Трубное зрение
Из дневника пессимиста
На прошлой неделе в Киев приезжал московский кинорежиссер Виталий Манский. В кинотеатре «Жовтень» показывали его фильм «Труба». Многозначительность слова, которое дало название ленте, позволило режиссеру пошутить: «В России едва не все фильмы, которые снимаются, можно было бы так назвать: «Дело — труба», «Трубы горят» и так далее — ну-ка попробуйте перевести это на английский язык, скажем? Ничего у вас не выйдет...
Съемочная группа проехала вдоль всей газовой трубы — вплоть до немецких территорий. Газ — основа богатства российского... Однако далеко не все россияне, которые живут возле трубы, имеют этот газ. И нельзя сказать, что их это сильно смущает. «Да не было бы хуже, — объясняет пожилая женщина.— Картоха есть, не пропадем».
Есть и эпизоды, снятые в Украине. Они такие же иронические. Особенно тот, где ветераны войны пытаются определить причины наших бед. Конечно, все дело в наших президентах и западных приспешниках. Советская пропаганда все еще работает. В ее основе образ врага, без этого — никак. Есть враг — значит, ситуация понятна, нет — все тонет в тумане недомолвок.
Есть такое понятие — «трубное зрение». Это когда человек видит только то, что впереди его, периферийное виденье отключено. Такому на улицу выйти не совсем безопасно, такому никогда не выдадут водительские права. А вот за государственный руль — всегда «пожалуйста». Таких там тьма-тьмущая — которые видят только собственную наживу перед собой, да и больше ничего.
* * *
Только ленивый не комментировал карабин, который выпал из рук солдата президентского полка, который стоял в почетном карауле во время инаугурации Петра Порошенко. Большей частью пытались прочитать символично пророческое содержание эпизода. А вот моя родственница, сельская учительница, взглянула на это — по-иному: «Такие сейчас дети. Слабые очень. Едва ли не на каждой школьной линейке кто-то падает в обморок». Вот это беда, беда настоящая. О которой не говорят, о которой не думают.
Мы, дети первых послевоенных лет, ничего подобного не знали. Наши же дети и внуки слабее нас. А на что надеяться, когда, скажем, в большинстве случаев младенцев довольно быстро переводят на кормление искусственным молоком. Меня и моих ровесников матери выкармливали до года и больше — это запас прочности на всю жизнь. Такого запаса у наших детей нет.
Зато лекарства в наших аптеках дорожают и дорожают. Доллар стоит, а они все равно растут в цене. Угрожающие окрики из государственных верхов, которые время от времени раздаются, свидетельствуют только о лукавстве наших власть предержащих. Количество аптек растет, это бизнес, который по прибыльности конкурирует с торговлей оружием. К тому же нередко дорогие лекарства являются подделками. Два года назад одна из моих родственниц, после укола едва не отправилась в лучший из миров. А лекарства были куплены в аптеке, которая находилась в поликлинике. Вы думаете, кто-то был наказан?
Власть наша не видит проблемы в том, что качество человеческой жизни падает. Бытовой комфорт как будто прогрессирует, а со здоровьем все хуже. Потому что выходит так, что нашу бизнес-элиту (она же власть) это устраивает: чем больше болячек, тем чаще человек идет в аптеку. Недавний министр здравоохранения Раиса Богатырева со своим сыном сколько бабла отгребла — и что им за это стало? А ничего. Ждите скоро в гости, они вернутся...
* * *
Одна из проблем, которую придется решать власти, — язык. Ныне немало людей аж приседают старательно, подчеркивая свою толерантность к русскому языку. Особенно это заметно на телевидении. Петр Порошенко в своей инаугурационной речи даже перешел на русский язык, обращаясь к жителям Донбасса, что в данном случае было правильным жестом. Хотя и твердо отметил: государственным будет только украинский. Однако в целом все это выглядит так, будто у нас русский язык ущемляли и теперь мы, словно извиняемся: но не сердитесь, мы больше не будем. Мы же единая страна, мы же одно целое.
Трубное зрение и здесь. Не только сегодня, все двадцать лет Независимости. С одной стороны, наши ура-патриоты, которые постоянно твердили о том, что русский язык является языком чужой страны, а следовательно, и чужой в основе своей. Говорите только по-украински, потому что иначе вы не украинец и едва ли не враг. Слушать такое украинцу, который сызмала говорит, общается на русском языке, было как-то диковато. Это же его родной язык, отчего это он «чужой»?
