Чтение вредит. Ведь правда же?
Это случилось! Я нашла виновника всех наших бед и принципиальной неспособности человека быть счастливым! Однажды мы научились читать — и с тех пор понеслось.
Вы понимаете, что во всех сообществах, которые сделали своим достоянием письменность (а это и на сегодняшний день еще не все существующие — счастливцы), чтение всегда предшествовало письму? Чтобы научиться писать, нужно научиться читать. А когда мы читаем, мы меняемся. Можете это «сверить» с теми переиначиваниями, происходящими с вашим ребенком, который овладевает азбукой. Можете поверить антропологам.
Леви-Стросс (куда уж более авторитетный наблюдатель) называл сообщества, не имеющие письменности, холодными. Название вряд ли удачное. Так как речь шла о том, что люди в таких сообществах не строят свой мир как последовательность событий, связанных хронологией, логикой или причинно-следственной связью. Они принципиально не-исторические. Тепленькие такие.
Последователи Леви-Стросса подхватили и объяснили. Пока коллектив людей не умеет и не нуждается в том, чтобы читать, он не видит время как линейное движение — от начала истории до ее конца. Кстати, с появлением Книги такой конец истории даже называют вслух единогласно: Конец Света, Апокалипсис. Так вот, люди, которые не читают, чувствуют время иначе. Все, что можно и что имеет вес, для них происходит в тот же миг — но на разных уровнях. Ты рождаешься и умираешь ежесекундно. Тебе больно еще до того, как тебя ударили. Ты счастлив не потому, что тебя любят, а потому, что пока нет.
Теперь верите мне, что во всем виновато чтение?
Мы научились читать и поняли, что мы все смертны и рождены только для того, чтобы умереть. Мы научились читать, и поверили, что все последствия имеют причину, а следовательно вину ждет наказание, а добродетель будет вознаграждена. А значит, существует хотя бы надежда на справедливость. Что на каждый стимул будет своя реакция, адекватная стимулу. А это и есть надежда. Что в мире нет случайных элементов. А это и есть вера.
Мы изобрели для себя параллельную альтернативную реальность, в которую теперь время от времени погружаемся с головой. Одна известная писательница утешала: если год за годом перечитывать «Гамлета» и записывать свои читательские впечатления, то впоследствии можно прочитать свою самую честную автобиографию. Шекспир — всего лишь комментатор. Авторы — всегда только мы. Официально это называется «эскапизм (бегство) как категория художественного письма». То есть правдоподобное художественное произведение — это не «все, как в жизни», поскольку вариант «все, не как в жизни» в процессе чтения просто невозможен. А неофициально, например, об этом мне периодически кричат мои друзья: «Опомнись! Жизнь — это не литература!».
Обратили внимание, что чтение все время связывают с идеей и ощущением времени? И я тоже уже это сделала.
Узнала об исследовании экстаза. Там как один из критериев выхода за пределы сознания отмечается вневременность, некое пребывания в моменте «настоящего, которое продолжается». Делаю вывод: ни воспоминания, ни прогнозирование будущего нас сделать счастливыми не способны. Задействовать в полной мере работу бессознательного (где и хранится большинство наших инфоресурсов) можно только «здесь и сейчас». Когда мы читаем, мы никогда не «здесь». Мы — в прошлом, потому что вспоминаем пережитые опыты, чтобы сравнить с описанными, в частности, и читательские опыты. Первая реакция на новую книгу: «На что из ранее прочитанного она похожа?». А это уже работа памяти. Вторая реакция: «Чему эта книга нас учит?». А это уже работа «на будущее».
Чтение — хобби (примем как аксиому). Сравним эту разрывку с другим развлечением, которое формирует определенный тип сознания, но на которую чтение меньше всего похоже — на экстремальные виды спорта. Они концептуально расходятся как раз в переживании времени. И даже не потому, что, скажем, прыжок с парашютом — это на секунды, а семитомник Пруста — это на годы. Когда спортсмены-экстремалы пару секунд парят над землей и остро переживают угрозу своей физической жизни, они буквально экстатируют — в частности, теряют ощущение будущего, живут те пару секунд, которые продолжаются и продолжаются. (Отсылаю за доказательствами к книге «И входит супермен» Стивена Котлера). Это совсем не похоже на чтение. Чтение — не экстаз по сути, а аскеза. Между тем, предположу, что процент несчастных случаев во время прыжков с парашютом значительно меньше, чем при чтении Пруста.
Потому что предугадывать последствия своих действий — этому мы тоже обязаны построенному на логике «причина-следствие» навыку чтения. То, что мы читаем, впрочем, преимущественно готовит нас к самым худшим сценариям. Но что тут поделаешь? Истории о счастливых людях редко пишут, потому что они просто скучные — и счастливые люди, и их однообразные истории.
Так вот, предсказания являются, говорят, одним из наших базовых динамических стереотипов. В предвидении (именно оно, а не предчувствие, о котором рассуждают мистики и футурологи) мы нуждаемся. С помощью этой прокачанной способности мы находим смысл во всех событиях вокруг. Мир становится хорошей книгой, в которой нет и не может быть неоправданных, незгармонизированных, случайных элементов. Попробуй научить современного человека какому-то действию, которое он считает бессмысленным! А когда мы «чего-то не понимаем», то есть теряем зримую связь между следствием и причиной, то мы ошибаемся — и часто. Чтение — вечная и бесконечная работа над ошибками: и не только собственными, но и ошибками всего еловечества. В одной хорошей пьесе говорят двое. Один из них научился летать. Второй говорит что-то такое: «Человечество издавна мечтало летать. Ты теперь это умеешь. Я — нет. Реализовать мечты всего человечества значительно легче, чем сделать счастливым отдельно взятого меня». Сделаться счастливым трудно, потому что уже когда-то однажды какой-то один человек понял: знаки вокруг нас можно сложить в определенном порядке — и читать. Ну и говорю — понеслось с тех пор. Поиски Грааля, то есть идеального причинного мира, без жертв ведь никогда не обходятся.
