В детстве «Наполеон» значил для меня намного больше, чем просто торт, который мама выпекала ко всем семейным торжествам. Дело в том, что мне всегда запрещали трогать крем, пока не будут намазаны коржи, чтобы хватило для пропитки. Заварной крем так пах ванилью, его особо кисельные берега так поглощали все мысли, что, конечно, не выдерживала и тихонько, тайком, касалась крема, остывающего в кастрюле, и быстро облизывала ложку. Не было ничего вкуснее в целом мире, потому ложку мыла язычком несколько раз. Наконец, коржи уже стояли, покрытые кремом, и мне доставалась кастрюля с остатками крема, моего блаженства. Давно сама выпекаю этот торт и, наконец, не дожидаясь, пока крем остынет, ныряю в кастрюлю и ем, начисто забывая, что могу вынырнуть совсем в другом размере. Мама и сегодня это видит и удивляется: ты все еще его не разлюбила?! До следующего семейного «Наполеона» и не вспоминаю о заварном креме, но когда приходит момент истины, — тормоза в сторону! Если бы холестерин умел читать, он бы очень оживился в предчувствии своего бала. Теперь мне никто не может запретить поглощать крем раньше времени, разве что анализ крови. Из вены. Мой любимый заварной — стопроцентная поляна для этого самого холестерина. Сам мистер Х (назовем его так, все же приятней звучит) представляется мне этаким нудным сухим старикашкой, который все-все знает, который прочитал все умнейшие научные книги и даже успел их забыть, и постоянно ворчащий: это нельзя, а это нельзя никогда. На самом деле лицемерит ведь наше обжорство — его долголетие. Что ж, маячит строгая диета, которую можно разве что украсить нотками зеленого яблока, прочими фруктами (несладкими) да овощами с обезжиренным творогом. Какая преснятина — все это соблюдать. Может, сказать себе звонко: не моя ноша — не мой холестерин. Ну и что, что когда-то могут образоваться атеросклеротические бляшки, ну и что, что они могут перекрыть просвет сосуда, обеспечив коварную печаль? Кто об этом думает у добротно накрытого, часто слишком жирного стола? К чему тревожиться, думая об анализах, кому нужны все эти дополнительные спазмы, ведь список страхов почти бесконечен, а все время жить и думать о том, как работают твои капилляры и бляшки, просто невозможно. Да и от решения все возникающих проблем никого еще скромные анализы не освобождали. Получается, причина не уважительная. Холестерин может ликовать и торжествовать — его все так пламенно желают, вернее, его одежду: торты, пончики, блины, паштеты, твердые сыры, густые супы-пюре, жирное красное мясо, спиртное. Выходит, он и правит бал, этот квартирант в наших сосудах.

К счастью, подоспел пост, и, по словам классика, «в осмотрительно-охлажденном состоянии» зачем-то начала снова перечитывать, вернее, читать желудком, испытывая странное наслаждение, что это не со мной, меню всем знакомого Чичикова. Правда, зачем — так и не поняла, видимо, так проверяла себя на прочность — удалось ли сбалансировать свое могу, хочу, должна. Спокойно читаю и усмехаюсь: интересно, Чичиков знал такое слово — «холестерин», когда слышал в трактире «извините, что у нас нет такого, что на паркетах», когда подряд поглощал щи со слоеным пирожком, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярки жареные, затем грибы, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы, блины, лепешки со всякими припеками: с лучком, с маком, с творогом (ну уж точно не обезжиренным), со сняточками и невесть еще с чем. На другой станции он мог оприходовать ветчину да ломоть осетра, в очередных гостях — стерляжью уху с налимом и молоками, заедая кулебякой с сомовым плесом. Какое же здоровье надо было иметь, чтобы на обеде у Собакевича осталось место для бараньего желудка, начиненного гречневой кашей, мозгами и ножками; ватрушек размером больше тарелки; индюка, набитого яйцами, рисом, печенками... Когда подписывалась купчая, особо славно шли белуга, осетры, семга, икра паюсная, икра свежепросольная, селедки, сыры, копченые языки, балыки, пироги с груздями, пряженцы, маслянцы, взваренцы. Организм уловил, что все это возбуждающее чтиво ведь мимо рта, и ухватился, как на последнюю надежду, за умные слова писателя, которые в некоторой степени восстановили справедливость: «...Не один господин большой руки пожертвовал бы сию же минуту половину душ крестьян и половину имений, заложенных и незаложенных, со всеми улучшениями на иностранную и русскую ногу, с тем только, чтобы иметь такой желудок, какой имеет господин средней руки; но то беда, что ни за какие деньги нельзя приобрести такого желудка, какой бывает у господина средней руки».

Конечно, мой день крема все равно наступит, его заслужу усиленным воздержанием, ездой на велике, мыслью, что целлюлит есть даже на колоннах МИДа, — это видно внимательному глазу при особом вечернем освещении. Они-то точно не на диете, к тому же ведут неподвижный образ жизни. У нас же всегда в запасе еще есть пробежка, которая мотивирует на новые иллюзии и планы, как, похудев, снизить и этот никому не нужный холестерин.

В английском за счет игры времен есть очень емкая фраза: You have been had, которую планирую подарить холестерину вместе с ощущением, что он получил подножку. Ведь она переводится как «меня поимели». Как трудно это осуществить, когда телевизионные программы, соревнуясь, перекармливают нас все новыми жирными рецептами; когда перед глазами все время что-то жарят, маринуют, пекут, взбивают. Как тут сохраниться? Одна 38-летняя дама, пичкая своего пятилетнего сынишку в парке чем-то вкусным, все усилительно приговаривала: «Когда я буду старенькой, ты будешь меня кормить, правда, родненький?» — «Не волнуйся, мама, — ответил мальчик. — Старенькие сами едят, их не надо заставлять. Я видел». Мама на него грустно посмотрела и промолчала: не буду стареть — начала внушать себе уже не юная мама и почему-то вспомнила, как она, десятилетняя, все хотела стать своей, хоть чуть заметной для четырех 22 — 24-летних дамочек, что тоже отдыхали в профилактории, куда она приехала с бабушкой. Крутясь возле взрослых, во все уши прислушиваясь к их разговорам и узнав, что те дружно завидовали пятой, особо свеженькой, вдруг начала вдохновенно врать. Знаю, что она делает каждое утро, нахально вступила в разговор, к которому ее никто не приглашал. Желтки со свежесорванными травами и цветами она кладет на лицо, а белки выпивает. Они были потрясены, что так быстро узнали простенький рецепт соперницы, и побежали его опробовать. Врунишка подумала, как же взрослые женщины глупы, и порадовалась, что еще девочка, а значит, умнее всех.

Кстати, рецепт-то был неплохой — в белках нет холестерина. Правда, кто тогда о нем, бедолашном, думал.