«Либо Качество в информационном меню, либо третий мир — «Сомали»
На прошлой неделе на канале «1+1» в программе «Украинские сенсации» речь шла о заложенной при президентстве Леонида Кучмы «мине» в украинской журналистике. «Зачем приближенные к тогдашнему президенту Украины покупали самые влиятельные каналы и газеты, как первый человек страны боролся со свободой слова, кому из власти принадлежат центральные украинские телеканалы и как расправлялись с теми, кого не удалось «сломать»? — ставили вопросы журналисты. Тема — более чем важная и к ней рано или поздно все равно придется вернуться медийному сообществу. Историю влияния «системы» на журналистику можно было бы показать на примере одной газеты «День». Но это будет история того, как им не удалось.
Собственно, колонка Ларисы Ившиной, которую мы предлагаем читателям, — мысли, которые не вошли в эфир телевизионного формата.
Темники меня не интересовали в той мере, в какой они интересовали всех других журналистов, которые очень сильно на них реагировали. Или делали вид, что реагируют. Наши отношения с властью с самого начала были четко очерчены. С тех пор, как газета возникла, а я стала редактором в 1997 году (это уже 18 лет назад) — мы сознательно создавали альтернативу. Мы хотели создать все предпосылки для другой — современной европейской страны с устойчивыми ценностями и признаками гражданского общества. Конечно, в то время — время расцвета кланово-олигархической модели существования государства — никакие другие медиа даже приблизительно таких задач перед собой не ставили. Мы были в определенном понимании экзотикой.
Но система времен Кучмы четко понимала, кто для нее опасен. Поэтому с самого начала был взят курс на то, чтобы газету расколоть. Потом — подорвать ее экономически. Перед выборами 1999 года у нас в редакции была даже комната налогового инспектора. Она у нас «поселилась» на полгода, чтобы найти нарушения, за которые газету можно было бы закрыть. Кстати, интересно было слушать налогового инспектора о том, что именно она «разорила» фирмы Михаила Бродского. Как известно, он при президенте Кучме некоторое время посидел в тюрьме пока оттуда не был избран в парламент депутатом.
Это все истории, которые были как вызовы для нас, — намного крупнее, чем «тема «темников». Мы уже давно сосуществовали с системой Кучмы в режиме постоянной борьбы, пока не появились «темники», которые всех «напугали».
Нам также неоднократно посылали «темники», забивали ими почтовые ящики. Но мы ими не пользовались. И вообще по минимуму обращали на это внимание. Когда люди признают систему рабской зависимости, для них важно, чтобы им приказали реагировать на «темники». А я, и наши журналисты не признавали эту систему «сотрудничества». Категорически не воспринимала то, что кто-то может мне указывать какими-то «темниками», что нам делать в газете.
Система на это реагировала нервно. Но нужно отдать должное стойкости наших журналистов. Например, перед выборами 2004 года нам хотели навязать цензора в редакции. И тогда все журналисты «Дня» сказали, что, если это произойдет, и таким способом устранят главного редактора, то они все уволятся. Это был острый момент. Он показал, что есть принципы, взгляды и цели, ради которых стоит бороться. Кстати, этот цензор — человек, которого я знала по факультету журналистики Киевского университета. Он учился на несколько курсов позже меня. Эта история показывала, что «линия фронта» проходила между внутренним компромиссом и способностью оказывать сопротивление.
Потом меня хотели «задобрить». Применяли разнообразные «пряники», типа просьбы консультировать администрацию президента. Я ни разу туда не ходила. Хотя знаю, что очень многие журналисты принимали эти предложения. И они с российскими технологами выстраивали разные «извращенные» схемы сотрудничества. Я выбрала такую позицию. А может, эта позиция выбрала меня.
2004 год ознаменовался революцией. И хотя я никогда не была апологетом Виктора Ющенко и не раз говорила, что в 1999 году был президент, а не было народа, а в 2004-ом — был народ, но не было президента. Тем не менее, когда из администрации Кучмы нам настойчиво рекомендовали в «день тишины» — в субботу — за день до выборов опубликовать компрометирующий текст о Ющенко, — мы отказались это сделать. И тогда нам сказали, что газета не выйдет. И действительно, за все годы существования «Дня» это был единственный случай невыхода номера. Газета вышла в Интернете. Мы тогда решили: пусть один раз газета не выйдет, но мы избежим позора. Еще раз подчеркиваю: это не был вопрос моей симпатии или антипатии к будущему президенту. Это был вопрос принципа и стандарта профессии. Мы не хотели и не играли по тем правилам, которые нам навязывали. К сожалению, ситуация усложнялась тем, что солидарность украинской журналистики на принципиальном уровне была и остается очень низкой. Тем не менее, за нами были наши читатели и многие партнеры, которые это замечали, оценивали и поддерживали.
