О молчании ученого
Развитие науки – это конкуренция между разными позициями, дискуссия между различными точками зрениям. Ученые имеют уникальную в современном обществе способность признавать свои ошибки и отказываться от неверных гипотез. Разнообразие мнений, умение обсуждать идеи, накапливать и обновлять опыт, постоянно учиться, иначе говоря - эффективно воспроизводить интеллектуальный ресурс, и является залогом развития науки.
Интеллектуальный продукт, производимый на основе интеллектуального ресурса, является основой для технологического развития общества. Все мы, так или иначе, пользуемся плодами вчерашнего развития науки. То, что делается наукой сегодня, возможно будет реализовано послезавтра. А, возможно, никогда… Но это уже не важно, ибо интеллектуальный ресурс имеет, в первую очередь, культурное и цивилизационное значение. В этом заключается значение науки, на этом базируется авторитет науки и ученых.
Так в идеальном случае. Однако на практике ученые вовсе не пользуются общественным авторитетом. Возможно потому, что со своей стороны почти не пытаются прилагать значимых усилий для публичной деятельности, то есть не реализуют в явном виде культурный и цивилизационный потенциал науки. Причины такого положения неочевидны.
Социальное поведение ученых обусловлено их мировоззрением, а мировоззрение отечественных ученых обусловлено нашим историческим опытом, то есть несет на себе, в том числе, и отпечатки системных пороков развития общества.
Самым очевидным образом влияние общества на научное сообщество отразилось в начале 1970-х. Заявленный курс на «научно-техническую революцию» потребовал активизации научной политики, направленной на развитие технологий. Как обычно бывает в административных системах, индикаторами исполнения были выбраны «валовые показатели». И за 10 лет - с 1965 до 1975 - на фоне более чем двукратного увеличения бюджетных расходов «на науку», количество работников научных учреждений увеличилось в 3,5 раза, количество кандидатов и докторов наук - в 3,3 раза, количество аспирантов - в 2,6 раз. Едва ли в стране утроилось количество талантливой и перспективной молодежи, скорее критерии отбора размылись, а в иных областях и вовсе значительно снизились...
«Темпы роста» численности научных работников в начале 1970-х почти в 2 раза превышали рост рабочих и служащих. И уже к 1975 году научные работники СССР составляли 25% ученых мира. По количеству. А по качеству? Как и при всяком искусственно спровоцированном лавинообразном росте, потери качества во многих отраслях были драматические, но тщательно замаскированные показателями официальной статистики.
С одной стороны, за 10 лет почти в 20 возросло количество технических инноваций и «рационализаторских предложений», внедренных в хозяйство (не будем уточнять сейчас, каким путем они были получены). Однако, при этом количество внедренных образцов новой техники намного опережало количество компетентных специалистов (тех самых квалифицированных рабочих), способных на ней работать. Это неминуемо привело к заметному росту количества аварий и техногенных катастроф: на территории нашей страны частота техногенных аварий возросла к 1975 году в 2,4 раза по сравнению с 1960.
К 1975 году СССР вышел на 4 место в мире по валовому количеству научных публикаций. Однако, их качество стало драматически снижаться. В погоне за выполнением формального критерия - количества публикаций - стало важным соответствовать набору формальных же правил, и можно было закрыть глаза на методологию представленных исследований.
Правильная научная методология формирует не только корректный набор методов накопления знания, но и адекватные способы реализации накопленных знаний.
В погоне за «валовыми показателями», во исполнение формальных правил и критериев, была оставлена на втором плане общеметодологическая компонента науки. И сейчас в нашем научном сообществе присутствуют уже два поколения ученых, имеющих о научной методологии весьма смутные представления. Все, что им известно, сводится к ограниченным наборам формальных правил.
Формальные правила в науке играют важную роль. У них две исключительно важные функции: во-первых, они позволяют избежать фатальных, «детских» ошибок, а, во-вторых, они создаются для того, чтобы их нарушать при решении новых задач. Если вы можете лишь следовать правилам и авторитетам, вы - не ученый, вы - эпигон. Заимствование и копирование (рационализация), и бесконечное самоповторение - ваш удел. Выйти за рамки и предложить новое решение вы уже не сможете. А ведь именно в этом и заключается социальная роль науки.
