Про донбасское такси
В Славянске потрясающая служба такси. "Свое такси" называется. Оператор спрашивает только адрес, по которому подавать машину, и тут же говорит: "Ваша машина уже выехала". Никаких дурацких смсок, как у нас, которых надо ждать 10 минут, и которые потом еще могут сообщить "Извините, в вашем районе нет свободной машины. Будете ожидать - перезвоните". "Свое такси" приезжает всегда. В течение пяти минут. Если через пять минут машины нет и пассажир сообщает об этом оператору - таксиста могут оштрафовать. Куда ехать, сообщаешь уже таксисту, после чего он включает счетчик. Оплата строго по счетчику, сдача - до последней гривны. И какие-то невероятно вежливые, спокойные, уравновешенные таксисты. То есть, за все время, сколько я этим такси пользуюсь во время своих поездок в Славянск, мне ни разу не попался водитель, который не то что хамского слова - хамской интонации не допустил.
Изначально эта служба называлась "Донбасское такси". Была основана и работала в Горловке. С приходом ополченцев покинула город и организовала свою сеть в Харькове, Славянске, Краматорске...
В один из дней, садясь в «Своё такси», и по привычке радуясь его цивилизованности, я еще не знала, что таксист, попавшийся мне на этот раз, взорвёт, наконец-то, эмоции, накопившиеся во мне за время моего нынешнего, трехнедельного, пребывания на Донбассе. Находясь здесь, я говорила, говорила, говорила с самыми разными людьми – расспрашивала, что тут происходило, почему это происходило, о том, что они думают сейчас. Иногда приходилось зажимать себя, чтобы не дать волю возмущению или агрессии – в наиболее пиковые моменты я говорила себе «Стоп! Для тебя самое важное – не выброс твоих чувств, а услышать, именно услышать! этих людей». В сухом остатке после каждого разговора я получала только одно ощущение. В каждом случае оно могло быть разным по своей силе, но оно было всегда и одним-единственным – боль. Её я зажимала тоже, потому что опыт двух наших последних лет научил меня затыкать рот своей разбушевавшейся эмпатии – просто для того, чтобы не слететь с катушек, продолжать жить и действовать.
И все было хорошо, пока не подвернулся этот таксист, который переключил рычаг и выпустил всю зажатую боль наружу. А началось всё с упоминания про «жучки».
… Ехала я из Славянска в Семёновку - поселок рядом с городом, сильно пострадавший во время оккупации: полностью разбомбили - психиатрическую больницу, единственную школу, детский садик, несколько жилых домов, магазины, кафе автозаправку. Проезжая мимо останков дома, находящегося на въезде в поселок, таксист с тихой растерянностью обронил: "Зачем так?... Тут же продавали цветочки, гномиков, ангелочков..." (это он о садовых скульптурах).
Сам он тоже из Горловки, работал в "Донбасском такси", когда лишился этой работы, стал водителем автобуса. Потом его дом рухнул под артобстрелом - "Восстановить невозможно, надо строить заново" – он переехал в Краматорск и вернулся в "Свое такси". День, в который он вез меня, был его первым днем работы в Славянске. "В Краматорске много служб, конкуренция большая, я мог простоять семь часов в ожидании заказа, с заработком не очень получалось.... Подскажете мне, как ехать? Я Славянск еще плохо знаю..." Я сообщила, что я вообще-то из Киева, что у меня топографический кретинизм, но что смогу, подскажу.
Говорил он тихо, и с какой-то обреченной грустью. Рассказывал, как обстреливали Горловку, как стреляли по больницам и школам. "Ну зачем оттуда - и по больницам и школам?..." - "Почему Вы думаете, что это именно украинская армия стреляла?" - "Жучки" специальные там оставляли.... Они цель указывали" - "Кто оставлял?" - "Разные жадные люди...". Ну, то есть некие жадные и абсолютно циничные люди за деньги, полученные от украинской армии, размещали в больницах и школах какие-то мутные "жучки", служившие корректировщиками для украинской артиллерии... До "жучков" я была спокойна. И очень мила с таксистом. Но "жучки" меня подорвали. "Это война, понимаете? Да, стреляют. Да, попадают в жилые дома. Да, попадают в больницы и школы - особенно, если в них окапываются ополченцы, что они очень любят делать. Война, понимаете? На ней - стреляют. Надо было меньше орать "Путин, приди!" и на референдумы бегать" - "Я на референдумы не ходил. Я не хочу жить в России, меня в Украине все устраивает...." - "Вы не ходили - другие ходили. Теперь кричат, что в Луганске и Донецке жрать нечего и что Украина их предала. Сначала их предала Россия, кричат они, потому что не взяла к себе после референдумов, как Крым, без единого выстрела, а теперь, кричат они, их предала Украина, потому что устроила им экономическую блокаду. И громче всего орут, что стреляют. Что украинская армия тут, видите ли, приехала, и стреляет. Конечно, стреляет. Она, такое дело, свою территорию защищает" - "Да я сам от ополченцев пострадал... Меня прикладом били по спине, по голове, нос поломали....Когда в Горловке работал на автобусе, у напарника был день рождения, пошли с ним после работы в кафе пива выпить...Они заходят: "Чё вы тут пиво пьете? Идите окопы рыть!" Я говорю: у нас рабочий день закончился, можем выпить. А окопы вам рыть не буду, с какой стати? Вывели на улицу, избили. Мобильный отобрали, хорошо хоть деньги в автобусе оставил" - "Понятное дело - в Горловке, в Макеевке в ополчение, в основном, кто шёл?" - "Уголовники...." - "Выпущенные из тюрем и получившие оружие" - "Да. Так я тех, кто меня бил, знал давно. Тоже из этих... Говорю: смелый ты, бить меня с автоматом в руках, а ты без автомата попробуй со мной подраться. У меня друг - баптист. Для них баптисты - это вообще... Они у него машину отжали, деньги, потом в подвале закрыли, избивали....Война...Как хочется, чтобы всё уже наконец закончилось...Дорога гудит, гудит сильно" - ."В смысле - гудит?" - "Асфальт гусеницами продавленный - вон, видите, следы от гусениц? Колесо в них попадает - и дорога под ним гудит".