«Темники» — это неприятный эпизод новейшей истории украинской журналистики, но в то же время это был тест на сопротивляемость журналистики. Этот тест наша журналистика прошла частично.
Я помню, каким пафосом была овеяна история вокруг создания парламентской комиссии относительно расследования «дела Гонгадзе», сколько было материалов (в первом периоде), когда была предвыборная кампания президента Ющенко. Но я вспоминаю, как потом все эти борцы, когда возникли реальные угрозы, когда нужно было показывать, действительно ли эта тема тебя беспокоит, — исчезли. Так и «темники» растворились. Они не исчезли, они просто трансформировались в подкупы и цензуру.
Украина — очень удивительная страна. Мы готовы на жертвы, но не всегда готовы качественно осмыслить эти травмы. Если говорить о резонансном убийстве за профессию, то прежде всего нужно вспоминать уничтожение Игоря Александрова (а тогда президентом был Кучма, а губернатором Донецкой области — Янукович). Это был мощный вызов для всех. И я не уверена, что тогда сделали правильные выводы относительно клановой завязки, которая позволяла совершать преступления и длительное время оставаться безнаказанными. А убийство Гонгадзе, которое приобрело мировой резонанс, — очень серьезно повлияло на тогдашние политические обстоятельства. И оказалось, что ни журналистика в подавляющем большинстве своем, ни политика, не смогли сделать выводы, подняться над конъюнктурой.
Всю эту новейшую историю украинской журналистики необходимо было бы, безусловно, интересно написать. Потому что она иногда представляет собой что-то вроде «кладбища затонувших кораблей». Пошли какие-то проекты, газеты... Вклад их не оценен, человеческие биографии так же не зафиксированы. А были... Я вспоминаю, что одним из таких первых признаков опасностей для медиа свободы стало закрытие программы «Післямова» с Александром Ткаченко. Он выглядел тогда вполне конкурентным ведущим. Это был серьезный «прорыв». А после таких вещей программы начали как будто «сдуваться», угасать, потому что выразительно были показаны «маркеры» — куда можно, куда нельзя...
Многие люди обнадеживающие стали очень сервильными. Поэтому для Украины важный фактор — работает ли у нас «институт Репутации»? Переживают ли люди об этом? Вот, «Українська правда», основанная Георгием Гонгадзе, впоследствии стала рупором тех, кто пытался это дело похоронить... Такие вещи никто не артикулирует. Далеко не все люди сильные, не все могут это выдержать. Но у нас это стало массовым явлением.
А затем на эти освобожденные хорошими украинскими журналистами ниши пришли... российские журналисты. И мы увидели, что журналистика еще раз «упала» в профессиональном плане. Ведь это означало закрытие для своих «лифтов».
При Президенте Ющенко никаких особых преследований прессы не было, но сложно было работать потому, что ты видел, как уникальные шансы упускаются. Как абсолютно бестолковая потасовка политиков теряет уникальную возможность вырваться из постсовка и не делать ключевых, необходимых для народа реформ. Тогда журналистика не настояла, не дожала... Наоборот — было очень много журналистов, которые рассматривали бесконечно, — то планеты вокруг Кучмы (кто ближе к уху, кто дальше), то дрязги Тимошенко и Ющенко (это была отдельная сага). И никто не занимался украинским обществом. А это в конце концов потом, как оказалось, сыграло решающую роль. Потому что Путин в своих «аппетитах» и расчетах, абсолютно точно понимал, что собой представляет украинский олигарх. Он вообще, я думаю, споткнулся только о несколько неожиданностей в Украине, то есть нескольких украинских богатых людей, которые оказались патриотами. Это стало ключевым моментом. И для общества, в конечном итоге, странно. Потому что ничего не предвещало. А в основном — это украинское общество — не богатое, но уцелевшее, патриотическое показало, что оно готово защищать свою Украину. Но недостаточно просто выходить на майданы. Нужно прилагать при этом интеллектуальные усилия. Очевидно, часть общества не готова была интеллектуально трудиться. Потому что все эти годы — люди «развлекались» абсолютно «пустоголовыми» сериалами. Когда человека ставят на такой «рацион», ему потом нелегко переключиться, но в таком состоянии общество нужно приучать к «норме», иначе перспективы не будет. Либо Качество в информационном меню, либо «третий мир» — «Сомали».
Лариса ИВШИНА, главный редактор газеты «День»
