Палатка «Все для победы»
место, где объединяются харьковские патриоты
Площадь Свободы в Харькове — знаковое место как для патриотического сообщества города — ведь именно здесь в конце февраля 2014 года состоялся самый большой проукраинский митинг — так и любителей разнообразных подозрительных республик на три буквы. Сепаратисты очень «фанатеют» от этой площади, излишне сакрализируя ее «центральность», «протяжность» и соответствующую «первостоличность» Харькова. Просоветско-пророссийским шабашам весной 2014 года на этом «майдане» способствовали тогда еще целый памятник Ленину, который своими громадным размерами и красивой лысиной баламутил умы среднестатистической «воржеиновой», а также отсутствие в радиусе нескольких десятков метров майдановцев — они достаточно долго митинговали и бандогетькали рядом, но дальше, у памятника Шевченко.
Однако после 1 марта 2014 года стало понятно, что это непровозглашенное распределение территории потеряло действие. Сепаратисты, вытянув пацанов из ОГА, унизив и облив их зеленкой, почему-то решили, что они «пабедили», и уже бредили по морю триколоров вокруг солнцеликого памятника Ленину, зато майдановцы наконец начали скрипеть со злости зубами. Площадь Свободы летом-осенью 2014 года стала ареной воинственной толкотни между противниками Украины и уже не толерантными майдановцами, активная фаза которой спала после свержения памятника Ленину и установления палатки «Все для победы» — сначала штаба Майдана, а затем еще и места сбора помощи АТО и переселенцам.
Палатка стоит на площади Свободы с сентября 2014 года. Тогда это был легкий тент, на стенах которого висело несколько фотографий на тему АТО, а внутри стоял столик с патриотической продукцией и газетами. Как пишет на своей ФБ-странице активист Sasha Sherman: «Первую ночь палатка простояла посредине площади. Год назад на главной площади города было опасно. Поэтому на вторую или третью ночь мы перетянули ее ближе к обкому. Менты из обкома помощи в случае чего не гарантировали. Мы еще спорили между собой — простоим ли неделю. Я хотел, чтобы там родился новый городской совет».
Сегодня от прежнего скоромного тентика не осталось и следа, теперь это — желто-голубая «база», обложенная мешками с песком и обставленная инсталляциями с фотографиями разрушенного российскими войсками Донбасса, атошников, волонтеров, активистов, погибших в теракте 22 февраля у Дворца спорта, справочными материалами и разными агитками. На столике — коробки для сбора средств и жалоб/предложений для «Правого сектора», под последней — прикрученный проволокой использованный гранатомет «Муха».
Нельзя сказать, что после свержения Ленина сепаратисты отреклись от «своей» площади. Хотя уже и не проходят митинги под колорадскими флагами и триколорами, не кричат неистово женщины с перекошенными лицами, но борьба продолжается. «Все для победы» — под постоянным и неприятным вниманием, которое в апреле оформилось в попытку поджога майдановской палатки, но огонь вовремя затушили представители «Правого сектора». Именно поэтому вокруг разложены мешки с песком, осуществляется круглосуточное дежурство, рядом дислоцируется милиция, мимо ходят нацгвардейцы с автоматами — по крайней мере визуально кажется, что все под контролем.
Я дежурю около палатки больше двух месяцев, но до сих пор помню свое первое дежурство. Это была знойная июльская суббота. Меня назначили на смену с 17:00 до 21:00, но я, конечно, пришел раньше. Было очень жарко, у палатки — почти пусто: все «тусовались» неподалеку, на акции, где давали разобрать автомат, посидеть в БТРе и выпить воды. Двое разморенных дежурных пряталось от обжигающего солнца среди желто-голубых стен. Дежурная Валентина восторженно говорила с двумя израильтянами, которые гуляли по площади Свободы, а когда узнала, что я пришел ее сменить, начала собираться. «Героям Слава, — ответила она израильтянам, а затем обратилась ко мне. — Подожди немного, сейчас придет Татьяна, она все объяснит. Можешь уже заступать». Она налила воды в банку для галчонка, который прыгал по мешкам с песком, и побрела по залитой солнцем площади.
Я остался с другим дежурным — Александром. В «реальной» жизни он — инженер-конструктор, а на харьковском Майдане с декабря, после того, как «Беркут» в Киеве побил студентов. Александр спокойный, но не замкнутый, среднего роста и похож скорее на художника, чем на инженера. Ему тоже пора идти.
