Кто сказал тебе, что ты наг
Один мудрый-мудрый писатель обратил внимание своего читателя на то, какие именно в нашей реальности вопросы прозвучали первыми. Их два (Бог - Адаму, напомню): «Где ты?» и «Кто сказал тебе, что ты наг?». Далее автора заинтересовал исключительно первый вопрос, а мне так кажется: они должны употребляться только в комплекте. Для меня это единственный самотождественный вопрос об идентичности: «Где ты, когда ты голый?». Точнее: «Кем ты являешься в тот момент, когда осознаешь себя нагим?».
Поспрашивала у знакомых и друзей, чтобы вспомнили самый первый раз, когда они почувствовали себя голыми. Большинство таких воспоминаний - детские. Прием у врача; медосмотр в школе или детском саду; раздевалки в школах, спортклубах, бассейнах, пионерских лагерях; гигиенические процедуры (моют мама, бабушка, купаются вместе с братьями-сестрами); детские игры («в больницу» - это классика). Врач, тренер, гигиенист в широком смысле - вот кем являются первые зрители нашей наготы. Те, кто буквально формирует наши тела (как тренер), те, кто имеет прямое отношение к дисциплинам и практикам тела (как врач и банщица) - те, кто рассказывает нам, что мы наги.
Две из историй меня особенно привлекли своей элегантной симметрией. Это были воспоминания о взрослых опытах: медосмотр в военкомате и подготовка к родам. Мужчина и женщина соответственно. Это состояния перехода. Момент, который должен социально, культурно и психологически засвидетельствовать: ты готов выполнять свою «мужскую работу», ты готовишься выполнить свою главную «женскую работу». Я спрашиваю: «Как ты могла почувствовать себя нагой, только когда родила ребенка?». Она мне объяснила: «Быть голой среди одетых, я знала, - это стыдно. И я ждала, что вот-вот должно быть стыдно. А не было. Было больно. И я хотела увидеть своего ребенка. Помню именно потому, что стыдно не было. Понимаешь?». Кажется, понимаю.
Вопрос «Кто тебе сказал, что ты наг?» работает вхолостую без предварительного «Где ты?».
Общалась с художником, который делает арт-ню с непрофессиональными моделями. Он в пересеченной беседе бросил реплику: «Мне они такое говорят! Как только разденутся, тут же начинают исповедоваться». Разговор наш пошел дальше, а я подвисла, увлеченная. Спросила у людей, которые бывали по ту сторону мольберта/камеры и т.п. Действительно ли так и было? Подтвердили: только оказываешься обнаженным перед кем-то, кто изучает тебя взглядом и имеет над тобой в тот момент какую-то власть, ты начинаешь что-то много и очень откровенно рассказывать о себе. Те женщины (я говорила именно с женщинами) рассказывали малознакомому де-факто человеку о себе вещи, которые не скажешь родным, близким и не всякому психотерапевту. И это похоже на оправданные и эмоционально убедительные жесты (вот даже буквально: жесты).
Если снимать одежду, надо стянуть и кожу вместе с мясом! Как-то так? И кем ты остаешься, когда тебе так наглядно дали знать, что ты - голый?
Эротические селфи откровеннее портретных фото. Домашнее секс-видео изобретательнее и экстремальнее порнофильмов. Анонимные блоги более скупы на наготу, чем «авторизованные» посты, колонки, книги. Мы так привыкли к мысли, что нас развратила повсеместная анонимность «цифровой эпохи», что упустили момент, когда в цене стала принципиальная и даже вызывающая не-анонимность. Мне кажется, что психологически это состояние очень похоже на исповеди ню-моделей. Одежда, в частности, - то, что делает нас субъектом из индивида. Избавиться неожиданно от одежды не так стыдно, как страшно (откуда и момент адреналинового эротического соблазна, которого не избежать). Ведь на какое-то мгновение ты уже перестал быть Я (я в одежде: тем, каким ты хочешь, чтобы тебя видели). И через мгновение ты станешь каким-то новым Я (нагим я: тем, каким тебя все равно увидят). Значит - есть короткий промежуток времени между этими двумя состояниями, чтобы громко крикнуть свое имя, подписать откровенный блог, тегнуть себя на фото. Чтобы начать рассказывать свою (!) историю.
Есть такая украинская пословица: чем голее, тем мудрее. Имеется в виду, конечно, что чем меньше тебя тяготит вещей, ненужных мыслей и невостребованных опытов, тем легче тебе в жизни. Когда мало имеешь, чтобы потерять, ценишь то, что имеешь. Но мне импонирует буквальное прочтение: чем меньше на тебе, тем глубже ты заходишь в себя, тем больше там находишь чего-то важного.
Была в свое время такая теория влиятельная - естественного человека: следует вернуться к естественному состоянию душевной и физической наготы, сбросить барьеры между собой и природой, между собой и другим человеком - и будет тебе счастье. Современные натуристы в своих практиках эту теорию поддерживают и развивают. Впрочем, вспомнить бы одновременно более убедительную максимуму не помешало: «Все, что мы знаем о нашем теле, - это знания, сконструированные культурой».
Приведу пример, сильно суровый для такой внешне легкомысленной темы.
(Кто сказал тебе, что обнажаться будет приятно?).
Узники концлагерей находились на глазах друг друга и надзирателей преимущественно нагими - в жизни и в смерти. Рассматривать при этом друг друга среди заключенных было не принято - по молчаливой договоренности сторон. Это был способ проявить чувствительность человеческого достоинства и надеяться, что к тебе тоже так будут относиться, максимально бережно в нечеловеческих условиях выживания. Но во всех воспоминаниях о концлагере женщины и мужчины отмечают, как непосредственно перед селекцией они раздевались друг перед другом: в умывальных и нужниках. Демонстрировали друг другу ягодицы, бедра, животы и спрашивали: «Ну как? Я похож на доходягу?». И успокаивали друг друга: «Нет, выглядишь сильным и здоровым. Тебя точно не выберут». Врали искренне. И слышали такую же искреннюю ложь в ответ. А знаете? Большинство мемуаристов, которые вспоминают о концлагерях, описывают своих братьев и сестер по несчастью прежде всего именно через их тела, которых изо всех сил старались не (у)видеть: тучный, с густыми волосами на спине, с язвами на груди, с растяжками от частых родов.
Вот и имеем ответ на первый вопрос на свежесозданной земле: «Где ты?».
Не нравится ответ? - Стоит задать вопрос другому Адаму.
