Всегда есть первая жертва
Поиграем? Но игрушка странная, предупреждаю. Представьте себя в небольшом ночном маркете. Что вы делаете? Сидите устало на кассе? Расплачиваетесь за бутылку «Пепси»? Моете кофе-машину? Зашли за компанию с друзьями? Подробно представьте. Здесь входит человек с ружьем и начинает стрелять. Кто вы теперь и что вы делаете сейчас? Это известное психологическое упражнение. Самый популярный ответ: «Я - первая жертва». Второе место занимает: «Я - человек с ружьем». Показательна штука по «одноразовой» самоидентификации человека: кем ты прямо сейчас чувствуешь себя в своей же жизни?
Надо бы для этого использовать что-то менее шоковое: какое-нибудь романтическое свидание на выставке орхидей, например. А не массовый расстрел, совершенный без явных причин. Но работает не так.
В «Американской истории ужасов» есть харизматичный парень-призрак, задействованный в романтических нервных отношениях. Тот трэшевый сериал тем и примечателен, что эксплуатирует множество шаблонов - и не только из ужастиков, но и с тв-новостей. Такие себе дразнящие кровавые мемы, заселенные в формат хоррора. Так вот, этот нежный юноша из сериала в свое время устроил массовый расстрел в школе. На большинстве фанатских форумов девочки-подростки признавались в любви этому персонажу.
В конце концов, что удивительного? Едва ли не в каждом подростковом и взрослом сериале - от «Баффи, истребительницы вампиров» до «Закона и порядка» - будет хотя бы один эпизод о school shooting. Иногда преступление в сериалах удается предотвратить, и тогда якобы жертвой становится потенциальный преступник. Морально тема подается неоднозначно, явно. При полной однозначности предварительной установки: «Не убий!».
Это именно оно, shooting’и как мем. Если бы не звучало так легкомысленно это слово в контексте совершенного зла. Мем, по определению, - единица культурной информации. Некое понятие и явление, по которому мы сверяем свою жизнь на предмет «нормальности-ненормальности», «ординарности-уникальности».
Есть объективные причины для пристального внимания читателя-зрителя (не говорим о гражданине) к теме массовых расстрелов. Этот тип преступления набирает обороты и даже в «натуральных числах» смущает каждый раз. Одно из первых таких громких дел - 1999 год, школа Колумбайн. Два ученика ранили 37 человек, убили 13 и покончили с собой. А это уже 2012 год. Молодой человек зашел в начальную школу Сэнди-Хук, где убил 20 детей и 8 взрослых и застрелился. В конце 2014 года были обнародованы исследования Гарвардского университета: с 2001-го до 2014-го количество подобных преступлений возросло в три раза. Они происходят раз в два месяца.
В популярности (еще одно неуместное слово) массовых расстрелов усматривают последствия нервных срывов, которые провоцируют нашу психотическую жизнь. В популярной же культуре массовые расстрелы медленно заменили серийных убийц, которыми увлекались кино и литература 1980-х. Серийные убийцы действуют по системе. «Стрелки» внешне такой системы не имеют (это не так, кстати). Вопрос не в системе «стрелка» пока, а в неочевидности причин и мотивов преступления и в предельной видимости его последствий.
Мотивы «стрелков» всегда ищут, и то панически. Вот школа Колумбайн. Те двое оставили после себя дневники и блоги, где обвиняли весь мир в своих банальных, по сути, подростковых бедах. Они принимали таблетки, которые могли стать причиной их агрессии. Этого недостаточно. Начали искать еще очевидных триггеров. Один спросил девушку-жертву о том, верит ли она в Бога. И тут же ту бойню окрестили убийством на почве религиозной вражды.
Месть. Социальный и политический протест. Терроризм. Shooting’и пытаются воспринимать через эти призмы. Чтобы хотя бы создать вид, что они имеют цель. Лучше - сверхцель. Не хватает объяснений человеческого безумия. Но в них никто не видит необходимости пока.
Жуткие убийства в Сэнди-Хук, например, вообще не имеют объяснений. Убийцу ничего не связывает ни с кем из жертв. И он не оставил после себя записки, как другие. Зато в остатке - чистый ужас и скорбь, стремительно формирующие нравственную панику в обществе.
В работах судмедэкспертов по профилированию таких преступников есть один показательный момент. Для сознания убийцы, который совершает массовый расстрел, не имеет значения, умрет кто-то от направленной на него пули или от случайного выстрела. Читаю: в одном из school shooting в 6-летнего школьника убийца попал 11 раз.
Единственное, в чем сходятся психиатры: инициаторы массовых расстрелов воспринимают свои действия как моральное человеческое достижение. Сильно смахивает такое утверждение на один из факторов нравственной же паники, где агенты социального контроля усиливают патологию. Проще? Мы, как часть сообщества, делегируем безумие одному уроду, чтобы чувствовать себя некоторое время нормальными.
Нет явных причин - работаем с последствиями. У меня волосы на голове шевелились, когда, прочитав десятки отчетов о таких событиях, я поняла одно. Единственным материальным их следствием для сообщества становился внезапный скачок спроса и цен на именно ту разновидность оружия, из которого производились убийства. Потому что обычно после того именно это оружие снималось с производства.
Есть такой роман Лайонел Шрайвер «Нам надо поговорить о Кевине» и кино Лин Рэмси по его мотивам. Там главная героиня - мать парня, который устроил резню в школе, перед тем убив отца и младшую сестру. Мать оставил в живых. Вот-вот Кевин должен выйти из тюрьмы, и она рассуждает, готова ли его если не простить, то принять. Очень тяжелое произведение. Но нечестное. Тот малый там - гибрид Омена и Младенца Розмари. С детства уже был демоном, которого пригрела на груди добрая протестантская семья. Для полного эффекта относительно иронии, эта книга продается под рубрикой «мелодрама». Знаете, как узнать стопроцентную мелодраму? Там добродетель, которая страдала на протяжении всей истории, в финале непременно получит вознаграждение. Мать с сыном помирятся.
Я снова вспоминаю то упражнение на мгновенную самоидентификацию и думаю о приоритетном ответе: «Я - первая жертва».
Стать случайной жертвой «стрелка» - значит полностью беспрецедентно засвидетельствовать свою невиновность. В момент смерти от пули, не именно тебе предназначавшейся, а просто ты случайно стал на ее пути, - это полное очищение от любых факторов, которые тебя определяют как индивида и субъекта. Как известно, в любом преступлении единственное действенное алиби - это быть жертвой. За право хотя бы на мгновение почувствовать себя невиновным платить приходится всем. Вот буквально, всем.
Еще один хороший роман начинается фразой: «Сначала они выстрелили в белую девочку». И стоит дочитать произведение до конца, чтобы понять: никакой белой девушки в той книге нет. Но это же очевидно, правда? Всегда должна быть первая жертва, в которую и выстрелят сначала.
