Скорпион
Кафе «Загадка» — пит-стоп на околицах Иванкова, последний приют перед рывком на Чернобыль, придорожный бар, утопающий в пюре, квашеной капусте и кислом пиве. Занесенное снегом захолустье, рядом с которым только кантора дальнобойщиков, бескрайнее поле и труба ТЭЦ на горизонте, дым из которой в ясные морозные деньки становится еще уродливее: застывает на лазури обоев холодноватого неба чернильной кляксой, водой из лужи, разлитой на высоте.
Около кафе отстаиваются MAN-ы с кругляком леса на длинных прицепах: с необъятными калифорнийскими секвойями, толстыми баобабами с далекого острова Мадагаскар и свежесрубленными, смолистыми карандашами чернобыльских сосен. Из тех послевоенных насаждений советской инженерии леса, которая набросала дерева квадратами, чтобы порядок был везде и всегда, даже когда ты пьяный пробираешься через ночной лес.
Здесь водители MAN-ов переводят дыхание, отогреваются двойным эспрессо, получают на руки новые документы, подписи и мокрые печати, вдыхают напоследок ароматы пюре и гонят кругляк дальше на юг: к подвижным составам, товарным тягам с бесконечно длинными спинами, к распределительным станциям и магнетическим звукам вагонного расцепления.
Кафе «Загадка» — место, которое гораздо опаснее темного чернобыльского леса, страшнее ночных припятских дворов с провалами канализаций, торчащей отовсюду арматурой, битым стеклом и остриями костей мертвых животных. «Загадка» — медвежий капкан, в котором не решаются посидеть даже иванковские таксисты: при одном ее упоминании они нахмуриваются и долго перечисляют значение монохромных наколок на руках у тех, кто там квасит, высматривая случайных гостей, пока в салонах MAN-ов дремлют водители, усыпленные смолистым ароматом сосны. Таксисты вспоминают последнего героя, которого забрали оттуда с ножевым и вообще держатся ближе к обочине напротив, проезжая мимо.
Интерьер «Загадки» мало чем отличается от пластикового трэша пляжных кафе города, например, Железный Порт: заплеванный пол, бар с десятью видами дешевой водяры, колонка на стене, столы с пепельницами точно по центру, болезненный желтоватый свет и огромная мясо-молочная продавщица, которая варит подозрительно неплохой кофе для такого места.
Мы с таксистом паркуемся рядом с МАN-ами, как раз под нависшими кедрами, и я пытаюсь вспомнить название фильма, в котором одно такое бревнище упало с грузовика и пробило лобовое стекло легковушки, которая ехала следом. Никак не могу вспомнить, курю в зимний воздух у входа и щурюсь на застывшую кляксу чернил, ляпнутых над горизонтом.
Из кафе выплывает продавщица: курить слимки, дышать срезанным лесом и ородруинскими смолами ТЭЦ — отдохнуть от громкой музыки, которую она сама всегда и ставит.
— Привіт, — говорю. — Шо там у вас?
— Там цейго, скорпіон.
Черный арабский скорпион — суровый, летальный парень: безжалостно кусает за задницы иванковских унтерменшей, которые пропивают здесь свои последние двести гривень. От его укусов не защитит ни броня, даже нагрудник из кожи дракона защитить не сможет. Такой скорпион прокусывает даже засаленный «дубок», а это уже совсем другая лига. Это уже из разряда материаловедения, сверхмощных прессов и экспериментальных лазерных установок с огромной пробивной силой.
Не сказать, что я фанат насекомых или скорпионов. Не фанат переступать через укушенные ими тела иванковских синяков чтобы добраться до своего кофе. И куда мне деться? В конце концов, можно прикрыться продавщицей: ее никакой скорпион не возьмет, никакая королевская кобра, даже мадагаскарский баобаб не осилит.
Мы докуривает и я плетусь за ней. Нужно держаться: забрать кофе, пробиться назад сквозь многочисленные трупы, сквозь баобабы, сосны и кедры на МАN-ах, погрузиться в машину, подобрать замерзших журналистов в центре Иванкова, которые еще ничего не видели, но уже мечтают о доме. Нужно держаться: выполнить наконец-то свою работу, записать сюжет и сбежать домой — на Юг.
И нужно быть осторожным, потому что вот за столиком разлегся он — скорпион. Он здесь сегодня один, и даже музыка играет как-то тише. Скорпион крепко спит, положив голову на пепельницу: посыпав себе макушку пеплом небес, ядовитой солью пустоши-земли, всеми чернилами теплоэлектростанций, которые не зависли в небе — которые свалились вниз, которые он долго собирал во время охоты на медь.
Я в ступоре. Никакой это не «Скорпион». Первое из правил нелегального передвижения по Зоне отчуждения звучит так: «Маркиян, не подходи к четвертому реактору и не перелезай через ограждение». И я это правило не нарушаю, потому что помню, что спецподразделение «Скорпион» — это серьезный спецназ для охраны атомных объектов, и я представлял его иначе: в черной броне, с автоматическим оружием и темными забралами шлемов.
Униформы на нем нет, а «дубок» и пузырь водяры на столе выдают местную натуру синяги: холерическую и ханурическую, горячую и эмоциональную, авантюрную и безосновательную — склонную к паленке и ржавчине на лице после очередной мародьерки и натертых рук от тачки, нагруженной черметом и изумрудами, которые еще потом пол ночи натирать до блеска.
Таки проснулся.
— Ты кто? — спрашивает.
— Служба моделирования терактов на объектах атомной промышленности. Сми-и-ир-но!
— Ты что, гонишь? Ты кто такой?
— Начальник Лесной охраны! Спи, давай.
— Слыш, ты ... ты по нормальному можешь? Я с тобой по нормальному ... вот я — скорпион.
— Скорпион? — спрашиваю.
— Скорпион.
— Попустись. — говорю. — Ты, гребаный жук.
Я забираю кофе, выхожу во двор, пробираюсь под нависшими карандашами сосен и мадагаскарских стволищ, пригибаюсь под бомбардами кедров, свисающими с прицепов грузовиков, в кабинах которых крепко спят водители. Пробиваюсь к машине и пробую не разлить на ходу кофе, падаю на переднее сиденье, вручаю таксисту его эспрессо и залпом выпиваю свой.
— Стартуй, — говорю.
— Что там уже?
— Да скорпион.
— А-а, тот гребаный жук?!
И таксист стартует, больше ничего не спрашивая. Мы медленно катимся в сторону полей, ослепительных от снега, а за нами — гонит Скорпион. Он близко, я оглядываюсь и вижу его лицо: перекошенное от злобы и тысяч немых угроз.
Таксист немного подтормаживает, подпускает ближе, а потом — снова идет в отрыв. Но Скорпион не останавливается: все бежит по трассе через поле, мимо кляксы на небе и ослепительный снег. На повороте таксист останавливается, Скорпион — вбегает в поворот, и в этот момент прямо за его спиной лежат все те бескрайние заснеженные поля. Прямо за его спиной дымит Ородруин из трубы ТЭЦ. И эта длинная клякса в небе — его жало и главный аргумент. Его хвост.
Этот хвост огромный — он способен накрыть собой всех нас. Всех людей горячего Юга от частных секторов Лютежа и до соленого побережья города Железный Порт. И когда он нас накроет — мы застынем под действием смертельных ядов. И больше пошевелиться не сможем. Как скорпионы, навеки залитые в янтарь.
