О двух Россиях и одном Крыме
Россией всегда было две. Та, что сажала, и та, что сидела.
Они периодические разделяются и смотрят в глаза друг другу.
«В глаза смотреть, - привычно рявкает Россия первая, и вторая смотрит. Смотрит и смотрит, даже когда привычно же лицом к стене.
Иногда вторая оказывалась совсем маленькой – буквально семь человек на площади.
Но именно они становились «семью причинами не испытывать ненависть к русским».
Три года назад оккупация Крыма, как Керченский пролив, разделила население страны на «наш» и «не наш» .
Разрыв этот, ценностный, цивилизационный, казался совершенно непреодолим: или наш, или нет.
Или за военную агрессию или против.
Или правовой акт соответствует Конституции РФ, с закрепленной в ней примате международного права – или нет.
Но почти сразу началось строительство мостов.
Ротенбергом - через пролив, Ковальчуком (с его телевидением) через мозги и души.
О том, что мы жутко тосковали по Крыму в составе РФ, я узнала только после вооруженного захвата правительственных зданий в феврале 2014.
Неожиданно стало непонятно, как мы вообще справлялись 23 года. Причем, молча, в основном. Нет ну, после выяснилось: только и мечтали, что о Крыме. Как эмигрировавший в Великобританию Рабинович, не мог быть счастлив из-за утраты колоний.
Одно смущало – обилие объяснений. При единодушном-то согласии зачем?
Сначала, по официальной версии, мы только беспокоились о русскоязычном населении.
Войска не вводили, но наши войска – были тем, единственном, что предотвратило массовые убийства в Крыму, которых еще не было, но обязательно были бы, если бы там не было наших войск, которых там нет.
Версия была неплоха, но в ней напрочь отсутствовала воинская доблесть и слава, словно мы – не великий народ победитель-освободитель, а какой-то ЕС, прости Господи, что только и может выражать обеспокоенность.
Тогда оказалось, все же вводили и освободили, присоединив к себе. По традиции. Мы в 45м пол-Европы так освободили.
На этом можно было и остановиться, тем более из каждого утюга звучало про 86 процентов поддержки. Спасли и молодцы! Но нет! Потребовалось усиление угрозой НАТО.
То есть, уже не тоска, мучавшая русских людей от Пскова до Камчатки о исконно-посконном родном Крыме, а исключительно противоракетная оборона? Как-то очень утилитарно для высокодуховного народа и не слишком-то эффективно – НАТО, превентивно остановленное на юге, подобралось по всему западу и северу.
Тут генерирование официальных версий как-то застопорилось, и полезли народные.
В народных тоска фигурировала меньше, заботы о крымчанах (ласково называемых «трофейными») не было совсем, зато был традиционный же русский эксгибиционистский восторг: «Как мы им показали?!»
Показать мы очень любим – от «русского честим мы людоеда, мы, русские Европы не спросясь!» до кузькиной матери. Она, мать, обычно неприглядна, но в том и особый кайф ее демонстрировать – все должны пугаться. Боятся, значит, уважают, уважают, значит, мы реально крутые! В конце концов, я уже купил турецкую кожаную куртку, мечту детства, теперь хочу опять великую державу.
А между тем, хоть в Керченском проливе регулярно что-то тонуло, но худо-бедно и строилось. И взгляд нацпредалей, продолжавших сиротски жить без Крыма и демонстраций собственной крутости миру, начал туманиться и смягчаться.
Людям со сложным восприятием мира жесткость дихотомических пар оскорбительна чисто эстетически – тянет к оттенкам и многоцветию. Так кроме «нашего» и «ненашего» Крыма появился «Крым волошинский» - это когда, человек, конечно, всей душой за соблюдение правовых норм, за государственный суверенитет и нерушимость границ Украины, но нет решительно никаких причин не слетать на недельку к морю прямиком из Москвы, для участия в чем-нибудь возвышенно-поэтическом. Ну какие границы могут быть у поэзии? А у поэтов (артистов, оппозиционных журналистов, политиков и бардов)? Особенно, если в Крыму родная могила троюродной тетки по папе и Артек? Ну и Волошин, само собой!
Впрочем, удобство рейсов Москва-Симферополь по сравнению с законным переездом через Чонгар, конечно не отменяло незаконность присоединения Крыма в глазах либеральной общественности. Незаконно, да. Но ездить-то удобней?
Вообще за три года мы стали честнее. Уже на центральных каналах вовсю говорят и о российских войсках на Донбассе, и незаконности аннексии Крыма. Казалось бы? Вот же, вот! Ну? Раз незаконно – то значит, надо что?
«Договариваться о каких-то вариантах, возможно, совместного управления» - отвечают, и пока пытаешься выдохнуть, с трудом возвращая на место глаза и нижнюю челюсть, прибавляют, что прекращение оккупации чужих территорий: а. Противоречит желанию народа (какому именно?! Нераспространению НАТО на восток?!) б. Никак невозможно по закону.
Еще раз. Медленно и сосредоточенно: мы вторглись незаконно. Аннексировали незаконно. Приняли собственные противоправные законы по этому поводу, противоречащие нашей же Конституции, но, поскольку они уже приняты – отменять их тоже незаконно, а значит, любой, кто об это говорит желает множить беззаконие в нашей и так беззаконной стране. Или хочет диктатуры.
Строится, строится керченский мост. Тонут сваи и техника, а это не тонет. Это дрейфует от «крымненаш» через «всенетакоднозначно» к «не наш, но не отдадим». И на месте пролива уже тоненький узенькая речушка, которую можно перейти вброд по камушкам. «Украина плохо любила Крым» - прыг! «Украина плохо защищала Крым» - прыг-прыг! «а давайте уже все признаем этот чертов Крым российским, и будет нам мир и счастье?» - и все. Почти все на том берегу. Очень легко оказалось. Переступаешь камешек за камешком через законы, мораль, кровь, грех – и там. Туда – не сложно. Как обратно? И останутся ли у мира хоть семь причин не испытывать к нам ненависть?
