Мусорный шторм
или Солсбери в Волоколамске
«Мусорный бунт» в подмосковном Волоколамске – грозное предупреждение новоизбранному российскому президенту. Жители этого города собрались на стихийный митинг протеста после того, как с жалобами на отравление в больницы обратились более 50 человек, главным образом детей, с характерными симптомами – тошнота, рвота, сыпь на теле. Данную «химическую атаку» вполне обоснованно связали с находящимся всего в 3 км от Волоколамска мусорным полигоном «Ядрово», где накануне произошел мощный выброс газа. Соответствующие службы Московской области привычно отрапортовали, что экологическая обстановка в норме, но волоколамцы им не поверили, поскольку вовсю ощутили запах сероводорода на улицах города. Как сказал один из местных жителей, «нам по телевизору говорят, что все в порядке, все показатели в норме — а мы ведь задыхаемся каждый день». Правда, независимая экспертиза, которую озвучил мэр города Петр Лазарев, дала многократное превышение нормы содержание в воздухе сероводорода и других вредных веществ.
Общее число митингующих, по разным оценкам, составило от 1,5 до 5 тыс. человек. И местные власти оказались действительно растеряны. И губернатора, и главу района толкали и закидывали снежками. Тут даже и ОМОН не помог, равно как и спешно прибывшая на место событий восходящая звезда российского либерализма Ксения Собчак. Хотя омоновцы были пришлые, из Питера, применять силу против протестующих они не рискнули, достаточно вежливо, по российским меркам, прокладывая коридор для губернатора Московской области Андрея Воробьева и его свиты.
Тут еще раз подтвердилась старая истина: когда число протестующих и градус их решительности достигают определенной критической величины, чисто полицейские меры для подавления протеста оказываются бессильны. Если бы кто-нибудь из омоновцев рискнул ударить кого-либо из родителей пострадавших детей, это могло бы спровоцировать собравшихся на самые крайние меры, вплоть до самосуда над чиновниками и полицейскими. Одновременно выяснилось, что говорить с народом чиновники не умеют, особенно в критических обстоятельствах, и очень народа боятся, особенно если приходится оставаться с ним один на один. Особенно досталось главе района Евгению Гаврилову. Один из предводителей протестующих в полицейском камуфляже нелицеприятно спросил его: «Я тебе задал один вопрос — почему ты пришел сюда и срешь в моем городе?» Что-либо ответить на это глава района не нашелся. Именно с его приходом к власти в 2013 году волоколамцы связывают гигантское разрастание свалки, из которой с тех пор стал активно выделяться мусорный газ.
Дальше пошли совсем уж нецензурные образные выражения с обещаниями самых разных жутких кар на голову и иные части тела районного начальства в случае, если кто-нибудь из пострадавших детей умрет. В ответ Гаврилов лишь жалко улыбнулся. Улыбка взбесила толпу. Чиновника начали толкать, кто-то стукнул по голове, кто-то порвал ворот куртки (по другой версии – капюшон). С большим трудом задир удалось урезонить, и Гаврилов укрылся в здании больницы. Губернатор же, что-то бодро и негромко сообщив телекамерам федеральных каналов, но так, чтобы собравшиеся у больницы не слышали, в окружении охраны спортивным шагом направился к машине. Толпа не выдержала и забросала Воробьева снежками, скандируя: «Позор!».
Наблюдая это, я с сожалением подумал: какая досада, что отравление в Волоколамске и стихийный протестный митинг не случились двумя-тремя месяцами раньше в период президентской предвыборной кампании. У волоколамцев был бы большой шанс на то, чтобы злосчастную свалку действительно закрыли, а главу района и губернатора привлекли к ответственности по делу о коррупции. В конце концов, Путину было бы все равно, какого губернатора сажать, чтобы продемонстрировать борьбу с коррупцией в высших эшелонах власти – хоть Гайера, чью посадку в итоге приберегли на послевыборный период, хоть Воробьева.
А то, что в вопросе с волоколамской и другими подмосковными свалками коррупционная составляющая играет заметную роль, сомнений нет. Эта свалка, тут власти правы, существовала еще с 1979 года, с советских времен. Но до недавнего времени это была небольшая муниципальная свалка площадью 3 га, которая никого особенно не беспокоила. Но в 2008 году ее, как и другие свалки, передали в частные руки, и площадь полигона выросла в 11 раз. А мусор туда стали свозить главным образом из Москвы. И в настоящее время вся мыслимая проектная нагрузка на мусорные полигоны Подмосковья многократно превышена, но их никто не спешит закрывать на дегазацию, поскольку это будет означать большие убытки для весьма прибыльного и тесно связанного с властями Москвы и Подмосковья бизнеса.
Неслучайно же Воробьев так и не вдавил из себя обещания закрыть полигон «Ядрово». Он говорил лишь о том, что через неделю старое тело полигона закроют, а в мае – июне проведут его дегазацию, но зато откроют новое тело, куда по-прежнему будут свозить мусор с Москвы и области. Вместо того, например, чтобы вводить раздельный сбор отходов, в Москве до сих пор отсутствующий, что резко уменьшило бы загазованность полигонов, вместо того, чтобы развивать современные технологии мусоропереработки, власти предпочитают оставлять все, как есть, используя выделенные для этого средства на другие цели. Воробьев лишь пообещал «снизить нагрузку» на полигон (непонятно, каким образом, свободных мощностей по утилизации мусора все равно нет), да еще отправить пострадавших детей в санатории за пределы Волоколамского района. А тут еще услужливые медики сообщили, что отравления на самом деле нет, а боли у пострадавших «фантомные». Кардинально решать «мусорную проблему» власти Москвы и Подмосковья явно не собираются, лишь загоняя ее вглубь. А значит, в скором времени неизбежно повторение выступлений, аналогичных нынешнему волоколамскому.
Только такие протесты по-настоящему и пугают сегодня российскую власть. А поскольку после выборов россиянам предстоит «затягивание поясов», протестные выступления неизбежно будут шириться. И если найдется политическая сила, которая сможет их объединить, путинский режим действительно зашатается.
