Скажи мне, кто твой друг
У каждого из нас есть друг. И он же - главный враг. Или такой гений места нашей души. И демон, причиняющий нам перманентную боль и разочарование, каких мало. Подобрать этому двуликому Янусу имя непросто, потому что таких имён много. Но я сейчас об одном: об амбициях.
Понятно, именно благодаря амбициям мы достигаем того, чего без них бы никогда не достигли. Парус и ветер. Вместо сердца - пламенный мотор. Атомный двигатель, растворённый в крови, как соль. Я встречал в этой жизни большое число чего-то добившихся людей, не амбициозных среди них не было. Колонка достижений заполнена до отказа.
Но и расход - не меньше, если не больше, но точно разрушительнее. Амбиции любого превращают в колоса на глиняных ногах. В хвастуна и нарцисса. Они мучают, как инквизиция ведьму, всех, от непризнанного гения до домашней хозяйки.
Начнём с самого простого, с той семейной джиу-джитсы (привет, Гран-Борис), в которой все мы жертвы, все палачи. Семейные отношения - запасной аэродром для ущемлённой амбициозности, пространство, где амбиции пытаются расправить крылья, а им делают обрезание при попытке поднять голову над водой.
Это непрерывный круговорот амбиций в семейной природе, и все наши разочарования (и очарования) от неудовлетворенных (или удовлетворённых) амбиций. Возможно, семейный очаг имеет предназначение в виде тепла для утомленных от трудов праведных супругов, но не меньше секса - это очаг непрерывной битвы за признание, обоюдоострой и усеянной трупами потерь.
Можно посмотреть, как любящие супруги отнимают друг у друга телевизионный пульт, чтобы понять - война амбиций не прекращается ни на минуту. Каждый хочет, казалось бы, малого, признания того, что его крылья на месте и летать - его ремесло. Но эта война - такая гибридная, что Путин плачет Суркову в жилетку, здесь дают, дарят, требуют вернуть сторицей или хотя бы признать за актёра в главной роли.
Огонь ведётся из всех орудий, в основном, безмолвных, от которых ущерб не меньше, чем от криков негодования. Перетягивание каната, игра в поддавки, сравнение генеалогий и подсчёт очков, которые можно было бы выиграть, если бы ты. А ты.
Все бескрайнее кладбище неудачных браков - история борьбы амбиций и неравноценного обмена, в котором полноценного не бывает, а бывает лишь платеж с отсрочкой. И секс, конечно, - обмен обидами, где дать больше - подтвердить притязания, подтверждать которые неохота, потому что в предыдущем раунде упала чашка.
Но семейное счастье - не первый и не второй акт войны претензий и пробоин от попавших в нарисованный очаг снарядов. Здесь все - каторжники и мученики, к ногам которых цепями прикованы ядра, что не мешает попыткам лететь даже тогда, когда и ползти тяжело как Долорес Ибаррури, не то, что петь.
Амбиции - псориаз, поражающий кожу любой души. И тут стоит сказать о самом очевидном: ничто нас не раздражает со всей полнотой чувств, как чужие амбиции. При этом каждый из нас знает замечательных людей, которые, кажется, не унижали нас своими несостоявшимися мечтами. И не заставляли соглашаться на их притязания, непомерные и неформатные в равной степени. Но совсем не потому, что у них нет амбиций (людей без амбиций не бывает, амбиции - и есть основа человечности: любовь к любви других), а потому что они умеют их приглушить, скрывая и тая, до иллюзии отсутствия.
Так, может, все просто: есть неоправданные, завышенные амбиции, а есть вполне себе солидные и подтверждённые делом? Есть глупцы, требующие признать в них гениев, а есть гении, чьи амбиции постельных тонов, как простыни в табакерке Ватто?
Нет, с умом и талантом это никак не связано. Я знал много людей с ярким художественным даром, но и у них амбиции выпирали, как рёбра у клячи, и как трусы из-за пояса брюк. Но, может, это был вопрос времени, потому что ещё не пора, и шестнадцатилетняя девушка с закружившейся головой не побежала пока навстречу очередному национальному гению, но побежит послезавтра? А раз не побежала, то он ждёт, сердится, сомневается в себе и окрашивает свои амбиции в цвета истеричной обиды?