...Мы приехали в Семеновку. Тариф по счетчику - 32 гривны. У меня из мелких только две купюры - 50 и 20. Даю ему 50. "У меня сдачи не будет" - "Под расчёт нету" - "А что ещё есть?" - "Только 20" - "Давайте 20" - "Но 12 гривен я все равно не найду" - "Та ладно, не надо. Давайте 20". - "Здрасьте, Вам же выручку сдавать, зарплата ж от неё зависит" - "Ну у Вас же нету. Давайте, в следующий раз, если я к Вам по вызову попаду - отдадите" - сказал он, беря двадцатку. Я открыла рот, закрыла и опять открыла - как акваримуная рыбка (подозреваю, что выражение лица у меня было тоже как у неё). Я приехала в семёновскую школу, мне надо было к директору, время встречи уже подпирало - а я не могла сдвинуться с места: думала, что если не раздобуду сейчас где-то эти 12 гривен, буду чувствовать себя последней гадиной. Вобщем, не смотря на все его увещевания, уходить я не собиралась. .- "Вы в школе долго будете?" . - "Часа два" - "Давайте я Вас подожду, отвезу обратно и Вы уже за две поездки рассчитаетесь" - "А простой в два часа сколько будет стоить?" - "Нисколько. Я в Краматорске по семь часов простаивал, ничего не зарабатывая. А тут всего два часа".
Когда я вернулась, он спал на заднем сидении. - "Ой, я хоть отоспался благодаря Вам"... Приехали в Славянск. Тариф опять 32 гривны. За две поездки - 64. "Вот 50 гривен, плюс к тем двадцати, что я дала" - "У меня и шести гривен сдачи не будет...." - "И не надо! - радостно сообщила я - Шесть гривен, та...." - "Нет. Это неправильно. Вы что? Вот - забирайте 20, а я возьму 50". Я сую ему обратно двадцатку, он снова ее возвращает. И так несколько раз. "Ну зачем Вы? Вы же приезжая, Вам же тоже деньги нужны!". "Сейчас начну плакать" - поняла я, положила деньги за руль, хлопнула по ним: "Так! Всё! Спор окончен"
… Потом ещё час ходила вокруг славянской мэрии, в которую, собственно, приехала. Матвей вспомнился, шестилетний мальчик из Антрацита… За две недели до этого показывала первоклассникам одной из славянских школ наш мультфильм «Бабай». После просмотра дети побежали в туалет. Матвей стоял у раковины, не мог дотянуться до крана. Открыла ему воду, выдавила жидкое мыло. Помыл руки, "Теперь что делать надо?" - "Суши" - "А как?". - "Под сушилкой". Сушилка для него тоже высоко, подставила под неё руку, чтобы ему помочь. Раздался резкий шум. "Ой!" - ребёнок вздрогнул всем телом, прижал руки к груди, сжал кулачки. "Ты чего? Ты сушилки никогда не видел?" Застыл как вкопанный, молчал, не отрывая взгляда от сушилки - источника неожиданного, громкого звука и шумовой волны. "Это переселенцы, - сказала учительница. - У меня таких треть класса, десять человек. У всех психика подорвана..." - "В чем конкретно это проявляется?" - "Ну вот например, в том, что вы только что увидели". После этой долбаной сушилки у Матвея начали дергаться оба глаза. Хотя когда смотрел мультфильм, лицо было спокойным...
За Матвеем в мои раздумья потянулись другие люди, рассказывавшие свои истории. «Наш автобус долго стоял перед блок-постом, ожидая разрешения на въезд в Горловку. Мороз, холодно… Рядом с дорогой – поле, на нем несколько украинских танков. Один начал стрелять в сторону Горловки.. Видели же, что на дороге стоят пассажирские автобусы, полные людей – зачем же в этот момент стрелять начали? Хорошо, что оттуда ответ не пришёл… На блок-постах между украинской и оккупированной территориями всегда такие очереди, по несколько часов, невероятно трудно выдерживать это ожидание. Этой зимой пассажиры одной маршрутки не вытерпели, стали просить водителя поехать в объезд, по полям. Он долго сопротивлялся, но они его все-таки упросили. Поехали. И подорвались на мине. Несколько человек погибло, а водителя потом судили», - Юля рассказывала, переселенка из оккупированной Горловки, в которой остались муж, старшая дочь и внучка, и в которую Юля поэтому периодически ездит.