Татьяна приходит в пять. Оказывается, это именно с ней я договаривался по телефону. Татьяна — молодая девушка, фрилансер-переводчик, на харьковский Майдан начала ходить достаточно поздно, а именно после аннексии Крыма. «До того я вообще этой «политикой» не интересовалась», — признается девушка. Татьяна заводит меня внутрь палатки и вводит в курс дел: «Здесь у нас вещи для переселенцев (показывает на большую кучу узлов), если кто-то что-то приносит, то пусть сам достает, ну, чтобы ничего нехорошего не принесли, а вот на стене телефоны, если надо». В палатке еще жарче, чем на улице, больше минуты не выстоишь.
К палатке подходит довольно много людей: активисты, патриоты, знакомые знакомых. Все здороваются и спрашивают, нет ли у нас воды. Атошник, который сидит рядом с замкнутой в замысловатую конструкцию ногой, сначала ничего не спрашивает, замирает на стуле и водит водянистыми глазами по проезжей части, а затем просит влажные салфетки, чтобы протереть раненную ногу. «Вот осколочное, — говорит он, показывая на металлическую конструкцию. — С апреля прошлого года, уже второй «аппарат» поставили. Врач сказал ходить».
«А чего вы здесь сидите? С кем мы воюем?». Это подошла какая-то женщина, которая не может и минуты устоять на месте и подбегает то ко мне, то к Александру, то просто топчется на месте. «Вот у вас там, на стенде, написано «лингвоцид». Можно мне копию?», — спрашивает она и топчется еще быстрее. «Копию чего? Стенда?» — недоверчиво переспрашивает Александр. Женщина ничего не отвечает, бежит к стенду, возвращается и продолжает свое: «Вот у меня родственники в России. Вы их стрелять будете?». «Женщина, заканчивайте цирк!» — отзывается мужчина с позывным «дядя Яша», который тоже здесь дежурит. «Нет, нет, — не утихает женщина и обращается к атошнику: — Вот вы военный...». «Но меня вообще из-под дома загребли, по «беспределу», — говорит раненый, протирая ногу. Женщина еще что-то кричит, но ее уже никто не слушает.
В тот день больше таких неадекватных посетителей не было, правда, Александр отметил, что это не всегда так. Иногда таких женщин приходит по несколько человек, они вызывают дежурных на спор или даже драку. Сегодня на удивление тихо. Мимо палатки по своим делам идут харьковчане, преимущественно со вкусом одетые люди, на нас мало обращают внимания, но некоторые останавливаются и изучают инсталляцию. Особенно популярна «болванка» то ли от «Смерча», то ли от «Урагана», которую волонтеры привезли из зоны АТО и установили острием вниз, так, словно снаряд застрял в мостовой. Люди щупают полностью реальный артефакт телевизионной для них войны, хмыкают, фотографируются, кое-кто бросает деньги в коробку.
После шести на стареньких «Жигулях» приезжает Борис с женой и маленьким, покусанным комарами мальчиком. Борис проводит инспекцию, просит переставить несколько стендов, ребенок бегает вокруг и радостно катается в пыли. «Борис, я хотел у тебя денег одолжить, — отзывается атошник. — Гривен 150». Борис на это вытягивает из кармана несколько мелких купюр, добавляя, что сейчас даже на АТО нет. Атошник заматывает ногу и идет прочь.
Вечереет. К своей банке возвращается галчонок. Напившись воды, он прыгает в палатку — там лежит большой пакет с оладьями, которые недавно принесла крымчанка. За галчонком бежит мальчик. «Ты кадай, ты кадай (то есть «ты куда, ты куда)?» — слышен его зычный голос из палатки. Галчонок выскакивает на улицу, прыгает по мешкам, но мальчик вот-вот его схватит, и птица садится на верхушку стенда. «Аррррррииии», — отчаянно кричит во все свое детское горло мальчишка и бросает в галчонка куском доски.
К счастью, ближе к семи в коробке набирается гривен 200. «Да это что, — говорит Александр, — вот раньше по две тысячи за день собирали». Но Борис рад и этому: будет на бензин, следовательно у солдат будут вкусняшки.
Восемь часов вечера. На улице появляются удивительные, увешенные гирляндами автомобили, возле ОГА собираются нацгвардейцы, маршируют, отдают честь — меняется караул. Мимо проезжает большой белый джип с молодоженами. «У людей своя жизнь, — слышен голос Александра. — Пока их не зацепит, они ничего делать не будут».
В девять часов вечера нас должен сменить «Правый сектор», но их нет ни в 21.00, ни в 21.15, ни в 21.30. «Странные они, хоть и военные», — возмущается Александр, достает телефон и начинает кого-то набирать. Но они придут. Такое уж это патриотическое движение Харькова — «разношерстное», с кучей разных группировок, мыслей, взглядов. Но хорошо, что оно есть. Иначе на площади Свободы стояла бы палатка, посвященная другой победе.
