Вкусно?
Во Львове есть популярный ресторан - я тоже его люблю. Здесь в меню есть салат с непретенциозным названием типа «Легкий», ради которого я эту локацию уважаю. А теперь перечислю (легко!) то, что могу сходу узнать в его составе: укропная заправка, чесночные сухарики, грецкие орехи, сушеный инжир, сушеные финики, вяленые томаты, помидоры черри, сладкий перец трех цветов, сельдерей, два сорта салата, шалфей, пармезан, зеленые оливки, черные оливки. Вообще нелегко. Даже наоборот. Второе лето подряд я заказываю это блюдо хотя бы раз в неделю. Потому что никак не могу понять: я люблю его или ненавижу?
В другой кнайпе подают мороженое с топпингами. Тоже называется как-то просто - «львовское» или «летнее». Подтаявшие шоколадный, клубничный, ванильный шарики с (внимание!): маком, изюмом, горячим шоколадом, малиновым конфитюром, взбитыми сливками, мараскиновой вишней, киви, яблоком, лесными орехами, ананасовыми цукатами. Потребительская реакция та же: зрительные и вкусовые анализаторы не успевают обрабатывать информацию и замирают в восхищении (назову это так) от разыгравшейся фантазии шеф-повара.
В изящной словесности, которая всегда охотно рассуждает о пошлости и тривиальности - то есть о пошлости, всегда большое значение имела колористика. На роль чрезмерных цветов, демонстрирующих плохой вкус героя, у саркастически-критически настроенных авторов-ревизионеров разных времен претендовали: красно-зеленый, красно-желтый, пурпурно-розовый, пурпурно-золотистый, лимонно-лавандовый, золотисто-оранжевый. Желтые канарейки, оранжевые абажуры, пурпурные обои, васильковые простыни, золотые лосины и т.д. Дело не в цветах, разумеется. Цвета не виноваты. Дело в сочетании таких агрессивных оттенков, которое ошарашивает и восторгает одновременно. Такое уродливо, что глаз не отвести.
Смотреть на уродливое всегда интересно, но и всегда неприлично (не гоже пялиться!). А вот созерцать безобразное, которое мнит себя красивым, слишком-красивым - здесь уже моральных и социальных запретов нет. Ну, потому что, во-первых, это красиво.
«Слишком» в литературе мы называем китчем.
«Слишком» в жизни - безвкусицей.
Но не факт, что китч невкусен.
Тем более что, скажем, лето в туристическом городе - это всегда какое-то такое априорное законное заслуженное «слишком», с причудливыми салатиками и одичавшими льдами. На Площади Рынок (суббота, горячее августовское утро) работают живые скульптуры: некая условная альпийская пастушка и условный великосветский господин в цилиндре, шныряет Дарт Вейдер и кто-то (кому сильно жарко, наверное) в костюме одноглазого Миньона; продают с лотков немецкие крендели, венский кофе, куклы-мотанки и «аутентичные галицкие» бомбоны; невыспавшиеся туристы под невыспавшийся голос гида пялятся на условного Нептуна в фонтане. Площадь пересекает девушка (в коротких шортах с высокой талией и в прозрачном топике без лифчика - условная пляжница в городе, где почему-то нет моря). И все туристы, скульптуры и всякие поп-культурные мемы провожают ее моментально ожившим взглядом. Китч? - Как он есть! Безвкусица? - Да нет, просто типичное тамошнее утро, кажется. Красивое по-своему. Потому что китч (что в жизни, что в литературе) - это не недостаток прекрасного, это его через-край. Что-то чрезмерно прекрасное. Как субботнее летнее утро в старом Львове.
Избыток прекрасного - это еще и избыток сильных эмоций, даже не эмоций, а страстей. Которые болезненно продолжаются и продолжаются, потому что не способны качественно перейти в нечто, с чем можно адекватно сосуществовать. (Что-то типа секса без оргазма, именно так). Как тот избыток вкусовых «суперэффектов» в салатах и десертах. Как избыток визуальных раздражителей на туристических площадях. Китч, определяют умники, тем и отличается, что катарсис в нем принципиально невозможен. Шаблоны и клише могут привлечь наше внимание (и это надолго), но изменить наше отношение к себе и миру они не способны.
Китч - штука, честно говоря, очень сложная, но это сложность метафоры. Когда используем какие-то жесты и образы, чтобы объяснить свои чувства, а взамен вызываем этим другие эмоции, а не мысли. А те переживания, они все-таки очень сильны. Короче? Китч - это подростковая (независимо от возраста) любовь.
Во Львове же мне рассказали байку, на правах городской легенды. Хлоп затащил на десятый этаж многоэтажки белого коня - под дверь квартиры, где жила его девушка. Это он так делал предложение. Кони, оказалось, легко поднимаются по лестнице. А вот спускаться не любят. Спасательные службы долго искали всяких ветеринаров-дрессировщиков, чтобы животному (коню, в смысле) помочь. Я себе представила ту последующую супружескую жизнь. Потому что она выйдет за него после такого широкого романтического жеста. Отказать - означало бы попасть в ареал бездушных стерв, а там быть неудобно. И каждый праздник - день рождения, именины, день знакомства, день первого поцелуя, всякие прочие валентины - женщина будет нервно ожидать сюрпризов и тактично намекать: «Достаточно открытки». Года через три-четыре любитель театральных жестов запеленгует наконец ее тревогу и возьмет себя в руки. И тогда начнутся настоящие нервы: «Он меня больше не любит!». Так я увлеклась сочувствием к этой незнакомке! Надеюсь, она сохранила в телефоне номера всех местных спасательных служб...
Эта забавная история - тот самый салатик из нескольких ингредиентов. Та самая Площадь Рынок, по которой гуляет Дарт Вейдер. Это те самые книги, в которых главный герой погибает семь раз, чтобы мы надежно привыкли ему сочувствовать (не шучу, есть у нас такой роман). Это «Обійми мене» Вакарчука на мотив «Бесаме мучо» на каждом третьем перекрестке пешеходного центра старого города. Это слишком!
Основная проблема в «слишком» - формах жизни: им не веришь. Ни в жизни, ни в книгах. И вместе с тем к ним возвращаешься. Чтобы снова почувствовать что-то сильное, слишком сильное... Чеснок с сушеным инжиром и киви с шоколадом, между прочим, вообще не по вкусу. Честно!