Или освобождённая, а ныне прифронтовая Попасная, что в 12 км от сепарского Первомайска…Попасную накрывало жёстко. Как говорят некоторые горожане, ополченцы стреляли не по украинским блок-постам, а по жилым кварталам - специально, чтобы посеять панику. Буквально в первые дни прямым, целенаправленным, попаданием был разрушен хлебокомбинат. Хлеб для людей развозили только оставшиеся в городе смельчаки-предприниматели и волонтёры. "Была задача под обстрелами пробраться к машине с хлебом, - рассказывал директор одной из городских гимназий. – У меня мама старенькая одна живёт. Надо было добраться до машины, а потом – до её дома, чтобы хлеб ей принести. Вечером город погружался во мрак, не светилось ни одного окна - многие выехали, оставшиеся сидели по подвалам. Хотя снаряды от систем залпового огня прошивают землю вглубь на несколько метров и подвалы не всегда спасали".
Сегодня многие попасняне не возделывают огороды и не восстанавливают свои поврежденные дома - считают это бессмысленным: посадишь огород, восстановишь жильё - а вдруг опять обстрелы и все снова разрушится?...
«Смотришь в окно – а за ним БТР едет. За домом, через улицу – поле, на нём танки стреляют» - «Чьи танки?» - «Ну этих, дэнээров… В прошлом году жильцы нашего дома всё лето в подвале прожили. Я-то, пока сама была, тоже спускалась, но когда мне из больницы привезли дочь – она после автомобильной аварии стала инвалидом и в коляске передвигается…. Я не могла её сама поднять» - это 65-летняя Людмила Фёдоровна, переселенка из Енакиево, говорила мне - «А позвать соседей на помощь?» - «Да соседи к тому времени уже все выехали, мы одни на этаже остались» - «И что же вы делали?» - «Ничего. Плакали… Я её вытаскивала в коридор, становилась над ней как коршун, руки распрямляла над ней – думала, может хоть так её как-то спасу. В кровати обкладывала её подушками, чтобы осколки от оконных стёкол не поранили» - «Почему же вы не выезжали?» - «Ой, Лена, ты не представляешь, что у нас творилось тогда на автобусной станции! Такое столпотворение, паника, никто не знает, куда бежать… Мы с ней сами не смогли бы выехать. Уже позже нас вывезли волонтёры. Меня – в Славянск, её – в Старобешево, в больницу… Понавыдумывали эти «дэнээры», «лэнэры», чёрт знает что! Мне в Украине хорошо жилось всю жизнь – зачем всё это?».
…Ну, и про «жучки», они же – «маячки». «Они говорили: «Это приехали бандеры и поставили нам «маячки». Поэтому мы должны стрелять по ним в ответ». Да это бред, эти «маячки»! Когда я еще не выехал со своей семьёй из Макеевки, от нашего дома дэнэровцы лупасили в сторону Донецкого аэропорта. А на следующий день в новостях по российским телеканалам передавали, что в жилом районе возле аэропорта подорвалась маршрутка, погибли люди, автобус еще один с людьми пострадал – и всё это украинская армия. Но я же видел, как дэнээровцы стреляли – просто их снарядики не долетали чуть-чуть до аэропорта, и попадали в тот жилой район, где маршрутка находилась» - это не боец украинской армии, это шахтёр, Сергей из Макеевки рассказывал. «Жучки-маячки» - просто цирк какой-то, людям затуманили головы, они верят и в «жучки», и во всё, что им говорят» - «Когда всё окончится, наши территории освободят, люди-то эти на них останутся жить – и что делать с их затуманенными головами?...» - «Что делать? Если наша украинская власть действительно будет заботиться о людях, им нужно прежде всего говорить о Боге. Нужно омыть их души, омыть их сознание, дать им возможность покаяния. Они пройдут своеобразную реабилитацию. И научатся любить. Потому что Библия учит нас любить. Даже если тебе оторвало ногу. Только этим мы сможем спасти нашу нацию украинскую».
…Дорога гудит, гудит сильно. Асфальт, продавленный гусеницами. Дома, которые не отстраивают – одни, потому что отстраивать просто нечего, другие - потому что зачем, а вдруг опять разрушат? Сушилки для рук, воскрешающие у детей ужас пережитых обстрелов. Маленькие рабочие люди, отутюженные ополченскими прикладами – сохранившие достоинство и патологическую честность в денежных отношениях. Маршрутки, подрывающиеся на минах – потому что их пассажиры измождены многочасовыми ожиданиями на блок-постах. Маршрутки, расстрелянные для пропагандистской картинки российского телевидения. Шахтёры, думающие о том, как омыть души, озлобленные войной, и спасти нацию украинскую.
Если бы меня спросили чего, я хочу сегодня больше всего, я бы ответила: только одного. Чтобы под донбасским такси перестала гудеть дорога.