За пару месяцев до смерти нашего последнего Нобеля, просидел я ночь у костра с поэтом Бродским, с любопытством наблюдая, как его мучают душные амбиции с подрезанными крыльями. Чего ещё надобно, старче? Речь лауреата, признание восторженных соотечественников, тиражи, любовь пространства, деньги, ставим многоточие. Все мало. Да, сидел прекрасный Иосиф в не самой комфортной для него компании: «ну и кто у вас там считается лучшим?» В чем причина дискомфорта? На протяжении десятилетий, используя свой авторитет, Бродский выстраивал вокруг себя литературный ландшафт, способствуя возвышению своих поклонников, лично от него зависящих и не опасных в плане конкуренции. В основном, второстепенных и третьестепенных (с редкими исключениями) и препятствуя продвижению кого-либо из первого ряда. Или других. Рельеф выстроился в комфортную низкорослую тундру, выгодно оттенявшую его могучую крону.
Но, как бывает, судьба привела его на встречу с тенями из прошлого. Поэтому он немного был не в своей тарелке, но являлось ли это достаточным для такого неловкого самоутверждения, свидетелем которого были все, сидящие у костра? Ведь мир нельзя контролировать 24/7, смерть не отменима, усталость больше любых успехов; и что от того, что хочется признания от людей, выпавших из тучи как дождь? И, главное, зачем?
Конечно, Бродский был всегда болезненно амбициозен, и это есть оборотная сторона таланта, по крайней мере, его. Но, получается, что в этом восхождении на Эверест нет остановок, как бы высоко ни поднялся, воздуха все равно не хватает. Даже более того, чем выше поднялся, тем меньше воздуха, и сильнее одышка.
Я близко общался и с другими гениями современности, и хотя их амбициозность была другой складки, но и она почти всегда шла через край, как сбежавшее молоко из синей кастрюльки. Не всегда, была пара поэтов, умевших водить эту мучительную страсть под седлом, но это всегда исключение, по меньшей мере, среди изумрудов первого ряда. Тем более в литературе, где позиция властителя дум, отменённая отказом эпохи от литературоцентризма, существует в памяти как заноза. Как дополнительный стимул мучиться от неудовлетворённых амбиций, удовлетворить которые невозможно.
Теперь почему чужая неудовлетворённая амбициозность столь неприятна. Потому что, становясь свидетелями спазмы чужого высокомерия, мы превращаемся из случайных свидетелей и наблюдателей в потерпевших. И ничто не способно нас защитить: ни молчание, ни внутреннее осуждение, которое на самом деле используется теми, кто демонстрирует свои амбиции для самоутверждения за наш счёт. Эта амбициозность не скользит где-то над головой, а вступает с нами в инцестуальную связь, или просто насилует нас, как паук муху, плюя ядом ей в душу.
Акт, конечно, символический, но затратный. Он опустошает нас психологически, а мы - есть нечто вроде этих волн, в которых бьется несчастное тело с опрокинутой душой.
Ни ум, ни талант не освобождают нас от публичного изнасилования чужой амбициозностью; ни ум, ни талант не оберегают нас от повторения этой гаммы в собственном исполнении.
Эта амбициозность, это жадное, требующее жертв высокомерие - проблема не только межличностного общения. Попробуйте разобраться в жестоких национальных конфликтах, и почти всегда причиной/поводом окажется чье-то удушающее и унижающее высокомерие, согласие, с которым и есть список кораблей прочёл до середины. Ненавидят не умных и успешных, а высокомерных и горделивых, потому что это высокомерие и гордость требует подтверждения, вычитающего самое важное из запасника души, которая и так пуста.
И ничто, ничто не спасает? Есть ли те, кто способен побороть амбициозность или приглушить кричащие тона ее одежд? Да, есть натуры и характеры, но из них лучше ткут сутаны святости, чем успеха. Но есть свойства, которые спасают чуть ли ни корпорации.
Их выдаёт (и выводит на чистую воду) язык. Не узорный и прихотливый язык художника, как вы, возможно, подумали, скромных среди мастеров слова и краски кот наплакал. А вот напротив - сухой, скучный, суконный, как у всех язык академической преемственности и основательности - это такой оберег. Среди учёных, самых-самых, прущая через край амбициозность - редкое свойство, возможное при упоении успехом, но в обычном разрезе скрытое за аппаратом и традицией.
Поэтому искать неброское проявление таланта среди умельцев узорной пластичной речи - пустая затея. А вот ученые - они умеют скрывать то, что их гложет не меньше, за примечаниями и списком литературы, за дискурсом с обратной перспективы, за реверансами и церемониалом, где награда не так блестяща, но ущерб для окружающих вполне терпим.
Ну, а во всем остальном, что окружает нас и душит третьим московским кольцом, амбиции - это как жажда, от которой не напиться, такой рак души, что не скрыть, как грудь, живот и нос. А пластическая операция не предусмотрена.