Некоторые, еще в 1990-х, договорились до того, что двуязычность вредит интеллекту, развитие ребенка тормозится. Глупость подобной, с разрешения сказать, пропаганды была настолько очевидной, что она сама собой сошла на нет. Однако же следы ее остались, прежде всего, в очевидном преувеличении роли языка. Я знал женщину, которая принадлежала к старинному русскому дворянскому роду. В ее детстве была гувернантка, жизнь имела циклический характер: в этот день, чтобы и как ни делал, только русский язык. На следующий день — только французский, потом немецкий. И опять — русский, французский, немецкий. Со мной женщина говорила на изысканном украинском языке. И я что-то не заметил малейших поражений интеллекта, скорее наоборот — и через девяносто лет она сохранила ясный аналитический ум, прекрасную память. То есть в действительности же надо говорить что-то совсем противоположное — мы живем в стране, которая ориентируется на стандарты европейской цивилизации. А следовательно, должно всячески поощряться знание языков. Современный молодой человек должен хорошо владеть украинским, русским, английским — когда этого нет, он должен чувствовать себя дискомфортно. Незнание украинского языка в Украине — это стыдно, так должно быть. Речь идет именно о молодых, старшие поколения должны это понимать на уровне идеологическом и тем самым поощрять своих детей и внуков.
* * *
Однако сегодня действует разделение на украиноязычных и русскоязычных украинцев. Почему-то почти никто не говорит об очевидном: за требованиями предоставить русскому языку статус государственного стоит одно — чтобы так называемые русскоязычные граждане получили право на следующий же день просто забыть о самом существовании украинского языка. В первую очередь, государственные служащие. Так как сегодня «русскоязычный» является синонимом одноязычного гражданина. Вот распинается регионал Ефремов в отношении русского языка. Однако мы никогда не слышали, чтобы депутат и лидер парламентской фракции говорил на украинском языке. Несмотря на то, что это является нарушением соответствующего закона... Ты за двуязычность — вот и продемонстрируй ее. Зато подобный политик охотно расскажет о «притеснениях» русского языка — как правило, мифических. Потому что проблемы у нас нет с русским языком, а есть с украинским. Однако об этом никто откровенно не говорит, особенно ныне, когда на украинском Востоке война и есть возможность заработать политические очки.
Надлежало бы максимально четко сказать: у нас двуязычная страна, следовательно, говорить о каком-то вытеснении русского языка из Украины это утопия. Добавим: нежелательная утопия. Вот в Голландии все свободно говорят на английском языке, и это нормально для страны, вписанной в европейские и мировые реалии. Наша страна пока была хорошо вписана в постсоветское пространство, с европейским вектором известные проблемы... Ныне выглядит так, что мы вообще должны стать трехъязычными, с дополнением того же английского языка. Государственным же должен быть украинский, что обеспечит постоянство его развития.
Проблемы с функционированием украинского языка (есть целые секторы нашей жизни, где его позиции очень слабы) нужно решать, но не пропагандистской шумихой, тем более не принуждением — это имело, и будет иметь только обратную реакцию. Если у нас и дальше кино, скажем, будет знакомо массовой аудитории только в экспортном варианте, то так оно и будет продолжаться. Потому что украинская реальность не будет отзываться, будет молчать и дальше. Должна появиться серьезно проработанная программа, которая запустит механизм развития языков в Украине. Вместо политиканства — к делу.
* * *
Вспомнилось, рассказывал мне Олесь Гончар, как Лазарь Каганович, когда руководил Украиной после войне, не раз вызывал к себе писателей — среди ночи, по тогдашней моде — и, желая произвести впечатление, читал наизусть целыми страницами украинскую классику. Даже прозу. Скажем, Коцюбинского:
«Ідуть дощі. Холодні осінні тумани клубочуться вгорі і спускають на землю мокрі коси. Пливе у сірі безвісті нудьга, пливе безнадія, і стиха хлипає сум»...
Сможет ли вспомнить кто-то из нашей элиты хотя бы строчку из Коцюбинского — риторический вопрос. Украинская культура (а с ней и язык) для большинства из них это что-то такое надоедливое и бесперспективное. Хотя конечно, Каганович тоже играл в доверие, в политику — это уже профессиональное.
Впрочем, давайте оглянемся. А дожди окончились! Солнце. Конец безнадежности, скуки, грусти? О если бы так!