Дело доходит до анекдота: в некоторых серьезных научных журналах печатаются статьи на 10-15 страниц, сопровождаемые перечнем ссылок из 5-6 названий, который включает 1-2 словаря или энциклопедии и 3-4 предыдущие работы автора. Это - яркий показатель методологической безграмотности и научной некомпетентности автора. Стоит ли удивляться, что такие «исследования» отклоняются большинством международных журналов? Что автор может сказать людям о месте своих работ в системе знаний, накопленных человечеством? Что он вообще может сказать, кроме того, что он - самый умный, потому, что он прочитал энциклопедию? Мы вырастили поколение закомплексованых наполненных односторонними знаниями специалистов, считающих себя всезнайками, образцом для подражания которым служат успешные разгадыватели примитивных кроссвордов, у которых отсутствуют систематические знания. И, увы, мы пока продолжаем воспроизводить этот безуспешный опыт в рамках бесконечных реформ образования…
Уже через 15-20 лет, когда это поколение ученых, воспитанных в искаженном представлении о научной методологии, стало доминирующим и заняло руководящие посты в научном мире - процесс системной стагнации стал необратим. Поэтому жалобы на то, что «демократические реформы разрушили науку» просто необъективны - маховик разрушения был запущен гораздо раньше, огромные отрасли работали вхолостую, воспроизводя нулевой научный, технический и цивилизационный результат...
Сколько уже сказано о недостатке антропологической, гуманитарной компоненты советского образования, вызванном системным недостатком в методологической подготовке ученых! Технократы заводят общество в тупик потому, что не видят людей за принимаемыми решениями, слепо верят во всемогущую силу знаний, не понимая того, что в силе нет спасения и защиты.
Знание само по себе не является ни светом, ни силой. Иначе, например, выпускник Французской школы радиоэлектроники и информатики Парижского университета Пол Пот и его друг, ученик Сартра, выпускник Лицея Кондорсе и слушатель Института политических исследований в Париже Йенг Сари, принесли бы народу Камбоджи исключительно счастье и процветание...
Важна моральная, этическая позиция, которая выражается, среди прочего, в отношении к общественной деятельности, в способе, который ученый избирает для общения с обществом, для того, чтобы распространить свои знания.
В результате драматической деградации научного мировоззрения, ученый оказался лишен представления о своей социальной роли, о смысле и значении своей работы, и что важнее – о цене своих решений. Все эти непростые вопросы проще и удобнее оказалось переложить на «управленцев». Но такое положение делает невозможной общественную дискуссию, ибо дискуссия предполагает диалогичность, а как вести диалог, не имея общего языка? И ученые заняли психологически удобную для себя позицию арбитра.
Арбитр не предлагает решений и не принимает их – он их критикует с позиций абсолютного знания. Это – социально безответственная позиция. Но кроме того, это опасная позиция для самого ученого. Во-первых, потому, что абсолютное знание, с позиций которого критикуются предлагаемые решения, не предполагают необходимости изменения. А ученый, который перестал учиться – перестает быть ученым.
Во-вторых, позиция арбитра предполагает некую «элитарность». Ученый, позиционирующий себя «интеллектуальной элитой общества» перестает быть частью общества, перестает понимать запросы людей, для которых он, собственно и работает, а значит – перестает осознавать цели своей работы, которая стала его жизнью. Жизнь имеет смысл только тогда, когда она – живая, когда она проходит во взаимодействии с окружающим миром и людьми, когда она – диалогична. Талант не выживает в замкнутом пространстве, в затхлом мире ложной элитарности. А потому единственным оправданием и достижений, и ошибок ученого является то, что он остается частью своего народа, что все решения, которые он предлагает, он вместе со всеми переживает и испытывает на себе.
Мы – не арбитры, мы не знаем всего, но кое в чем мы разбираемся неплохо, и можем вместе попробовать что-то сделать лучше. Любое знание ограниченно, поэтому позиция ученого должна быть диалогична и гармонична меняющемуся миру. Если хотите, чтобы вас выслушали – слушайте других. Говорите, если хотите, чтобы кто-то тоже высказал свое мнение. Поэтому ученый не может и не должен молчать.
Ученый обязан стать участником общественной дискуссии по самым значимым социальным проблемам, но никак не может быть «арбитром». Просто потому, что поиск научной истины подразумевает способность слушать другое мнение, признавать свои ошибки и отказываться от неверных гипотез.
Но самое важное состоит в том, что участие ученых в общественном дискурсе – единственный путь вернуть социальный авторитет ученого и науки в нашем обществе.
