действие – вот форма существования, наиболее присущая злу» (эта и следующая – цитаты из книги Вальтера Беньямина «Происхождение немецкой барочной драмы» (М., «Аграф», 2002)). Встреча с ведьмами запускает цепочку метаморфоз – от безукоризненного полководца до убийцы, от убийцы до тирана, отстаивающего трон всеми возможными способами, и от тирана до меланхолика, в чьих речах есть «отблеск дальнего света, исходившего из глубин мысленного погружения», чему подтверждением – ключевой монолог из пятой сцены V акта перед штурмом замка Дунсинан («Так в каждом деле. Завтра, завтра, завтра…»).
Макбет, в понимании Крэга, пленен Роком; злодей силою пророчества, колеблясь и осознавая происходящее, он все же направляется к гибели. Это, а также постоянное соприкосновение с потусторонними силами придает Макбету особое, инфернальное величие, которое Шекспир описывает как «чудовищность души». Пребывая между двумя мирами, проливая кровь и не теряя способности к рефлексии, он расщеплен изначально; недаром в набросках Крэга к прологу с ведьмами появляется расколотый столб как центральная ось мизансцены (к этому образу мы еще вернемся).
Впрочем, «Макбета» по преимуществу трактуют как драму о развращении властью. Между этими полюсами – Макбет как обреченный антипод Гамлета и как властолюбец – пребывают все экранизации.
Куросава задумал картину по мотивам «Макбета» еще в конце 1940-х и планировал снимать ее после «Расёмона» (1950), однако из-за экранизации Орсона Уэллса (1948) отложил реализацию замысла. «Трон в крови» (яп. 蜘蛛巣城 - кумоносу дзё, дословный перевод — «Замок паучьего логова») вышел в 1957 г. Куросава свел текст Шекспира к считаным отстраненным цитатам, адаптировал сюжет и диалоги к средневековой Японии, а визуальной основой положил эстетику театра Но. Асадзи (Исудзу Ямада), жена главного героя, самурая Васидзу (Тосиро Мифунэ), загримирована так, что ее лицо напоминает маску женской ипостаси ситэ (аналог протагониста/ки в Но). Эпизод со стариком-прорицателем (редукция ведьм оригинала), сучащим пряжу в светящейся лесной хижине, тоже отсылает к хрестоматийным мизансценам. На пиру выступает актер-аикёгэн (исполнитель интермедий), цитируя шекспировский оригинал. Ритуальная пластика Но у Куросавы превосходит декоративные функции: это хореография одержимости. Асадзи выполняет традиционный танец во время убийства сёгуна, обозначая таким образом свое предстоящее безумие. Васидзу-Мифунэ – человек смертельной доблести, продолжающейся в темпераментном саморазрушении; каждое его движение изобличает героя, равно безудержного в храбрости, жестокости или страхе. Для него нет преступления – он лишь идет к власти, следуя по стопам сюзерена, тоже умертвившего своего предшественника. Нет и финального подинка - только лиш расстрел Васидзу из луков солдат собственной армии, срифмованный с марширующим Лесом паутины как воплощением ужаса узурпатора.
«Трон в крови» начинается и заканчивается столбом с надписью «Здесь стоял Замок паутины» посреди безлюдного предгорья. Стоит вспомнить о расщепленном обелиске в эскизах Крэга. Крэговский знак утраты целостности мира перерастает у Куросавы в общее опустошение. Столб с эпитафией – надгробие, а самурайское средневековье между реперными точками этого посмертного кадра есть маркер безвозвратного прошлого, населенного воинственными призраками. Хор в эпилоге декламирует строки из монолога Макбета перед последней битвой (перевод Юрия Корнеева):
Так в каждом деле. Завтра, завтра, завтра, –
А дни ползут, и вот уж в книге жизни
Читаем мы последний слог и видим,
Что все вчера лишь озаряли путь
К могиле пыльной. Дотлевай, огарок!
Жизнь – это только тень, комедиант,
Паясничавший полчаса на сцене
И тут же позабытый; это повесть,
Которую пересказал дурак:
В ней много слов и страсти, нет лишь смысла.
Запечатывая повесть «Трона» шекспировскими sound and fury, Куросава отдает историю во владение меланхолии: итог – тщета. Замка паутины, равно как и воевавших за обладание им, давно нет. Жизнь-паяц сошла с подмостков, и это отсутствие тотально – вне заклятого круга борьбы за власть, вне места, вне времен.
Что остается? Эхо в бездне, куда, не в силах остановиться, вновь и вновь восходит гламисский тан: шум и ярость.
***
Трон в крови / 蜘蛛巣城 (1957, Япония, 108`), режиссура: Акира Куросава, сценарий: Синобу Хасимото, Рюдзо Кикусима, Акира Куросава, Хидэо Огуни, оператор: Асакадзу Накаи, актеры: Тосиро Мифунэ, Исудзу Ямада, Такаси Симура; производство: Toho.
