Призрак стеклянного винограда
Может, из-за теплого тумана, предвестника нашого нового бабьего лета, но в то утро, в час пик, в вагоне троллейбуса стояла духота, как в старой сумке. Лица пассажиров не были ни особо печальны, ни грозно нахмурены или явно сердиты. Все было намного хуже — они были никакими. Будто скомандовали «замри» этой общей отстраненности и абсолютной безразличности в позах, взглядах. Возможно, только из-за нудности передвижения в пробках и тесноте, может, это сразу исчезнет, стоит выйти из вагона, но как не уговаривай себя, мне было неуютно. И в этот момент, совершенно немотивированно, мозг сам пришел на помощь и подбросил свою игру в догонялки, на этот раз с моими флакончиками. Бывало такое и раньше, да и сюжет мне знаком, но если все вовремя, то как в первый раз, и мои пять квадратных сантиметров рецепторов, реагирующих на запахи, а именно такова площадь их у человека, взбодрились, и я в который раз пожалела, что свою наивную коллекцию пустых пузыркев от хороших духов не перевезла в новый кабинет и уже в новую редакцию, а оставила ее, правда, не без угрызений совести и сожалений, бывшим коллегам. Как бы всем, а это, значит, никому конкретно. Да так и не узнала, кто заменил им мою ласку, впрочем, если идет речь о бессловесных стекляшках, которым ни холодно ни жарко от того, что их не взяла хозяйка в новую жизнь, то смешно заморачиваться. Странно, если все так незатейливо, почему через много лет я так помню, даже не ароматы тех духов, а чувства, которые вызывали их одежки, — все эти флакончики, пузырки. Уверена, нет ничего более интимного, чем память о каких-то незначительных для других, но весьма теплых для тебя мелочах, получается, что мозговая, скажем так, библиотека сама решает, что хранить в архиве, определяя место деталям вовсе не второсортное, хоть, безусловно, есть более значимые события, но вот подыши ты, в обстановке весьма некомфортной, именно виртуальные стекляшки в то утро пришли на помощь. Тогда же, кто ни забегал в мой редакционный кабинет из подружек, сразу же подбегал к столику, где жила моя коллекция, снимал любую пробку и вдыхал. И мы сразу возбуждались и начинали что-нибудь вспоминать или делиться вычитанными советами от известных ярких женщин, и надо сказать, мы во все верили и неистово старались приспособить к себе, особенно, если совет своим поклонникам, вернее, секрет француженок, был озвучен. Габриель Шанель: «Каплю ароматного вещества нанести за ушами, на ключицы и запястья...». Уверена, с ключицами она слегка погорячилась, но я как-то так и не проверила на себе. Может, и пропустила что-то очень важное, хотя и ее «Шанель № 5» тоже никогда не нюхала, а вот о флаконе знаю больше. Предельно строгий, простой, но восхитительно изящный, с пробкой, обработанной как изумруд, был он выставлен в Нью-Йорке в Музее современного искусства, где его было признано шедевром авангардистского дизайна. Еще когда-то поразил меня пластиковый флакон в виде черной пантеры с духами, которые все называли, если не ошибаюсь, «Ночь» от «Paco Rabanne». Его увидела от однокурсницы, которой в свою очередь он достался от сестры, а та получила от каких-то иностранок во время экскурсии. К чему такие подробности, которые даже смешны сегодня? Все потому, что в перестроечные времена, а особенно до того, все эти мелочи были важны и значимы, и обладание диковинкой, да еще с запахом лимона, жженого сахара, туи, сейчас меня он, может, и не взволновал бы, давно люблю только ваниль в разных комбинациях, да и времена совсем другие, но если где-нибудь в театральном фойе, в близости компании уловлю похожий запах, как механически обернусь, чтобы зачем-то понять — кому же он принадлежит, ощутив приятное мгновенное братание как бы с единомышленником.
Так убаюкавшись, незаметно подъехала к своей остановке, и собралась уже соскочить с этих фантазийно-документальных, то ли качелей, то ли воздушного облачка, но не получилось — мысль вприпрыжку поскакала дальше, вернее, вернулась к прежним позициям и подбросила еще один ароматный эпизод. Почему-то всегда казалось, что трепетность и верность любимому запаху, а часто и его домику, флакончику, свойственна только женщинам, но как-то поразилась откровению одного яркого, весьма взрослого мужчины, который вспоминал свое потрясение от встречи с запахом.
— Однажды, — рассказал он, — когда учился в пятом классе, я заметил, как мой товарищ часто что-то достает тайком из портфеля, припадает к загадочному предмету и замирает. На перемене прижал мальчика к стене и вырвал признание. Из своих рук и на расстоянии он показал маленький пустой флакончик, на котором было написано «Шанель № 5». Увиденное разочаровало меня. Тогда товарищ осторожно вынул туго притертую пробку и протянул мне флакон — нюхай! И все. Как прекрасно оказалось то, что я испытал. Помню, готов был отдать что угодно за этот флакон, но парфюмерный скряга был непоколебим. Я же потерял покой, и мама подумала, что досрочно влюбился. Она была права — я влюбился в запах. И это оказалось навсегда.
Одной моей приятельнице подарили, выкупив у коллекционера винтажных ароматов тот загадочный флакон с ароматом «La Nuit Paco Rabanne», который уже перестали выпускать более двадцати лет назад. И мы не сговариваясь пришли к мнению, что то, что звучало когда-то пронзительно и опьяняюще, сегодня совсем не так волнует, хоть шлейф — превосходен, в нем волновались и мед, и кожа, и розы, и стильно, женственно, но я, скажем, повторюсь, предана ванили, а однолюб всегда очень упрям.
Было бы вовсе несправедливо не вспомнить совсем простенький самый дешевый тогда одеколон, помещенный во флакон в виде стеклянного винограда. В школе я месяц отказывала себе в школьно-буфетных сладостях и собирала деньги на подарок маме и бабушке. Каждый год, со странным упорством, дарила им два этих винограда, причем так и не запомнила — нравился ли моим этот совсем не французский парфюм. Меня же завораживал сам сюжет, я шла на образ, на тайну, на сказку. И вот подходишь ты, в толчее да духоте, виноград наряду с ароматами— аристократами пришел мне на помощь, отвлек от нудности, и так захотелось увидеть его хоть раз. Нет, конечно, простецкий запах мне ни к чему, а вот флакон, его зеленое тельце, его изгибы, я даже помню, как часто его гладила, он тогда стал как бы частью меня.
Все, решено, еду на барахолку, еду на Петровку — там, может, и встречу свой детский виноград, ведь был же он моим фаворитом в школе. Похоже, что прикосновение, пусть мысленное, к далекой детали так помогает и сегодня, то это вовсе не мелочь. Что думают по этому поводу психологи, не знаю. Мне просто все равно, к тому же, такие воспоминания есть у каждого, и в любой момент можно в них укутаться, как в уютный растянутый домашний свитер.
Что может быть лучше?!
