Кошечка Фри
Кажется, в то утро все в доме меня оберегало — и любимая домашняя майка, дарящая особую защиту даже своей нелогичной странноватой надписью «Я man настоящий man», и большой растянутый свитер, укутывающий плечи. Все привычно не подводящее, всегда приподнимающее настроение и желание играть с новым днем в нечаянные прятки... Если же быть совершенно честной, то эти самые прятки — всего-навсего чистый лист бумаги и обязательства. Хочешь не хочешь — материал в срок.
Правда, для начала спешу нажать кнопку телика, даже не уловила, когда и возникло включение, иначе уплывет рабочее время во всем понятную печаль или в суету денежных детективов. Мне же хорошее или хотя бы устойчивое настроение нужно для газеты, без этого не напишу в нужной тональности, мне нужна сосредоточенность для другого бесплатного заказа — не при налоговой будь сказано. Без этого как оплачивать новые квитанции, которые вот-вот и без звонка пожалуют в дом. Мы постоянно рассматриваем анфас и профиль умников, считающих, кто сколько увел денежных массивов, но меня не перестает интересовать вопрос — правда, что мне до этого, — куда и по какой статье укладывают залоговые средства, чтобы им не оказаться в местах дурно пахнущих. Понимаю, что чужие деньги гуляют по городу, оседая только в нужных карманах, гуляя по дворам, залетают только в нужные окна. Но ведь в непривлекательной этой чужой игре все заработанное тобой становится именно ими — ЧД (чужими деньгами). И получается, что из слов мудреца, что доброе имя важнее денег, остается только первое. Кассовый же аппарат такой продукт не воспринимает.
Абсолютно согласна с утверждением, что если положить, к примеру, терапевта на его кушетку, а пациента посадить во врачебное кресло — у доктора тут же обнаружится патология. Поэтому решила — буду сама себе и солдатом, и генералом, пациентом и врачом, работодателем и исполнителем. Даже надпись на майке задрожала: что-то заболталась ты, детка, умней да изворотливей самой себя, как ни мудри, не станешь. Да и майку с провокационной надписью давно надо сменить, не то глядишь — некий нарисованный символ станет главным и полностью изменит такую проверенную своей логичностью жизнь. Так, осторожно, вот оно и уплывает настроение, а это непродуктивно. Пожаловалась — и стоп.
Ты же девочка, улыбайся — всплыла без всякого напоминания картинка, как в прошедшую субботу в жутко холодный апрельский вечер на Софийской площади вместе с неимоверным людским половодьем, ожидая открытия дней Французской весны, одного из самых любимых зрелищ, невольно наблюдала за публикой. Рядом же, как назло, маячила какая-то холеная дама с телохранителем и все не могла понять — зачем она тут. Явно не привыкшая к толпе, но жаждущая не пропустить всегда изысканное, отличающееся отменным вкусом действо, вынуждена была быть в народе. Французская весна — демократична и открыта для всех, а это тяжело воспринимается привыкшим к эксклюзивам с безлимиткой. Видимо, чтобы чувствовать себя уверенно, она прижимала к себе что-то белое в яркой юбочке, чепчике, рюшиках и бантиках. Когда же поставила свое сокровище перед фотокамерами, организовав не к месту и не ко времени свою фотосессию, заметила, что это киска ценой так в 500 — 1000 долларов. «Кошечка», — она называла ее девочкой, была откровенно фригидной, какой-то неживой, безразличной ко всему и, постояв, по просьбе хозяйки, на задних лапах и, наверное, улыбаясь, — не знаю, видела ее со спины, — сразу плюхнулась назад в свои чепчик, кафтанчик, юбочку, штанишки. Надоела, видимо, чужая суета вокруг. «Как ее зовут», — зачем-то, обращаясь к хозяйке, спросила, по-моему, раза три. Женщина смотрела сквозь меня. Где, интересно, такому взгляду в формате искаженного извращенного 3D учат — и подчеркнуто отстраненно не отвечала. Зачем мне имя странной и чужой кошечки — тоже не смогла бы объяснить, но ведь собираешь материал всегда впрок и обычно берешь с запасом, а вдруг пригодится. Изнеженная дама как будто дразнила меня, не отвечая, а может, и заводила этим молчанием, шифруя понятную мысль: моя любимица стоит столько, сколько журналистским трудом, как ни старайся, заработаешь не скоро, так зачем тут всяким задавать лишние вопросы... Как это сразу не догадалась, что дама — в образе, и что она защищается от непривычного многолюдья, и что ей холодно и абсолютно безразлично, что я люблю жизнерадостных, отзывчивых котов — такой прожил у меня 17 лет, и я любила его за преданность и интеллигентность, хотя он был беспородным, за взгляд всепонимающий, даже за его полнокровное обжорство, а еще — за фантазию, независимость и чуткость. Все это было наполнено вдохновением, а эта особа — холодная ледышка (мысленно уже дала ей свое прозвище — фри), и тем почти зимним вечером рядом с ней как-то стало еще холодней...
Когда наконец началось особо яркое, пестрое по сценарному замыслу эффектное действо и вовсе забыла о них — вокруг была в основном молодая чудесная тусовка, задорные юные парочки обнимаясь, грели друг друга. Неформально и чисто одетые, с яркими стрижками — они уже давно не стоят на цыпочках перед большой Европой, заглядывая ей в глаза. Они просто во многом уже ей соответствуют. От буйства красок — изумрудно-зеленых и кирпичных, от алого до оттенков земли и неба, размытых сумерек и лилового заката, изощренных переливов, вмещающих все наши чувства, — застыла площадь. В этом коллаже спецэффектов, патчворковском миксе счастья и ужаса страданий, радости от нового светлого утра и оцепенения от пусть и виртуального пламени, огромного огня, пожиравшего Софийский собор, уверена, каждый думал: главное, не пустить на порог своего дома еще большее горе. Это был гимн, торжествующая симфония красок — укутанная во французский шарм новой весны...
Как нелепо реагировать на даму с ее элитной кошечкой в таком контексте. Да, может быть, мне просто показалось ее придуманное высокомерие, это подчеркнутое пренебрежение, скрывающее желание закрыться от чужого вмешательства. Может, профессия делает нас слишком болтливыми, легко и ежедневно общающимися со многими и позволяющими себе всех мерить на свой аршин. Может, даже кошечка и не Фри вовсе...
Видимо, здорово замерзла, а ворчливых ведь не люблю.
Нет, рано еще выбрасывать настоящего мэна, домашнюю кольчужку, в ней мне гораздо уютней.
Может, завести себе кошечку и никому не называть ее имени. В этом что-то есть, подумала, закутываясь в уютный растянутый свитер...
Как хорошо!
